Глава ИМЭМО — РБК: «Трамп разыгрывает сложную комбинацию»
— Все видели разговор Дональда Трампа с Владимиром Зеленским, который состоялся на глазах у журналистов и шел на повышенных тонах. Как вы можете объяснить позицию администрации США по поводу конфликта на Украине?
— Не нужно путать публичное представление политического процесса и реальность. Я думаю, что Трамп разыгрывает достаточно сложную внешнеполитическую комбинацию. В 2014 году Барак Обама дистанцировался от минских соглашений, сделав мирное урегулирование в Донбассе проблемой России и ЕС. Тогда руководство Украины восприняло это однозначно — как карт-бланш для игнорирования мирного процесса и для продолжения применения силы против ДНР и ЛНР. Восемь лет спустя лидеры Франции и Германии откровенно рассказали, что их целью было ввести Россию в заблуждение и выиграть время для укрепления военного потенциала Украины.
Разговор Трампа с Зеленским показал, что президент США хочет снизить финансирование военной политики Киева за счет средств американских налогоплательщиков, но одновременно на данном этапе хотел бы снять с себя политические риски, связанные с заявленной им активной ролью в процессе политико-дипломатического урегулирования. Он уже обещал решить проблему достижения мира в кратчайшие сроки. Однако завершение такого длительного конфликта требует длительных и нюансированных переговоров, включающих большое количество вопросов — военных, политических, территориальных, гуманитарных.
Раскритиковав Зеленского за нежелание садиться за стол переговоров с российским руководством, Трамп, с одной стороны, показывает, что именно Киев действительно не хочет урегулирования, а с другой — снимает с себя и с США ответственность за военную поддержку Украины, перекладывая ее полностью на европейцев. Ведь страны ЕС, выказывая поддержку киевскому режиму, закономерно примут на себя одновременно большую ответственность за военную поддержку Киева. На европейских членов НАТО тем самым возлагается задача продолжения опосредованного противоборства с Россией на Украине. А США смогут подождать момента более выгодного для своего вовлечения в дипломатический процесс на правах арбитра.
Выгоды от этой ситуации для России, которая неоднократно заявляла о готовности к политико-дипломатическому завершению конфликта, но с твердыми гарантиями по более широкому кругу вопросов безопасности, не очевидны. Пожалуй, в пользу позиций России только одно — на Западе появился альтернативный взгляд на украинский конфликт, часть общественного мнения и позиций американских элит уже точно не с Киевом.
— Как, на ваш взгляд, изменились внешнеполитические приоритеты второй администрации Трампа по сравнению с первой?
— Внешнеполитические приоритеты второй администрации Трампа станут ясны только после публикации обновленной Стратегии национальной безопасности, которая ожидается не раньше конца этого года или начала следующего. До этого момента будет происходить «пристрелка» — поиск приоритетов и определение ключевых направлений.
Трамп вернулся в Белый дом гораздо более подготовленным в плане понимания того, как делается международная политика, что нужно ему с внутриполитической точки зрения и что нужно Америке с экономической точки зрения.
Внешняя политика новой администрации выглядит крайне прагматичной и экономикоцентричной. Звучат громкие заявления вроде «отдайте нам Гренландию» или «хотим назад Панамский канал». Но на чем действительно будет сфокусирована внешняя политика администрации Трампа, покажут ближайшие год-полтора. Первые 100 дней в Белом доме, безусловно, задают тон, но они не дают полной картины долгосрочной стратегии.
— Что на данном этапе представляет наибольшую важность для новой администрации?
— Очень важными будут отношениями с соседями, Мексикой и Канадой, прежде всего с экономической точки зрения. Эти две страны — ключевые торговые партнеры США: они одновременно источники ресурсов и рынки. Поэтому Трампу важно то, что происходит в этих странах. Он тот президент, который, видимо, хочет вновь развернуть Америку к Западному полушарию, и для его президентства также будет иметь существенное значение происходящее в Аргентине, Бразилии и других крупнейших экономиках региона.
Как и для его предшественника Байдена, для Трампа крайне важны отношения с Китаем. Он будет вести весьма жесткий торг за условия взаимодействия в торгово-экономической сфере — посредством тарифов выдавливая китайских конкурентов американских компаний с рынка США. Одновременно администрация Трампа нацелена на стратегическое военно-политическое сдерживание Китая — здесь нет отличия от курса демократов. Главный вопрос в том, насколько руководство США будет готово пойти на разделение экономик (decoupling) и какие условия и ограничения развития будет навязывать Пекину в торговле, финансах, инвестициях и технологиях. Многое будет зависеть от того, какие позиции китайские компании смогут получить в глобальных цепочках стоимости, встраиваемых американскими компаниями, а откуда их американцы постараются выкинуть.
Уже сегодня очевидно, что США будут вытеснять китайских поставщиков и партнеров из тех секторов, где они могут получить доступ к перспективным инновациям и технологиям двойного назначения: связь, телекоммуникации в целом, микроэлектроника и в первую очередь полупроводники, новые материалы, высокопроизводительные вычисления и методы работы с большими данными. Это определит дальнейшую модель социально-экономического развития самих США — параметры реиндустриализации и развития человеческого капитала, а также приоритеты промышленной политики и инновационной стратегии.
Трамп может создать политическую или регуляторную рамку при помощи тарифов, технологических ограничений, экспортного контроля и санкций, но при этом сами решения будет принимать американский крупный капитал. Важно помнить, что США сильно зависят от поставок комплектующих и ресурсов из Китая, в том числе редкоземельных металлов и лития. Как администрация Трампа будет балансировать между интересами бизнеса, с одной стороны, и соображениями национальной безопасности и политико-идеологическими приоритетами, с другой — вопрос открытый. С периода первого президентства Трампа мир изменился очень сильно. Да и сам Трамп другой: он гораздо более опытный и гораздо более подготовленный президент, и команда у него формируется очень интересная, хотя и местами весьма нестандартная.
— Говоря о команде Трампа, какой вывод можно сделать из того, что на многих ключевых должностях оказались как раз люди из мира крупного капитала?
— Республиканцы на протяжении многих десятилетий, приходя к власти, традиционно назначают на ключевые государственные позиции управленцев, юристов и переговорщиков из крупного бизнеса. Такой подход обеспечивает поддержку администрации со стороны крупного капитала — американского транснационального капитала, заинтересованного в доминировании на глобальных рынках. Трамп действует в рамках этой давней традиции, формируя команду в привычной для республиканцев логике. Однако в его случае это особенно заметно, поскольку он сам человек бизнеса.
Трамп уже был президентом. Он хорошо понимает интересы корпоративного капитала и задачи страны и попытается их сочетать. При этом Трамп — правый республиканец и глубоко укоренен в традиционной системе координат внутриполитических и внешнеполитических приоритетов этой части истеблишмента. Хотя он и заявляет о необходимости «очистить вашингтонское болото», сам он тесно связан с традиционными группами интересов, которые всегда поддерживали Республиканскую партию — компании ТЭК и ВПК. Теперь к ним добавились компании финтеха и крупные инвестиционные фонды. В этом смысле Трамп — абсолютно системный игрок. При этом опыт первой администрации, где было немало людей из Пентагона, убедил его в том, что бизнесмены работают эффективнее.
— И до, и особенно после инаугурации Трамп обрушивался с критикой на Канаду, заявляя, что она будто бы выживает лишь благодаря американским субсидиям, а потому должна стать 51-м штатом. Насколько он действительно хочет расширить США?
— Это скорее торгово-экономический вопрос. Трамп — сторонник жесткой таможенно-тарифной политики. Это уже хорошо видно по Китаю, против которого он уже вводит тарифы. При этом китайские ответные меры выглядят гораздо более сдержанными и умеренными, чем те шаги, которые предпринимает Вашингтон. Трамп сейчас пугает своих союзников из Евросоюза 25-процентными тарифами. Это выглядит как запросная позиция.
С Канадой то же самое. Трамп знает, что Канада испытывает экономические трудности и что сейчас удачный момент, чтобы пошуметь, попугать и потребовать что-то для себя. Но это не территориальные претензии.
Это и сигнал Лондону: а с кем вы, Великобритания, пойдете ли вы за мной так, как вы ходили раньше за Соединенными Штатами? Все-таки главой государства в Канаде, пусть и формально, является не премьер-министр Джастин Трюдо, а король Карл III.
— Насколько серьезно предложение Трампа о покупке Соединенными Штатами сектора Газа, выселении оттуда палестинцев и превращении его в международный анклав?
— Нестандартное решение и столь же фантастическое. Все это выглядит очень сомнительно в условиях, когда мирный процесс очень хрупок.
— Существует ли механизм для подобной сделки? С покупателем все понятно, но кто будет выступать продавцом в данном случае?
— Юридически это Израиль — с точки зрения самого Израиля и с точки зрения США. С точки зрения правительства Палестинской автономии — это территория, которая правительством Палестинской автономии и движением ФАТХ управлялась в очень ограниченной степени, это была опорная зона ХАМАС. Российская Федерации признает палестинскую государственность, а вот США — нет. Трамп однозначно будет занимать жесткую произраильскую позицию, как и всегда правые республиканцы.
— Вы упомянули Гренландию. Насколько Трамп серьезно настроен на ее покупку по сравнению со своим первым сроком? И действительно ли его конечная цель — установление права собственности США на остров?
— У Датского королевства, которое осуществляет контроль над Гренландией, существует давняя система соглашений с Соединенными Штатами в рамках двустороннего договора о безопасности Гренландии, позволяющего Вашингтону размещать на острове военные объекты. США традиционно рассматривают Гренландию как своего рода «непотопляемый авианосец», а в период холодной войны там была база стратегической авиации и даже было размещено ядерное оружие. В настоящее время на острове расположены аэродромы и радиолокационные станции США, у них также существует возможность развернуть системы противоракетной обороны, космического наблюдения, военно-морские и противолодочные комплексы.
Это военно-политическая логика, а есть экономическая, но она там не очевидна. Да, в Гренландии есть малоразведанные запасы редкоземельных металлов и ряда других видов минерального сырья. Но для того чтобы они были рентабельными, нужны широкомасштабная геологоразведка и сумасшедшие инвесторы, которые в это будут вкладываться с рисками нерентабельности. Но пока я не вижу со стороны ни одной американской крупной компании желания вкладываться в эти проекты, а потому думаю, что за заявлениями Трампа стоят военно-политические, а не экономические соображения.
Интерес США к Гренландии начался задолго до Трампа — эта история насчитывает уже два века. Но для Трампа она имеет символическое значение, поскольку демонстрирует внутренней аудитории его способность поднимать такие масштабные вопросы. Между тем в Гренландии все громче звучат призывы к независимости, а для правительства Дании расходы на экономическую поддержку населения самого большого острова и на решения связанных с ним военных задач становятся все более неподъемными.
Так что Трамп скорее может подыграть сепаратизму в Гренландии, а затем подтянуть ее к США — причем необязательно в качестве еще одного штата. Речь здесь не [идет] про как таковое присоединение Гренландии, а про возможные военно-политические проекты, например размещение ракет средней дальности наземного базирования, которые могут быть развернуты как в ядерном, так и в неядерном оснащении, а также комплексов ПРО театра военных действий, а в перспективе — стратегических.
— А как вы расцениваете заявления Трампа о желании вернуть Соединенным Штатам контроль над Панамским каналом?
— Панамский канал — гораздо более серьезный вопрос, поскольку Трампа явно не устраивает текущий статус-кво, при котором США лишены преференций и возможности регулировать судоходство через канал. Особое раздражение новой администрации вызывает активность Китая в этом регионе: гонконгская компания управляет инфраструктурой канала, а китайские фирмы владеют терминалами и другими объектами.
То есть это вновь вопрос, который связан в первую очередь с противостоянием с Китаем и имеет как торгово-экономическое, так и военно-политическое измерение. Высказывания Трампа по Панамскому каналу — красивая заявка на то, чтобы внешнюю политику новой администрации воспринимали серьезно. Но гораздо важнее то, что будет происходить в отношениях США с Китаем и Европой.
— Как будут развиваться отношения с последней?
— Совершенно очевидно, что Трамп будет продолжать то же, что делал Байден, — завинчивать все болты и гайки в системе трансатлантических отношений и ставить европейцев в подчеркнуто подчиненное положение. Только Байден это делал улыбаясь и вежливо, а Трамп будет сурово и грубо. Это уже де-факто происходит в экономической сфере.
Европейцы утратили способность диверсифицировать поставки энергоресурсов на свой рынок — оказались в зависимости от американских компаний и тех поставщиков с Ближнего Востока, которые зависят от США. Их зависимость от американских стратегических инвестиций возросла: речь идет как о прямых иностранных инвестициях, так и о портфельных.
На данный момент американские инвестиции, поступающие от транснациональных банков и инвестиционных фондов, стали наиболее важными для большинства европейских экономик и ведущих банков и компаний. Впервые их независимость пошатнулась после финансово-экономического кризиса 2008–2011 годов, затем последовал спад, вызванный пандемией COVID-19, а затем — обострение конфликта на Украине, которое спровоцировало добровольный разрыв выгодных для ведущих экономик ЕС энергетических, торговых и инвестиционных связей с Россией. И Трамп будет бить европейские страны палкой и выстраивать так, как ему понадобится.
— Как в этом контексте вы расцениваете мюнхенскую речь Джей Ди Вэнса?
— А это и есть преломление в политико-идеологической сфере того отношения, которое формируется де-факто в экономической и военно-политической сферах. Вэнс отчитал европейскую либеральную элиту, объяснив им, какой должна быть демократия. Закономерно, что это произошло на Мюнхенской конференции по безопасности. В военно-политической сфере же продолжатся консолидация союзников по НАТО и увеличение военных расходов выше 2% от ВВП — сегодня называются и более высокие показатели.
Речь Вэнса в Мюнхене— то же самое, только в идеологической сфере: хватит учить жизни нас и всех окружающих, начните с себя. Как сказал один известный американский дипломат, немцы попытаются внести этику в международные отношения, но это не вызывает ничего, кроме нудных нотаций. Особенно буйным цветом это расцвело, когда в Белом доме сидели демократы: они тоже стали упирать на морально-этическую, либеральную повестку и идеологизированный взгляд на международные отношения. А Трамп — человек денег и прагматик.
А еще Вэнс обратился к европейским правым: мы, республиканцы-консерваторы, пришли к власти в США, и ваш голос тоже может звучать громче в Европе.
— Вы связываете многие внешнеполитические заявления и шаги Трампа с конкретными экономическими задачами. Но что заигрывание с понятием суверенитета говорит об отношении Дональда Трампа к тому, где и как должны пролегать межгосударственные границы?
— Это не вопрос конкретных границ и суверенитетов. Это вопрос правил регулирования международных отношений. Трамп может поставить под сомнение легитимность международных организаций в том виде, в котором мы их сейчас имеем. Это не значит, что Трамп полностью выйдет из ООН, хотя он уже вышел из ВОЗ и Совета по правам человека, а ЮНЕСКО — на очереди. Трамп продолжит наносить удары по старой системе координат, в которой Соединенные Штаты хотя и состоят в Совете Безопасности ООН, но имеют недостаточный вес, с точки зрения его представлений о месте США в мире.
Говорят, что Трамп не глобалист. Но Трамп — самый настоящий глобалист, только глобалист-гегемонист: есть американские интересы, а есть все остальное. Если ему удастся договориться с Китаем, Россией и своими союзниками, он будет считать это хорошей сделкой. Не удастся — будет бить кувалдой, пока не выбьет из оппонента согласие на свои условия сделки или, наоборот, будет отказываться от той или иной сделки. Трамп как был бизнесменом с точки зрения этики и модели переговоров, так и остается. Поэтому вопрос госграниц будет для него более подвижной реальностью, чем для демократов, которые верили в абстрактный миропорядок, основанный на правилах. Что это за правила, они не уточняли и не сильно были готовы считать ими Устав ООН.
— Тогда какие правила у него?
— Те, которые выгодны США. America first (англ. «Америка превыше всего») и «мир посредством силы». Удалось договориться — хорошо. Не удалось — проломим. В этом будет заключаться подход Трампа, и он будет искать себе партнеров и союзников, готовых идти с ним этой дорогой. А тех, кто не захочет, будет принуждать. Другое дело, насколько это у него получится.
У Трампа есть два года на радикальные социально-экономические преобразования вроде иммиграционной реформы, на давление на страны Западного полушария и европейских союзников, а также на попытки выстроить новую систему отношений с Китаем и Россией. В 2026 году пройдут промежуточные выборы в конгресс, и сохранят ли республиканцы большинство, во многом будет зависеть от его первых двух лет в Белом доме. Поэтому Трамп сейчас будет вкладываться только в то, что принесет ему внутриполитические и финансово-экономические дивиденды.
— Как выход США из агентств ООН и пересмотр их финансирования скажется на ее деятельности?
— Трамп может ее существенно ослабить. США — один из ключевых спонсоров деятельности ООН, на них приходится 22% ее бюджета. Штаб-квартира организации находится не в Женеве и не в Вене, хотя там и есть ее представительства, а именно в Нью-Йорке, и заместитель генсека ООН — всегда гражданин США. Наконец, США — постоянный член СБ ООН. А Трамп прагматичен и не будет отказываться от этого инструмента. То, что неделю назад США смогли найти общий язык с Россией и Китаем при принятии резолюции СБ ООН 2774 о необходимости завершения конфликта на Украине, при принятии которой Великобритания и Франция воздержались, говорит о многом.
Администрация Трампа будет решать вопрос об объемах финансирования ООН в зависимости от того, как ООН будет позволять США и самому американскому президенту решать свои задачи.
— Может ли второе президентство Трампа ускорить перекраивание карты мира?
— Этот процесс идет с 1989 года — и довольно быстрыми темпами. Хельсинкской системы, которая сложилась по итогам заключительного акта Хельсинкского совещания и предполагала нерушимость границ хотя бы в Европе, больше нет. Где Чехословакия? Где Югославия? Посмотрите, что произошло с Советским Союзом и на ту фрагментацию, которая сейчас происходит с Сирией, а до этого с Ливией и Ираком.
Карта Восточной Европы меняется на наших с вами глазах. Что будет происходить с Украиной? В какой форме она завершит нынешний конфликт, который длится с 2014 года и который тоже связан с изменением границ этого государства? Я бы не говорил, что этот процесс ускорится. Он идет и по ряду направлений не завершен. Взять Южный Кавказ — я думаю, это еще не конец с точки зрения армяно-азербайджанских отношений.
— Может ли следующий большой конфликт столетия начаться в Азии — за Тайвань?
— Китайцы очень прагматичны и попытаются решить тайваньский вопрос преимущественно экономическими и информационными методами. Они не спешат. Думаю, что силовых решений правительство КНР сейчас не рассматривает, но военные всегда должны быть к ним готовы. Американцы это хорошо понимают — стремясь контролировать развитие ситуации в отношениях Пекина и Тайбэя экономическими, политическими и военными средствами, наращивая собственный потенциал присутствия в регионе и поставляя оружие на Тайвань.
— Выгодно ли администрации Трампа отстаивать Тайвань?
— Администрации Трампа будет выгодно то, что будет выгодно американскому крупному капиталу и что позволит притормозить экономическое и технологическое развитие Китая и его экспансию. Если удастся использовать тайваньский вопрос, для того чтобы сфокусировать все политические, экономические и прочие ресурсы Китая на решении этой проблемы, то американцы постараются все для этого сделать.
Это стандартная технология управления: создать конфликт у границ и потенциально взрывоопасную ситуацию, которая будет оттягивать на себя ресурсы, необходимые для развития. Если американцы поймут, что игра не стоит свеч и что Китай не пойдет ва-банк, а будет ждать 20–30 лет, как в случае с Гонконгом, то это одна история. А если китайцы, в чем я сильно сомневаюсь, захотят решить тайваньский вопрос прямо здесь и сейчас, то американцы будут рады создать им там большую проблему.
— Насколько США готовы к прямому столкновению с Китаем?
— В разных редакциях Стратегии национальной безопасности и Стратегии национальной обороны всех администраций, начиная с Барака Обамы, говорится, что главный военный противник США на долгосрочную перспективу — это КНР, и на этом основывается американская логика военного строительства и формирования военного бюджета: вот враг, для его сдерживания нам нужно столько-то кораблей, самолетов, стратегических ракет и ракет средней дальности, ядерных боезарядов, системы космической разведки и связи. Пока США видят главную угрозу в России, но в долгосрочной перспективе это, конечно, Китай.
Читайте РБК в Telegram.
