Вице-премьер Марат Хуснуллин — РБК: «У нас денег в принципе хватает»
Содержание:
- Сколько в стране проблемных застройщиков
- Про длинные и дешевые деньги для строителей
- Какая инфляция комфортна для строителей
- Про нацпроект «Инфраструктура для жизни» и его финансировании
- Об износе коммунальных сетей
- О реальности рисков банкротств дорожных строителей
- О дефиците рабочей силы на стройке
- О работе застройщиков на новых территориях
- Про градопотенциал новых территорий
- Про оценку ущерба в Курской области
- Про критичный рост цен на стройматериалы
«Самый крупный инвестор в стране — это жители»
— Как с учетом текущих факторов — высокая ставка, инфляция — можно охарактеризовать текущее состояние строительной отрасли? Можно ли называть это кризисом и сравнивать с предыдущими, 2008–2009 или 2012–2014 годами? Какие отличия есть?
— Я всегда анализирую, что было раньше. Я уже давно работаю в сфере недвижимости, только на госслужбе в этом секторе 25 лет, и хорошо помню, как мы переживали все предыдущие кризисы. И понимаю, как мы будем переживать эту ситуацию.
Первый тезис: самый большой объем стройки в стране — это жилье. За прошлый год введено 178 млн кв. м недвижимости, из них 136 млн — это чисто жилые здания. Понятно, что жилая площадь квартир поменьше, так как у нас есть гаражи, первые этажи, нежилые этажи. Второй тезис: самый крупный инвестор в нашей стране — это жители. Строим мы по эскроу-счетам, то есть все деньги защищены. Даже если допускать вероятность, что кто-то может не достроить, — человек свои деньги не потеряет, как это было раньше с обманутыми дольщиками.
Я каждый четверг в девять утра провожу штаб со всеми главами регионов, где мы обсуждаем вопросы, связанные со стройкой, в том числе и с жильем, — у кого какой ввод, у кого какие проблемы, как строятся дороги. Пока я каких-то сигналов — что уже плохо, начало что-то падать — не слышу. Есть информация, что снизились продажи, что ипотеки не хватает. Но я еще раз напомню, что у нас на эскроу-счетах лежат 7 трлн руб., которые собраны жителями. То есть за эти деньги дома будут достроены. Если проанализировать выдачу разрешений на строительство, то у нас самое большое количество новых проектов началось в 2023 и 2024 годах. Даже с учетом текущей ситуации ввод этого года профинансирован уже на 93–94%, следующий — на 67%, 2026–2028 годы — на уровне 12–17%. То есть у нас денег в принципе хватает.
— А остальные деньги откуда будут?
— Даже если упадут продажи на 50–70%, что уже действительно есть в некоторых регионах, все равно наличие хотя 25% на эскроу-счетах хватит для завершения стройки. Поэтому базовой проблемы мы на 2025–2026 годы не видим. Да, наверное, у отдельных предприятий — слабых или с очень агрессивной политикой заимствований — будут какие-то вопросы.
— Вы таких уже видите?
— Видим. Но на всю страну из тысяч застройщиков эта цифра измеряется сотней.
— Сотня — это много?
— Есть сотня, которая строит дома на 100 тыс. кв. м, а есть сотня, которая строит дома на 3 тыс. кв. м. Поэтому на уровне всей страны речь про 1–2%. В этом году Фонд развития территорий провел оценку домов, строящихся по эскроу-счетам, и выявил определенные риски: отставание от сроков строительства наблюдается примерно у 10% объектов.
— Когда возникают проблемы у застройщиков, это же всегда для населения некий индикатор — что-то пошло не так. Вы сейчас уже начинаете работать как-то с этими потенциально проблемными застройщиками?
— Мы всех застройщиков держим на контроле, рекомендуем губернаторам приглашать их, разбирать проблемы — где-то денег не хватает, где-то сети вовремя не подключают. Разные ситуации. Но на фоне всей страны этот процент очень маленький, на уровне арифметической погрешности. Пока риска коллапса мы не видим. Но это на сегодняшний день. Что будет дальше, посмотрим. Надеемся, что все-таки ставка снизится, а льготные программы никто не отменял. Мы видим и очень большую точку роста на новых территориях: ипотека под 2% здесь точно спровоцирует большой рост.
— Если абстрагироваться от населения как источника финансирования проектов, откуда бизнесу, задействованному в стройке, сейчас брать длинные дешевые деньги?
— Все инвестиционные проекты, конечно, сейчас будут приостанавливаться. Это естественно. Мы, например, отложили несколько концессионных соглашений по дорогам. Перенесли, но не отказались. Но те, кто на рынке давно и устойчив, наоборот, в период таких падений инвестиционной активности, во-первых, выжидают с покупкой активов, а во-вторых, занимаются подготовкой проектов. Они ждут момента, когда ставка спадет, инфляция уменьшится, деньги станут более дешевыми, чтобы к этому моменту быть готовым создать новый продукт.
— И «сидят» в депозитах пока...
— У кого деньги есть — сидят в депозитах, у кого денег нет — просто вкладывают небольшие деньги в подготовку площадок, проектирование. Многие так делают.
— Как в текущих условиях новую стройку стимулировать?
— Новые стройки не начинают — это факт. Сегодня, пока инфляция не снизится, никто не будет начинать строить. Те же подрядчики, те же девелоперы думают: слушайте, инфляция не прогнозируемая, если она будет 10% в стройке, а она у нас меньше не получается в последние годы, то в проект заходить опасно. Поэтому сейчас все ждут охлаждения рынка. Да, эта мера — повышение ставки — необходима, чтобы рынок охладить, в том числе и для строителей.
В 2023 году объем ввода новых проектов был больше, чем в 2024-м. Почему так случилось? Есть важная особенность в строительстве жилья, которую все либо не помнят, либо не понимают. Жилищная отрасль — единственная в экономике, в которой ты вкладываешься сегодня, а прибыль получаешь, когда закончишь проект. Представляете, у нас любой вид бизнеса работает, а ему говорят: нет, ты свою прибыль не получишь, ты продал свою продукцию сегодня, хлеб произвел, а получишь деньги за него через ччетыре года, через пять. Почему? Потому что мы так решили на уровне государства. То есть старт льготной ипотеки и повышенный спрос привел к росту числа проектов. Как только в 2024 году начали говорить, что прекращаем льготное финансирование, их количество сократилось, и дальнейшее снижение будет точно. Мы как раз ощутим все падения, к сожалению, в 2027–2028 годах. Мы 2025 и 2026 годы прокатим на том, что есть, но 2027–2028 годы начнем ощущать.
Вопрос в том, резким или плавным будет это снижение, а также с какого момента мы будем падать, а когда опять начнем расти. Я все кризисы недвижимости проанализировал с 1991 года. Я помню, в тот год я тоже стройкой занимался как частное лицо. И, кстати, не смог сохранить свою строительную компанию: мне пришлось на год, на два ее закрыть, потому что не было работы.
— Какая инфляция комфортна для строителей?
— Мое личное мнение, что на уровне от 5 до 6%. Тогда можно было бы действительно уже прогнозировать долгие вложения. Та же самая концессия на дорогах — ну как ты пойдешь в нее на 15–20 лет, если у тебя инфляция будет более 10%? Это путь в никуда. Поэтому, пока не стабилизируется ставка, новые проекты начинаться не будут — это правило. Поэтому да: нам не нравится инфляция, нам не нравится высокая ставка, мы хотим дешевое финансирование и помним, когда ставка была 4%, а мы из бюджета ничего не субсидировали. У нас в 2021 году субсидирование кредитов оценивалось в 10–12 млрд руб. на всю страну. А сейчас этот показатель измеряется сотнями миллиардов. Нам не надо 4%, но пусть будет 5–7%, и мы себя будем чувствовать хорошо.
— Ваша фраза — «ставка по ипотеке должна быть 5%»...
— Я всегда это говорил и скажу сейчас: для того чтобы страна стабильно развивала жилищное строительство, ставка по ипотеке должна быть 5%. Китай, кстати, принял решение снизить определенные требования к банкам, чтобы по уже выданным кредитам снизить ставку.
Я с Эльвирой Сахипзадовной [Набиуллиной] постоянно общаюсь, обсуждаем многие вопросы. Но она же комплексно, как регулятор, смотрит на все. По мнению ЦБ, это [снизить ставку] пока сделать нельзя. Хотя мы же на 4% вышли в 2021 году, и, как я говорил, у нас самый прирост произошел именно тогда — в 2021–2022 годах — при минимальном объеме бюджетных средств. Говорят, что мы перегрели рынок льготной ипотекой. Но если суммарно разделить на последние четыре года, то мы примерно равнозначно растем. Нам резкие скачки тоже не нужны. Мне, как человеку, отвечающему за отрасль, не нужен резкий всплеск увеличения спроса: когда спрос и предложение не балансируются, цена растет. Но когда денег не хватает, развития нет. Поэтому наша задача — найти золотую середину.
— Можно ли сейчас говорить о запуске строек масштаба и формата условного моста на Сахалин?
— У меня позиция очень простая: любые крупные инфраструктурные стройки — они всегда в плюс. Я лично поддерживаю. Считаю, что и мост на Сахалин надо строить, и полноценную трассу вдоль черноморского и азовского побережья. Да, это проекты дорогие, сложные, но они дают мультипликативный эффект. Деньги в инфраструктуру — это же все остается в стране: зарплата, налоги, стройматериалы. Но пока деньги будут стоить 21% — это бессмысленно. Нужны дешевые деньги, как делает Китай, — деньги под 1–3% на 10–20 лет, и через налоги это все вернется.
Про новые меры поддержки
В ноябре, выступая в Совете Федерации, Марат Хуснуллин анонсировал разработку новых мер поддержки для строительной отрасли. «Мы еще не решили некоторые вопросы с Минфином относительно финансирования, но работаем над этим», — сообщил он РБК. В числе обсуждаемых мер:
- законодательное право застройщиков на рассрочку (для это должна быть возможность залога квартиры, а также ссудо-сберегательные кассы и другие альтернативные механизмы приобретения жилья);
- сокращение инвестиционно-строительного цикла, например за счет упрощения получения градостроительной документации;
- возможность субсидирования проектного финансирования для застройщиков.
«Земли у нас много»
— Какое окончательное финансирование нацпроекта «Инфраструктура для жизни» и его новых проектов?
— Общий объем средств бюджета по нацпроекту до 2030 года — порядка 10 трлн руб., примерно 4,3 трлн руб. предусмотрено на три года — 2025–2027 годы. Причем здесь мы говорим и про прямые деньги, и квазибюджетные деньги, и про инвестиционные бюджетные кредиты. Что это такое? Когда мы предоставляем регионам кредит на 15 лет под 3%, но не прямые деньги, чтобы мы отдали и забыли, а с возвратом. Это стимулирует регионы выбирать окупаемые проекты. Например, регион не просто строит дорогу, а возводит ее к жилому микрорайону, и объем строительства жилья дает налоги. Либо он строит дорогу и инженерные сети к площадке, где появляются промпредприятия. Таким образом, мы задаем критерии эффективности и говорим: ребята, мы хотим, чтобы за эти деньги вы сделали вот это.
Мы данный механизм в хорошем смысле слова раскрутили — выдали инвестиционно-бюджетных и специальных казначейских кредитов более чем на триллион, распределяли в 2022–2023 годах, деньги еще доводят. Мы никогда столько не давали за всю историю. Кроме того, по нацпроекту предусмотрены межбюджетные трансферты из федерального бюджета для регионов — за три года субъектам будет направлено более 1,5 трлн руб.
Если говорить о жилищно-коммунальном хозяйстве, то мы регионам говорим: вот даем вам инвестиционно-бюджетные кредиты и даем вам право установления тарифов, сколько вам нужно, но не выше определенного уровня. И рекомендуем им привлечь внебюджетные деньги. И, например, считаем, что мы на рубль бюджетных, прямых бюджетных и косвенно бюджетных денег привлечем 2–3 руб. внебюджетных средств.
— Есть мнение, что частники не идут в ЖКХ активно...
— Не совсем так. Есть достаточно большой объем частников, которые готовы инвестировать. Вы забываете одну очень важную тему: например, у нас большое количество тепла вырабатывается на комбинированных электростанциях. Приведу пример — 80% тепла в Набережных Челнах с населением 600 тыс. человек вырабатывается на Набережно-Челнинской ТЭЦ. Для них тепло — это побочный продукт, но без него город им не обеспечить. Поэтому, конечно, если мы даем меры поддержки, то владельцы таких электростанций готовы с нами говорить. Соответственно, в теплоэнергетике у нас большая доля проектов, которые имеют сегодня софинансирование.
И отмечу, что у нас в коммуналке нет вообще монополизации рынка: во многих странах эта доля выше, чем у нас в стране. Поэтому у нас здесь скорее не монополизация, а концентрация, если правильно. Мы видим в этом дополнительный плюс и достаточно большой объем частных инвестиций.
— Но бизнес же часто пугает история работы с секторами, где придется работать с регулируемыми тарифами.
— С одной стороны, их пугает, с другой стороны, а где у нас есть гарантированный денежный поток, как не в ЖКХ? Поэтому риск имеет смысл. Я, например, знаю создателя Engie, одной из крупнейших в мире компаний, которая занимается предоставлением коммунальных услуг (Жерар Местралле. — РБК). У компании выручка более €70 млрд, работает в более чем 100 странах мира, как раз продавая коммунальные услуги: тепло, воду, газ, электричество. То есть во всем мире ЖКХ — это стабильный нормальный бизнес. У нас же в силу разных неурегулированных обстоятельств пока эта отрасль убыточная и дотационная. К сожалению, у нас износ больше, чем мы вкладываем в обновление, в среднем по стране. Но те заделы, которые мы будем делать уже в 2025 году, позволят в целом по стране этот негативный тренд переломить.
— Но износ же очень высокий.
— Разный: где-то 50%, где-то 80%. Надо честно признать, что всех пугают износом, но точной информации нет. Объясню: если на предприятии ЖКХ нормальный директор, он все равно за счет текущего ремонта сети постепенно ее же и обновляет. И у него по бумагам может быть 100-процентный износ, а по факту уже половина заменена. Я эту тему еще по работе в качестве министра хорошо знаю и задаю вопросы обычно непосредственно руководителям предприятий. У некоторых другая ситуация: был бездарный руководитель, а регион не занимался этим, денег не давал. То есть у предприятия по бумагам один износ, а по факту уже аварийная ситуация. Поэтому основная задача — выяснить, какова реальная картина. Сейчас губернаторы этим активно занимаются, проводят обследование для понимания оптимальных схем снабжения. Например, могу сказать, что мы очень рады, что в Мариуполе сделали полностью новую оптимизированную схему теплоснабжения. Старая была запроектирована 50–60 лет назад, и она не самая оптимальная.
— Новая уже работает?
— Да. Мы подошли в этом году к подготовке к зиме в Мариуполе уже по полностью оптимизированной схеме: планово заменили трубы и котельные, убрали ненужные мощности и оставили те, где они нам необходимы.
Есть системная проблема вообще в коммунальном снабжении — мы живем по генеральным планам, утвержденным еще в Советском Союзе. Генеральные планы подразумевали, что у нас будет прирост населения практически везде, и под это строились дополнительные мощности. И когда мы сейчас заходим в модернизацию коммунальной инфраструктуры, то стараемся понять, какие мощности и где реально нужны. Есть, например, ряд населенных пунктов, где точно не требуется восстанавливать старые котельные, потому что уже нет такой необходимости — это дорого и необоснованно.
— Какие основные KPI по жилью, например, поставлены в паспорте нового нацпроекта?
— Мы хотим поддерживать темп ввода жилья не меньше 100 млн кв. м в год. Я все время рассказываю про многоквартирные дома, а на самом деле у нас самый большой рост дает малоэтажное строительство. По предварительным данным регионов, с января по ноябрь этого года введено 60,6 млн кв. м индивидуальных домов, что уже больше чем за весь 2023-й (58,7 млн кв. м). И малоэтажка нам обходится с точки зрения поддержки дешевле всего. Что нужно, чтобы люди строили такие дома? Первое — чтобы давали землю, которая недорого стоит. Земли у нас, слава богу, много. Желающих сегодня купить участок или взять в аренду очень много. Второе — надо, чтобы к участку была подведена дорога. За счет того, что денег в строительство и в ремонт вкладываем в последние годы много, дороги у нас реально стали лучше. Вот построили мы трассу М-12, и во Владимире сразу увеличился ввод жилья. Люди понимают, что до Москвы всего полтора часа езды, а квартиры тут стоят значительно дешевле, поэтому и покупают ее здесь как для постоянной жизни, так и для отдыха.
Если мы эти все планы выполним, то у нас каждый «пятый метр» жилья будет не старше десяти лет. Это уже прорыв в масштабах страны, и примеров таких же реорганизаций в мире не очень много. Мы сейчас в пересчете на душу населения строим больше, чем Китай. Но они 20 лет занимаются жилищной политикой, и обеспеченность жильем там — один из пяти столпов развития всей экономики страны. Это такая ситуация, когда желание человека улучшить свои жилищные условия дает возможность развития экономики. И вот совпадение интересов — ключевой тренд развития нашего нового проекта «Инфраструктура для жизни». А к нему мы начинаем подтягивать все остальное, в том числе и ЖКХ. Потому что уже есть ряд регионов, где если мы не наведем порядок, то субъект не сможет выполнить программу по строительству жилья. Это связано как раз с нехваткой мощностей и износом инфраструктуры.
— В каких регионах?
— По электричеству, например, нет мощностей на юге, в Краснодарском крае. У нас южная часть Сибири уже не обеспечена, низ Сибири, ближе к границе, и Дальний Восток. Там уже кратно нужно добавлять генерацию, чтобы вытащить все планы по строительству не только жилья, но и промышленного строительства. По теплу мы уже видим примерно в восьми регионах, что к 2030-му там будет риск недостатка мощностей. Поэтому нам надо обновлять существующие мощности, повышать их КПД, строить новые — это задача, которая ставится на ближайшие шесть лет.
Жилье — это главный фактор в нацпроекте. К нему же тянется не только жилищно-коммунальное хозяйство, но и транспортная инфраструктура, то есть дороги. И мы сохранили все показатели нацпроекта «Безопасные и качественные дороги» и даже повысили по ряду задач: например, довести долю дорог в агломерациях в нормативе к 85%, а региональных дорог — к 60%.
— Почему дорожные строители тогда указывают на риски банкротств и сокращений после пиковых предыдущих двух лет?
— Я считаю, что это все объясняется хозяйственными спорами между генподрядчиками и субподрядчиками, которые просто не поделили деньги. А как у нас бывает, когда не договорились и не поделили? У нас принято обвинять государство и писать во все средства массовой информации, что у нас все плохо в стройке. Ничего у нас там не плохо. Мы никогда в таком объеме дороги не ремонтировали. Мы в прошлом году 180 млн кв. м асфальта уложили. Даже во времена Советского Союза, когда была массовая стройка, которой всей страной занимались, такого объема не было. Поэтому то, что возникают какие-то споры, — факт. То, что кто-то неправильно оценил свои возможности и банкротится, — это тоже факт, но так было всегда.
И если говорить в целом об инфраструктуре, то ключевой вопрос в дорогах — это развитие общественного транспорта. Если мы не будем им заниматься, то у нас пробки, особенно в городах-миллионниках, усугубятся. Поэтому на новую программу обновления общественного транспорта мы не просто регионам даем деньги, а говорим: мы даем только при условии, что вы делаете полноценную транспортную маршрутную сеть, что вы правильно выстраиваете тарифную политику, что вы правильно делаете маршрутизацию и т.д. Мы даем деньги в обмен на системные решения.
— Но обеспечить этот транспорт должны машиностроители, металлурги и далее по цепочке отрасли, не все из которых сейчас находятся в лучшем финансовом состоянии.
— Мне сейчас сложно сказать за Минпромторг, который курирует эти сферы. Но да, сигнал у меня, например, от производителя арматуры уже поступил, что у них резко снизился объем закупки арматуры. Это надо пережить.
— Набраться терпения и все наладится?
— Терпение. Когда возникает проблема — это же всегда возможность для оптимизации затрат. Когда поток идет и нормальный спрос, тебе не надо особо по этому поводу напрягаться, всегда возникают непроизводственные затраты. Время же, когда происходят определенные экономические трудности, всегда дает возможность для оптимизации, для повышения производительности труда. Поэтому в любой минусовой ситуации надо стараться получить как можно больше плюсов. Не вижу я здесь какой-то глобальной проблемы. Те, кто вел неправильную, экономически несбалансированную политику, наверное, разорятся, уйдут с рынка, их подберут более сильные. Это как очищение.
— Бизнес сейчас акцентирует внимание на недостаточности мер поддержки со стороны государства.
— Простые цифры. Состояние богатейших людей увеличилось в стране? Увеличилось. Доля прибыли увеличилась? Увеличилась. На что жалуетесь? Экономика выросла и выросла не планируемыми темпами. Поэтому где-то хуже, где-то лучше, но в целом неплохо. Мне тоже говорят: все плохо. Что у нас плохо? Да, проблемы есть, будем решать. Будем мерами нефинансовой поддержки решать. Финансово не будем пока поддерживать. Будем поддерживать ипотеку, потому что нет денег пока в бюджете, у нас же СВО еще идет. Поэтому финансовых мер пока, которых ждут, например, застройщики и что мы начнем деньги раздавать, не будет.
«Дефицит уменьшится, потому что объем стройки уменьшится»
— О каком дефиците рабочей силы на стройке можно сейчас говорить?
— Самая острая проблема, номер один сейчас пока. Но надо понять, что сейчас дефицит немножко уменьшится из-за снижения объема стройки. Хотя это плохо. Откуда у нас возник дефицит? С 2020 года мы выросли в объемах строительства на 30% — никто в мире такого не делал. То есть у нас рост объемов стройки был не пропорционален к повышению производительности, поэтому и объективно сложился дефицит кадров. Он у нас сейчас сохраняется.
— Сколько?
— Разные есть оценки: в зависимости от того, как будет дальше развиваться экономика, от 200 тыс. до 400 тыс. у нас дефицит строителей. Но точную цифру сказать сейчас никто не может.
— А занято сколько?
— У нас в стройке и в ЖКХ со смежными отраслями работают под 11 млн. Поэтому на фоне всей этой массы 200–400 тыс. человек — не критичные цифры. Но на отдельных направлениях возникают проблемы.
— А на новых территориях есть проблема с кадрами?
— На новых территориях особо нет проблем. На сегодняшний день там работают под 40 тыс. строителей. Если два года назад мы уговаривали и стимулировали идти, то сейчас уже не приходится этого делать. У нас есть отобранный набор подрядчиков, согласованы, отобраны, учитывая специфику там работы, и на листе ожидания еще несколько десятков компаний, которые ждут.
— С учетом того что это территория фактических боевых действий, применяются ли какие-то дополнительные требования к подрядчикам, работникам?
— Конечно, предъявляются. Там есть требования, связанные с безопасностью, чтобы не было диверсантов, террористов. Мы проверяем всех. Они же работают где-то на восстановлении объектов, где-то рядом с военными, где-то близко к линии боевого соприкосновения. Там нет такого, что любой может прийти и работать.
— Застройщики на новые территории идут?
— Идут. Если год назад мы их уговаривали, то теперь у нас очередь.
— Как вы объясняете такую смену настроения у них?
— Все очень просто: мы землю под застройку и сети даем бесплатно, социальную нагрузку практически берем всю на себя, ипотеку в новых регионах под 2%.
Там рынок будет расти: СВО закончится, часть тех, кто уехал, вернется, а часть тех, кто участвовал в СВО, останется. Есть очень простой пример — Краснодарский край. Новые территории — это такой же Краснодарский край по заинтересованности людей вкладывать там в жилье. Умные люди это понимают и сегодня с удовольствием туда уже начинают инвестировать. Мы не успеваем продукт создать: на сегодняшний день желающих купить значительно больше, чем мы успеваем возвести, так как стройку за один день не получается раскрутить. Не проходит, наверное, недели, чтобы я не разбирался с вопросами увеличения объемов строительства жилья на новых территориях. У нас уже сотни тысяч квадратных метров разрешение на строительство получили. А в градостроительном потенциале заложено несколько миллионов квадратных метров.
Вообще целевая задача по новым регионам — выйти на годовой ввод 2,5–3 млн кв. м по новым территориям. Сейчас мы себе ставим задачу в первый, 2025 год, запустить в работу 2,4 млн кв. м — это текущий градостроительный потенциал. А дальше довести объем до большего уровня. Краснодар же строит больше 1 кв. м на человека, то есть в год новые регионы должны строить по 4,5 млн кв. м. Соответственно, градопотенциал новых территорий должен быть на уровне 12–15 млн кв. м.
При этом важно решить вопрос с коммунальными сетями — например, в Мариуполе мощности очистных сооружений рассчитаны на 500 тыс. жителей, но они требуют реконструкции. В Донецке, Горловке, Макеевке, Луганске полностью будем реконструировать. По дорогам мы идем очень неплохо на этих территориях, перевыполняем планы и за три-четыре года все основные трассы отремонтируем. Азовское кольцо проходит 390 км по новым территориям, и мы ставим в плане в течение шести лет полностью сделать 4-полосную скоростную магистраль с обходами городов.
— C точки зрения технологии там что-то уникально новое применяется или нет?
— Не применяем, но стараемся использовать технологии, которые позволяют строить быстрее. Когда мы анализировали ситуацию в Мариуполе, то изначально был план, что многие дома снесут. Но потом мы посчитали, что проще и дешевле будет их восстановить.
«Поскольку есть гарантированный объем работы — строители едут»
— Есть ли оценка — сколько человек сейчас лишились жилья в Курской области и как продвигается ситуация с помощью?
— Мы решили все финансовые вопросы. Я сам выезжал туда, встречался с жителями. С Александром Евсеевичем (Хинштейном; врио губернатора региона. — РБК) я каждый день созваниваюсь, он у меня бывает регулярно. Мы договорились, что все госвласти будут работать в новогодние праздники и жилищные сертификаты выдавать. Организационную работу надо наладить.
— Есть понимание, сколько готовы уезжать и готовы оставаться?
— Разный процент. Все будет зависеть от сроков. Когда разрешится там ситуация. Пока большинство людей хотят остаться. Большинство людей говорят: поставьте нас на учет, дайте нам сертификат, чтобы мы точно знали, что у нас деньги есть, и мы дождемся, когда освободится, и вернемся на свои земли, и будем там восстанавливать, строить свое жилье. Многие построят новое жилье вместо того, что у них было. Конечно, это не компенсирует им всех моральных и физических потерь, которые есть, но люди получат новое жилье — это большой плюс.
— Есть общая оценка ущерба от нападения ВСУ на Курскую область?
— Пока нет. Потому что часть территории не освобождена, а заниматься приблизительным подсчетом — какой смысл? У нас уже сформирована система и есть отработанный опыт. Как только освободится территория, сразу посчитаем, составим план действий и будем двигаться. У нас есть семь механизмов быстрого финансирования по укороченной процедуре. Например, в Авдеевке пока посчитали целесообразным только один квартал восстановить — там сейчас работает только одно крупное предприятие (Авдеевский коксохимический завод. — РБК). Пока Северо-Донецкая агломерация была в зоне прямого артиллерийского обстрела, мы ее восстанавливали частями. Сейчас же, когда линия отодвинулась, мы практически входим во все дома.
Каждый населенный пункт — это индивидуальное решение. Есть те, которые нет смысла восстанавливать: как правило, это какие-то совсем небольшие села или хутора. Тогда люди просто получают компенсацию. Но это небольшое количество, пока у нас таких случаев единицы. Например, по Мариуполю мы три раза пересматривали планы, так как, когда мы приехали, там было 70 тыс. население, а сейчас уже 300 тыс. с лишним. Население прибавляется каждый месяц, отсюда и увеличиваются темпы восстановления. То же самое у нас и в Северо-Донецкой и Луганской агломерациях. Жить в доме, когда понятно, что тебе в любой момент прилетит артиллерийский снаряд, — это одно. Другое дело, когда ты уже понимаешь, что снаряд не прилетит. Поэтому люди начинают возвращаться.
Второй этап — это восстановление рабочих мест на фоне возобновления работы предприятий. Есть те, которые прямо хорошо восстанавливаются. Например, я зашел в ЛНР на одно предприятие — там роботы стоят, установлены современные производственные линии. Поэтому есть хорошие предприятия, а есть крупные, которые требуют серьезных вложений. В сегодняшней ситуации они не будут восстанавливаться, так как нужны инвестиционные средства. Но то, что со временем экономика в них будет восстановлена, у меня сомнений нет.
— С точки зрения стоимости строительства квадратного метра там с учетом всей специфики — что это в цифрах для строителей?
— Мы платим чуть больший коэффициент, если подрядчик работает в 15-километровой зоне к линии, потому что есть риск прямой для жизни. Есть дополнительные определенные затраты на логистику, так как это все равно про границы и переезды — транспортники берут за эти риски больше денег. Мы сейчас ставим задачу запустить там производства стройматериалов. Уже 5% местной стройки — из местных материалов. А так мы платим по тем же расценкам, что есть у соседей, например в Ростовской области. Но поскольку есть гарантированный объем работы — строители едут.
«Мне категорически не нравится рост стоимости материалов в два раза»
— Есть ли сейчас общие риски роста цен на стройматериалы?
— Да, цены растут и, к сожалению, на рост цен стройматериалов я не могу подействовать, у меня нет юридического механизма влияния.
— Насколько это критичный рост?
— Мы считаем, что критичный. С 2021 года средний рост цен на стройматериалы составил почти 64%. Строить объективно стало дороже. Из чего складывается строительная инфляция? В стоимости строительства в зависимости от типа от 30 до 70% — это стоимость стройматериалов. И когда у нас рост по разным позициям за четыре года от 60 до 100%... Второй фактор в удорожании строительства — это заработная плата, она составляет в себестоимости объектов от 15 до 50%, в среднем 25%. Рабочие подорожали на 50–100%, и это все перекладывается в стоимость. Третья составляющая — это транспортные механизмы, которые тоже подорожали на десятки процентов.
Как бороться с ростом цен на стройматериалы, я пока даже не знаю.
— Федеральная антимонопольная служба не помогает?
— А там нет какого-то сговора между производителями, на который могла бы среагировать ФАС.
— Но есть же разные механизмы при резком росте цен на какую-то категорию товаров для введения возможности регулирования — от включения в спецсписки до рекомендаций производителям или продавцам по ограничению наценок.
— Запишите, что это «предложение корреспондента», я сам давно за это борюсь. Но эта отрасль не консолидирована, поэтому коллеги считают, что заниматься ее госрегулированием не надо.
Но мое личное мнение, что надо вводить. Мне категорически не нравится рост стоимости материалов в два раза. Государство — огромный заказчик, мы на триллионы заказываем строительные и ремонтные работы. Поэтому, когда цены на стройматериалы растут, у нас и бюджет теряет от этого деньги. Если такая ситуация и дальше будет продолжаться, то, наверное, будем настаивать на этой теме. Предыдущие мои попытки не были поддержаны.
И у меня, честно говоря, двоякое отношение. С одной стороны, я понимаю, что нужно, чтобы рынок работал. Но если рынок нас из года в год начинает на повышенные проценты нагибать, мне это уже не нравится. И это не нравится никому, и самое главное — потребителю, так как за все платит именно он.
— Сказывается ли увеличение цен на стройматериалы на стоимости жилья?
— Когда мы говорим о росте цен на жилье, то учитываем в том числе и эти факторы. Сейчас добавился еще один — стоимость финансов (проектного финансирования. — РБК) в цене квадратного метра. Когда продажи идут хорошо — этот вклад минимальный. Но если они ухудшатся, то застройщики будут дополнительно платить банкам 12–15%, соответственно, в стоимости каждого квадратного метра появятся эти проценты за финансовые услуги.
Мы провели анализ и видим, что при продолжающемся росте тарифов на ресурсы, на перевозки, на привлечение финансирования уровень строительной инфляции в 2025 году составит около 13%.
Читайте РБК в Telegram.
Bloomberg узнал, что чиновники и бизнес жалуются Путину на Набиуллину
Как изменятся штрафы с 1 января. Инфографика
ЦБ объяснил решение сохранить ключевую ставку на уровне 21%
Прогнозы на 2025 год от экономиста Михаила Задорнова
Financial Times назвала человека года
Российских фигуристов допустили к отбору на Олимпиаду
Хуснуллин оценил нехватку рабочей силы на стройках
Что будет с ценами на новостройки в 2025 году
Сколько россияне должны коллекторам. Инфографика
Индекс финансового стресса для России приблизился к годовым максимумам
Читайте РБК в Telegram! Подборка наших каналов
