Сергей Собянин — РБК: «Зачистить вирус, как в Китае, у нас невозможно»

Сергей Собянин (Фото: Андрей Любимов / РБК)

— У вас есть предварительные подсчеты цены пандемии для Москвы?

— Мы недополучили 200–250 млрд руб. доходов за прошлый год. И за полтора года израсходовали еще где-то 350 млрд на борьбу с ковидом: лечение, социальную поддержку и помощь бизнесу.

— То есть больше 600 млрд?

— Да. И мне кажется, что ковид в меньшей степени влияет на экономику, по крайней мере у нас. Для всех нас это главная тема — политическая, социальная, экономическая, какая хотите. Другой режим работы, другая психологическая обстановка, другое отношение ко многим привычным вещам. Вообще мир изменился.

Гораздо в большей степени он влияет на внутреннее самоощущение и самочувствие. Когда человек постоянно находится в зоне риска, то ощущает сильный дискомфорт. И, как реакция, у многих людей поднимается градус негатива.

— Вы на себе этот негатив ощущаете — виноваты власти?

— И я понимаю, почему так происходит. Психологически люди делятся на две группы. Одна половина считает, что мы делаем мало, вводим недостаточно ограничений. Вторая половина считает, что действуем слишком жестко.

И, что бы ты ни сделал, ты всегда будешь не прав. А твоя задача — найти компромисс между этими крайностями. Даже не компромисс, потому что компромисс — это всегда какие-то уступки. Мы должны найти оптимальное решение, чтобы, с одной стороны, защитить здоровье и жизни людей. А с другой стороны, спасти экономику и психологическое самочувствие тех же самых граждан. Вот между двумя этими задачами мы и балансируем. На мой взгляд, в Москве удалось выбрать оптимальную модель.

— Довольны тем, как ваша команда сработала во время пандемии? Замен в правительстве города не планируете?

— Я доволен тем, как мы проходим нынешнее испытание. Все комплексы проходят достойно. Лучше, чем многие другие города. Приезжают из других городов, из ВОЗ, спрашивают: «Как вам удалось, как вы можете так быстро разворачивать систему здравоохранения?»

Но это заслуга не только здравоохранения. Это работа всех городских служб. Если бы у нас не было мощных систем капитального ремонта, мы бы за месяц не перепрофилировали больницы и не открыли новые госпитали. Если бы не было строительного комплекса, мы никакого Вороновского бы не построили, Коммунарку бы не построили. Если бы не было экономического комплекса, мы бы не обеспечили огромные объемы закупок санитарных масок, халатов и прочего. И так далее.

— Как в борьбе с эпидемией выстраивалось взаимодействие с частным бизнесом?

— Без единой проблемы. Я не помню, чтобы кто-то отказал. По нашей просьбе отправляли самолеты, сами привозили все, что нужно, со всего света.

«Если койки заполняются на 2/3 — это сигнал, что нужно принимать ограничительные меры»

— Рост заболеваемости в июне стал для вас неожиданностью?

— Мы знали, что существует новый штамм «дельта». Но весной мало где в мире массово болели «дельтой», и посмотреть, как эта болезнь протекает в масштабе стран, было негде.

Тем не менее у меня была внутренняя тревога. Вроде в мае должно было все закончиться. Сравнительно большая доля иммунизации населения: огромное количество переболевших, немало привитых и так далее.

И вдруг мы видим, что в мае ничего не заканчивается. Объявили нерабочие дни на майские праздники. Снова ничего не заканчивается, наоборот — заболеваемость потихоньку растет и в начале июня резко устремляется вверх.

Тогда было сделано масштабное исследование штаммов. Результат был ошеломляющий: за месяц доля случаев штамма «дельта» подскочила с 2–3 до 80%.

Сергей Собянин

(Фото: Андрей Любимов / РБК)

— Специалисты объяснили, почему такой взрывной рост «дельты» произошел?

— «Дельта» в разы более вирулентна, чем уханьский штамм. И, кроме того, на этот раз ситуация радикально поменялась. Раньше новая волна заболеваемости сначала приходила в Европу, и только спустя месяц-полтора к нам. А весной в Европе «дельты» почти не было.

Великобритания и другие страны сидели в жестком локдауне, поэтому новый штамм там появился, но не распространился. В результате мы впервые оказались впереди Европы. И это была тяжелая история. Но, как видите, справились и с ней. А сегодня «дельта» масштабно зашла и в Европу.

— Три недели с QR-кодами улучшили ситуацию?

— Конечно. Во-первых, на порядок больше стали вакцинироваться, а во-вторых, меньше контактировать. За это время заболеваемость ковидом упала в городе в два раза.

— Планируете ли проведение тотальной проверки выполнения требований о вакцинации 60% работников?

— Нет, мы и без тотальных проверок достигли поставленных целей. Подавляющее большинство предприятий выполнили все требования. В целом отрасли, обозначенные в приказе Роспотребнадзора, по вакцинации превысили 60%. Некоторые предприятия превысили 70–80%. А с теми предприятиями, которые не отчитались, Роспотребнадзор будет работать в индивидуальном порядке.

— Какие показатели заболеваемости являются для вас сигналом, что нужно вводить ограничения?

— Для лечения заболевших мы мобилизовали примерно 23 тыс. коек. Если они заполняются на 2/3 — это сигнал, что нужно принимать ограничительные меры. И в мае—июне мы такие меры приняли. Это был не общий локдаун, скорее, локальные меры.

И как только мы увидели, что идет спад заболеваемости, начали эти койки выводить из оборота, возвращать плановую медицинскую помощь и отменять ограничительные меры. Мы так делаем каждый раз.

В этом и состоит смысл управленческой работы — вовремя вводить ограничения и вовремя их отменять. Пытаться раз и навсегда зачистить коронавирус, как это делают в Китае, в нашей стране невозможно. Если бы мы ставили себе такую задачу, то пришлось бы вводить «железный занавес» по периметру, делить страну на отдельные сектора, окружать их военными патрулями и так далее. А потом мы бы открылись, и все началось бы заново.

— Ближайшее крупное мероприятие — 1 сентября. Будет удаленка или дети пойдут в школу?

— Мы никакой удаленки не планируем.

— Празднование Дня города будет сокращено?

— Никаких фестивалей проводить не будем. Ярмарки будут работать, но без культурной программы. Сезонную торговлю надо активизировать, чтобы увеличить конкуренцию и притормозить рост цен.

Сергей Собянин

(Фото: Андрей Любимов / РБК)

— Планирует ли Москва новые меры поддержки бизнеса?

— На поддержку граждан и бизнеса мы уже потратили около 100 млрд руб. Это и прямые выплаты, и отсрочка арендных платежей, и налоговые преференции…

Если ситуация требует, мы эти меры поддержки продлеваем. И даже кое-что новое вводим, например для общепита: гранты на санитарные меры и оплату коммунальных услуг. Плюс продлили льготную программу кредитования.

— Вы считаете, что этих мер достаточно?

— Самое главное в поддержке бизнеса — не раздать деньги, а дать возможность работать. Поэтому, как только ситуация позволила, мы отменили QR-коды. И сейчас бизнес наверстывает упущенное. Не полностью, но в значительной степени. Я думаю, если не вводить больше никаких ограничений, по итогам года общепит выйдет на уровень 2019 года.

— Насколько критичным для Москвы оказался возникший во время пандемии дефицит трудовых ресурсов?

— К сожалению, прошлым летом пришлось практически на два месяца закрыть стройки, прекратить работу по благоустройству, ремонтам и так далее. В результате строительные организации уволили многих людей. И они уехали. Действительно, возник дефицит рабочей силы. И достаточно большой. Я думаю, тысяч двести, наверное. Частью в ЖКХ, частью в сфере услуг и торговле, частью на стройке и так далее.

Это потянуло за собой увеличение стоимости рабочей силы, и все остальное тоже начало расти. Потому что, когда заработная плата растет без увеличения производительности труда и выпуска конечного продукта, любой экономист скажет, к чему это приводит. Поэтому мы и видим усиление инфляции. Дальше ЦБ начинает ее притормаживать ростом ставок. В итоге всем становится хуже.

— То есть мигранты стали причиной инфляции?

Отчасти да. Не мигранты, а их отсутствие. Тем не менее бизнес адаптируется. Объемы работ не только не уменьшились, но и выросли.

— Москва пересматривает стоимость подрядов на строительство с учетом этой ситуации?

— Если контракты заключены по твердой цене и на короткий срок, мы их не пересматриваем. А если это новые проекты, конечно, будем корректировать с учетом экспертизы.

— Придется откладывать крупные проекты?

— Нет, мы не откладываем практически ничего, наоборот, ускоряем. В начале года приняли решение об ускорении строительства метро, в первую очередь Большой кольцевой линии. Мы должны были ее закончить в 2023–2024 годах. Теперь сконцентрировали ресурсы и закончим в основном в 2022 году. Уже 11 станций введено, еще девять до конца года введем. Это будет 20 станций. Остальные 11 останутся на следующий год и начало 2023 года. В итоге в 2023 году мы полностью запустим самую большую кольцевую линию метро в мире.

Другие важнейшие инфраструктурные проекты, здравоохранение и образование мы тоже не останавливаем. Недостающие ресурсы занимаем на рынке.

— Над какими стратегическими проектами работаете?

— Мы изначально определили для себя ключевые проекты развития города и, несмотря ни на какие кризисы, от них не отступаемся. Это развитие транспортной системы, здравоохранения, образования, спорта, культуры, общественных пространств. Комплексное обустройство московских улиц и районов. Поддержка экономики и создание качественных рабочих мест. Социальная поддержка людей старшего поколения и других групп москвичей, которым требуется помощь.

Я без всякой иронии считаю, что Москва может и должна быть лучшим городом во всех отношениях. И от этого не отступлюсь.

— Кто в нынешних условиях приносит Москве основные доходы?

— У нас ярко выраженных нет лидеров. В Москве диверсифицированная экономика. Все понемножку. И нефтяники частично. Их поступления сегодня составляют 4–5%. Когда-то было 16%. Промышленность тоже дает немного — порядка 7%. А в основном московские доходы — это финансы, услуги, торговля, инновационный бизнес, экспорт. У нас очень устойчивая экономика, связанная с услугами.

Сергей Собянин

(Фото: Андрей Любимов / РБК)

— Минфин дает Москве 81 млрд руб. как инфраструктурный кредит. Куда пойдут деньги?

— Пока не знаю, не дали еще. На самом деле мы выполняем очень много федеральных функций. И главная из них — это реконструкция пригородного сообщения, создание МЦД. Железные дороги — это на 100% федеральная инфраструктура. Но мы в нее вкладываем сотни миллиардов рублей. Наверное, туда можно направить и инфраструктурный кредит. Плюс мы строим целый ряд федеральных проектов, объектов: МГТУ им. Баумана, Инновационный кластер МГУ, Центр управления полетами «Роскосмоса» и так далее.

— Как идет разработка нового генплана Москвы? Когда он будет готов?

— Я как-то спросил у английских коллег: «Как у вас с генпланом в Лондоне?» — «Нет у нас». — «А мастер-план у вас есть?» — «Пока нет». — «А как вы живете вообще? Лондон же большой город». — «Проблем нет. Мы разрабатываем стратегию, общее видение».

В действительности генплан — это советская кондовая история. Почти нигде в мире никто ничего подобного не делает.

Мало того, мы гипертрофировали планирование до такого состояния, что оно стало просто неподъемным: генплан, проекты планировок территорий, ПЗЗ, ГПЗУ. Весь город должен быть на квадраты нарезан, и распланирован на 20 лет вперед. Но это же невозможно. У нас по старому генплану огромное количество отклонений. Они естественны, от них никуда не денешься. Мы каждые десять лет прибавляем миллион населения. Структура экономики меняется кардинально.

В реальной жизни все очень динамично. Например, у нас 17 тыс. га промзон. По генплану это промзоны. Но половина из них точно никакие не промзоны. Там помойки, из которых надо что-то полезное делать. И заводские территории стране не нужны в таком объеме.

Лучше видеть стратегию, разработать мастер-план. Он, действительно, необходим. И нужно над ним работать. Но, опять же, это не документ, а процесс. Процесс обсуждения, осмысления, куда мы двигаемся.

Поэтому, честно говоря, мне не хочется никакой новый генплан разрабатывать. По плану эти работы ведутся, но не более того.

— Можете отказаться от генплана?

— Скорее всего, мы попробуем перевести генплан в режим постоянного обновляющегося мастер-плана. Потому что любой жесткий документ, который мы примем, не будет иметь никакого отношения к реальной жизни.

Архитектурный контроль, разумеется, очень нужен, но это не про генплан. За эти годы мы ушли от дешевых безликих «панелей», ушли от застройки в стиле спальных районов, перешли к современной квартальной планировке. Много что еще изменили в подходах к планированию и проектированию. Любой проект рассматриваем не как отдельный дом, а в режиме комплексной застройки: жилье, инфраструктура, рабочие места и так далее. Механизмы планирования — сложные, очень инерционные, но они начинают потихоньку меняться. Съездите в Новую Москву, посмотрите новые районы. Они же другие, просто другие.

— Насколько изношена коммунальная инфраструктура города?

— В Москве нет отрицательного тренда по росту износа коммунальной инфраструктуры. Наоборот, мы потихоньку обновляем ее. Сделать все сразу невозможно. Иначе придется весь город перекопать. Каждый год в сети вкладываются приличные деньги. Но это не бюджетные, а инвестиционные проекты энергетиков, коммунальщиков, газовиков.

— Вы говорили, что платного въезда в центр города не будет, но население растет, машин больше. При каких-то условиях такой вариант рассматривается?

— Пока нет. Сейчас нет критичности с дорожной ситуацией.

— Изменения принципов оплаты общественного транспорта рассматриваются? Не планируете переход на покилометровую оплату?

— Зачем? Мы, наоборот, стараемся снизить плату за поездки по МЦД. Сделали бесплатную пересадку с пригорода на метро, чтобы стимулировать людей пересесть с личных авто.

А если сейчас увеличить тариф, четверть тех, кто на метро ездит, вернутся на дороги. И мы получим коллапс.

Для нас важнее обеспечить нормальный трафик на дорогах и комфорт поездок в общественном транспорте. Даже если это дополнительные расходы бюджета. Хотя, конечно, надо стремиться к тому, чтобы общественный транспорт себя окупал, хотя бы по текущим расходам.

— Как будет реализован проект развития Москвы-реки? Планируете развивать водный транспорт?

— Больших объемов перевозок мы не планируем. Но обязательно запустим речные трамвайчики. Это будет хорошая история для Москвы.

Мы каждый год по несколько набережных делаем — сегодня одна набережная, завтра другая. Мы уже реконструировали, по-моему, штук 20 набережных и новые строим. Нагатинский Затон, Южный порт и до Кремля — будет набережная единая. И она сегодня уже частями вырисовывается.

— И когда появится единая набережная?

— Зависит от того, как скоро инвесторы реализуют проекты реорганизации промзон в районе Симоновской набережной. И Южный порт — перспективный проект, который будет реализовываться лет десять, наверное.

Есть проекты по Строгинской пойме, часть уже реализована. Будем обустраивать огромную пойму в Мнёвниках. Там будет создана большая 200-метровая профессиональная волна для серфинга и первая в мире крытая.

Химкинское водохранилище — много территорий для обустройства. За Сити сейчас стройка Шелепихинской набережной идет. Практически все крупные набережные у нас в работе.

От Северного речного вокзала до грузового порта тоже будем продлевать набережную. Мы порт перенесем, скорее всего, подальше — на «полуостров» возле МКАД.

— Дорогой проект?

— Это не бюджетный проект. Инвесторы будут делать. Пока готовых решений нет, но мы смотрим, как можно порт перенести. Это очень сложно.

— Как вы относитесь к спорам вокруг использования в городе электросамокатов? С одной стороны, экологичный и удобный транспорт, с другой — много пострадавших со сломанными руками и ногами.

— И от велосипедов у нас тоже много сломанных рук и ног. И ДТП на дорогах происходит еще слишком много. В общем травматизме самокаты занимают самую маленькую нишу. Просто они стали заметными, и пошла волна, что это страшная опасность.

Конечно, электросамокаты, которые порой управляются безбашенной молодежью, вызывают дискомфорт. Но такой же дискомфорт для автомобилистов вызывают мотоциклисты и велосипедисты. Так происходит во всем мире. Это всегда конфликт. И его надо регулировать. Но как регулировать? Давайте вместе анализировать, искать оптимальное решение. Но держать и не пущать — это бессмысленно.