Эльвира Набиуллина — РБК: «Есть искушение думать, что нам море по колено»
«Это очень негативный сигнал для всех центральных банков»
— Финансовый сектор, по сути, первым принял на себя санкционный удар. Крупнейшие банки под блокирующими санкциями, заморозка резервов, валютные ограничения, отключение от SWIFT — что было для вас самым неожиданным и самым трудным?
— Мы живем в условиях санкций уже с 2014 года. Поэтому мы всегда оценивали риск усиления санкций и по всем направлениям работали, в том числе проводили стресс-тесты с большим количеством финансовых институтов. Поэтому, например, крупные банки, когда попали под санкции, уже были во многом готовы к тому, что это случится. Отключение от SWIFT — угроза была уже с 2014 года, поэтому выстраивали национальную платежную инфраструктуру. Резервы мы диверсифицировали и увеличивали долю юаня и золота. Проблемой, вот именно проблемой, стали международные платежи, они до сих пор являются проблемой, хотя мы пытаемся ее решить. Конечно, очень болезненной темой стала блокировка и замораживание активов частных лиц — миллионов людей, которые не попали под санкции, но оказались с замороженными активами. Это трудная проблема, которую мы пытаемся разными способами решать вместе с правительством.
Что касается заморозки резервов, думаю, что это очень негативный сигнал для всех центральных банков, потому что это нарушение базовых принципов защищенности резервов. Но здесь нам тоже помог плавающий курс и валютные ограничения, которые мы достаточно жесткие приняли весной прошлого года. Потом, вы помните, их ослабляли. И это позволило купировать риски финансовой стабильности.
Вы правильно сказали, финансовый сектор первым принял на себя санкционный удар — множество санкций, не только те, что вы перечислили. Но в целом нам удалось сохранить финансовую стабильность.
— Считаете ли вы, что санкционное давление будет только нарастать, в частности на финансовый сектор?
— Cанкционную политику совершенно невозможно предсказывать. Но мы просчитываем сценарий с усилением санкционного давления, каждый год представляем [его] в «Основных направлениях денежно-кредитной политики». Этот риск, безусловно, есть. Основное, чем мы можем противостоять этому риску, — это действительно смотреть за тем, чтобы были макроэкономическая стабильность, финансовая устойчивость. Поэтому, например, мы банкам давали широкий круг послаблений, и мы стали из них выходить достаточно энергично. Считаем, что банки снова должны нарастить буферы [капитала] на случай возможных разных шоков. Не только санкционных, но бывают шоки, связанные с финансовыми условиями, и так далее, — они должны [их] выдержать. Поэтому это скорее понимание этого риска и готовность к нему.
— Журнал Politico назвал вас «разрушителем года», в том числе за то, что Россия приспособилась к санкциям. Вы лично согласны с такой характеристикой? На ваш взгляд, можно ли считать, что мы все преодолели? Или впереди вполне могут оказаться новые шоки?
— Первую часть вопроса мне тяжело комментировать, сложно. Я считаю, что Центральный банк вел, ведет и будет вести политику, нацеленную на то, чтобы доходы не обесценивались от высокой инфляции, чтобы был устойчивый финансовый сектор, чтобы он позволял сохранять сбережения людей, бизнеса и давал финансовые ресурсы структурной перестройке экономики. Мы видим, что структурная перестройка экономики идет достаточно быстро. И это прежде всего благодаря как раз рыночному характеру нашей экономики, бизнесу, который очень быстро адаптировался.
Конечно, есть искушение думать, что мы так хорошо прошли 2022 год и теперь нам, что называется, море по колено. Но надо быть готовыми к усилению санкционного давления. Мы смогли на основные вызовы ответить, если говорить про финансовый сектор, но и в финансовом секторе есть проблемы, которые не до конца решены, в том числе трансграничные платежи. Да, выстраиваются цепочки, они постоянно меняются, но это остается еще проблемой для многих предприятий. Хотя, по нашим опросам, острота этой проблемы чуть-чуть снизилась.
Остается проблемой доверие к финансовому рынку из-за блокирования активов, из-за того, что из-за санкционного давления многие эмитенты закрыли информацию и так далее. Для нас вызов — это длинные деньги в экономике. И это не только длинные кредиты, но и рынок капитала.
Задачи по развитию рынка капитала очень серьезны. И здесь надо будет преодолеть некоторое снижение доверия к финансовому рынку из-за санкций, из-за того, что произошло.
Вызовом остается поддерживать те же темпы развития инноваций и технологий. Наш финансовый сектор достаточно продвинутый — многие это сейчас понимают, могут сравнивать с другими странами по способам платежей, расчетов и так далее. И для того чтобы и дальше развиваться, конечно, нужен этот стимул к инновациям. Тем более что некоторые решения — не все, но некоторые — раньше опирались на иностранные разработки. Теперь это разрабатывается собственными силами. И мы видим, кстати, как это отражается на дефиците, например, айтишников, программистов и так далее во всех сферах.
Поэтому эффекты какие-то будут, и нельзя сказать, что на все вызовы мы ответили, все проблемы решены. Но я достаточно позитивно смотрю на развитие финансового сектора, на его устойчивость, на то, что он останется технологичным, инновационным и сможет удовлетворять потребностям и людей, и бизнеса.
«Оглядываясь назад, мы понимаем, что политика была мягкой»
— В этом году Центробанк приступил к подъему ставки в середине лета. Оглядываясь назад, как вы считаете, стоило это сделать раньше или нет?
— Инфляционное давление начало расти во второй половине года. И сейчас действительно темп роста цен достаточно высокий, сильно выше нашей цели по инфляции. И, да, оглядываясь назад, мы понимаем, что денежно-кредитная политика была мягкой и надо было повышать ставку раньше.
— Например когда?
— Например весной.
— Вы говорили, что ключевая ставка останется высокой, пока Банк России не увидит достаточно устойчивой тенденции на замедление роста цен и снижения инфляционных ожиданий. Что стоит за этой формулировкой, какие параметры? Достаточно ли будет замедления инфляции в течение двух-трех месяцев, чтобы принять решение о смягчении денежно-кредитной политики?
— Нам действительно надо убедиться, что инфляция устойчиво снижается, что это не разовые факторы, которые могут повлиять на темп роста цен в конкретном месяце. И поэтому мы анализируем широкий круг показателей. Не только общий индекс роста цен, но прежде всего те показатели, которые характеризуют устойчивость инфляции. Это базовая инфляция, например, темп роста цен без учета волатильных элементов. Темп роста цен по товарам и услугам, которые меньше зависят от курса рубля. И нам надо будет убедиться, что вот такая тенденция по снижению именно устойчивых компонентов роста цен сама по себе устойчивая — устойчивая тенденция снижения устойчивых компонентов.
Нужно будет для этого два или три месяца или больше — это зависит от того, насколько широкий круг показателей, которые характеризуют устойчивую инфляцию, снижается. И, конечно, очень важны инфляционные ожидания. Потому что они высокие и еще выросли, последние опросы показали. Высокие инфляционные ожидания означают инерционность инфляционных процессов. И чем выше инфляционные ожидания, тем, конечно, сложнее снижать инфляцию. Поэтому будем учитывать все показатели.
— Только вроде все начало замедляться, в том числе инфляционные ожидания, и тут яйца вмешались.
— Это один из параметров. Когда темп роста цен высокий, у нас постоянно что-нибудь выстреливает. Я вспоминаю 2021 год — то один тип товаров (резко дорожал. — РБК), то другой. И есть искушение связать высокую инфляцию с каким-то видом товаров. Но, к сожалению, там есть общие причины. Прежде всего в нашем случае это то, что высокий рост спроса опережает возможности предложения.
— Высокий спрос, рекордные бюджетные стимулы и низкая безработица — все эти факторы, разгоняющие инфляцию, насколько долго сохранятся?
— Есть факторы, которые с нами вдолгую. Это в том числе ситуация на рынке труда, низкая безработица. Я думаю, что этот фактор как раз будет определять возможности предложения, как быстро предложение может подстраиваться к спросу.
Что касается бюджетного импульса, действительно, у нас стимулирующая бюджетная политика, но предполагается, что бюджетный импульс, например, в 2024 году будет меньше, чем в 2023 году.
Потребительский спрос действительно высокий, но на него напрямую влияет наша денежно-кредитная политика, ключевая ставка. Наши решения отражаются на экономике с некоторым лагом. Потому что это длинная цепочка: повышение ключевой ставки, после этого повышаются рыночные ставки по депозитам, кредитам. Это влияет на объемы депозитов, кредитов, на изменение поведения людей — будут они тратить, сберегать и так далее. И только после этого влияет на цены. Мы оцениваем эти лаги в три-шесть кварталов.
— По-прежнему три-шесть, не удлиняется?
— По-прежнему. Мы не удлиняем эти лаги, но, безусловно, какие-то решения могут быстрее переходить и реализовываться, могут медленнее. Это зависит и от других факторов. От инфляционных ожиданий, динамики курса, много всего влияет. Поэтому в целом мы исходим из того, что решения по ключевой ставке работают, — и мы видим, что они работают. Они работают с лагами. Мы будем оценивать, как эффекты от уже принятых нами решений реализуются в экономике.
— В сентябре вы сказали, что высокие ставки в России надолго. И, кажется, это только подогрело спрос на кредиты. Нет ощущения, что из-за столь четкого сигнала рынок в каком-то смысле сыграл против ЦБ?
— Нет, у меня такого ощущения нет. Какие-то эффекты такого рода проявляются, естественно, но они были бы серьезными, если бы инфляция продолжала расти, а мы бы очень медленно повышали ключевую ставку. Тогда люди бы прекрасно понимали, что инфляция не будет замедляться, продолжит расти и ставка продолжит расти. Мы как раз старались действовать решительно. Я напомню, что мы за полгода повысили ставку с 7,5 до 16%. И каждый раз мы оцениваем, достаточна ли жесткость денежно-кредитной политики, чтобы достичь нашей цели по инфляции, близкой к 4%, к следующему году.
Мы это видим уже по спросу на рыночные кредиты — например, рыночная ипотека замедляется. Какие-то элементы, конечно, возникают, например, по льготной ипотеке: люди стараются быстрее взять ее, при повышении ставок разница с фиксированной ставкой по льготной ипотеке делает эту льготную ипотеку более привлекательной. Но это даже не столько вопрос к денежно-кредитной политике, сколько к масштабности льготных программ.
«Если цена нефти будет $88–90 за баррель, мы можем перейти к покупкам валюты»
— Центробанк возвращается с января к зеркалированию регулярных операций из ФНБ по бюджетному правилу. Банк России остается нетто-продавцом валюты или, возможно, будет и чистым покупателем?
— Будем мы нетто-продавцом или нетто-покупателем, в значительной степени зависит от цены на нефть. Если цена на нефть останется на нынешнем уровне, то мы будем нетто-продавцом валюты. Если цена нефти будет $88–90 за баррель Brent, то мы можем перейти уже в статус покупателя валюты. В январе мы будем продавать валюту. Буквально в ближайшее время объявим, какие продажи будут в январе.
— Считаете ли вы необходимым продление действия президентского указа о репатриации валютной выручки, который истекает в апреле 2024 года? Вы всегда выступали за то, что такие решения должны быть временными.
— Я придерживаюсь позиции, что он должен быть временным. Мы сейчас действительно видим увеличение продаж валюты экспортерами. В ноябре чистые продажи валюты экспортерами могут приблизиться даже к 100% выручки. Но здесь несколько факторов. Первое — все-таки валюту в основном продавали экспортеры, в том числе на фоне высоких цен на нефть, которые были в предыдущие месяцы. Там у нас тоже существуют лаги — от высоких цен на нефть до прихода экспортной выручки и ее продажи. И как раз продавалась валюта с высоких цен на нефть. Были разовые факторы, связанные с конвертацией валюты для выплаты дивидендов. Плюс к этому мы видим, что некоторые экспортеры из-за высокой ставки по рублевым кредитам — здесь тоже работает наша денежно-кредитная политика — начали брать валютные кредиты, а потом валюту продавать, чтобы оплачивать свои рублевые расходы. И, конечно, какое-то влияние оказал указ. Но вычленить действие каждого фактора сейчас, наверное, невозможно.
На наш взгляд, почему указ должен быть временным — со временем компании учатся обходить ограничения, которые вводятся. Плюс к этому такие ограничения затрудняют международные расчеты, и прежде всего по оплате импорта, необходимого импорта оборудования и так далее. Поэтому мы считаем, что [он] должен быть временным. Но это будет дискуссия с правительством, я думаю, в ближайшее время.
— Продажа валютной выручки — это сейчас все-таки определяющий фактор для курса рубля?
— Я считаю, что нет. Определяющие факторы, фундаментальные факторы, которые влияют на курс, — это состояние платежного баланса, наш экспорт, рублевый спрос на импорт. Рублевый спрос на импорт подогревался в том числе доступностью, быстрым ростом кредитов рублевых. Сейчас денежно-кредитная политика как раз оказывает влияние на стабилизацию курса, очевидно.
— То есть когда в марте указ истечет, мы не увидим какого-то резкого изменения ситуации на валютном рынке?
— Мы не ожидаем этого, нет.
— Вы сказали о сложностях для компаний [из-за указа]. Есть такой момент, как «круговорот рублей», — это необходимость для экспортеров, которые по контракту получают рублевую выручку, все равно ее конвертировать в валюту, возвращать и снова конвертировать. Видите ли вы опасность такой двойной конвертации, создает ли это какие-то риски?
— Есть некоторая проблема, связанная с тем, что у нас компании действительно многие перешли на получение экспортной выручки в рублях. И это позитивно. И, когда они сейчас вынуждены конвертировать эту рублевую часть выручки в валюту, чтобы потом ее продать, это увеличивает обороты валютного рынка, но это означает просто дополнительные издержки комиссионные на конвертацию этой валюты для компаний. Фундаментально на курс это влияния не оказывает.
— На бизнес влияние скорее.
— Да, на бизнес. На некоторые дополнительные издержки.
— Корректировки указа в связи с этим не ожидается?
— Скорее это компетенция правительства.
«Банки будут оставаться прибыльными»
— В этом году ожидается рекордная чистая прибыль банковского сектора. На это в том числе повлиял и разовый фактор валютной переоценки. Есть фундаментальные причины такого успеха в этом году или банкам повезло, а в следующем году может быть гораздо хуже?
— Основные причины роста прибыли фундаментальные, хотя были и разовые причины, например курсовая переоценка. За 11 месяцев банки заработали прибыль 3,2 трлн руб., и где-то 500 млрд руб. из этого — это валютная переоценка в плюс. Напомню, что в прошлом году от валютной переоценки у них был минус 1 трлн руб. Но основное, конечно, это фундаментальные факторы.
И самый фундаментальный фактор — и это был сюрприз для многих — это то, как быстро экономика приспособилась к санкциям, как быстро она растет. Конечно, это означает увеличение бизнеса для банков. Посмотрите сами на цифры: корпоративное кредитование, если брать начало декабря, в годовом выражении выросло на 21%, ипотека — на 35%, потребительское кредитование — на 16%, на 38% выросли комиссионные доходы банков. То есть это развитие экономики, развитие бизнеса.
Но, когда мы оцениваем прибыль по банковской системе, очень важно смотреть на совокупную прибыль за два года. В прошлом году прибыль банков была 200 млрд руб., упала практически в десять раз. В экономике в целом она снизилась где-то на 10%. Почему это произошло? Потому что банки достаточно консервативно — и это было правильно — создавали резервы. Создавали резервы, ожидая, что какая-то часть кредитов перестанет обслуживаться, что большая часть компаний может попасть в сложную ситуацию. Но так как экономика растет, кредиты обслуживаются, и банки оценивают заемщиков как достаточно платежеспособных, они в этом году распускали эти резервы.
Если брать за два года, то прибыль в среднем получится, наверное, 1,7–1,8 трлн руб. Это где-то на четверть меньше, чем спокойный 2021 год.
Но прибыль будет оставаться, естественно, положительной и в следующем году, даже без учета разовых факторов. И это позволит банкам наращивать капитал. У них других источников практически нет, внешние источники закрыты, и прибыль — это основной источник капитала. А капитал нужен для того, чтобы кредитовать экономику, без капитала невозможно наращивать кредиты. Поэтому банки будут оставаться прибыльными и будут продолжать кредитовать экономику.
— Даже по нынешним ставкам?
— Даже по нынешним ставкам. Мы видим, что нынешние ставки приводят к некоторому замедлению кредитования. Я уже говорила про рыночную ипотеку, потребительское кредитование необеспеченное. Первые признаки появились в корпоративном кредитовании. Но из-за высоких инфляционных ожиданий люди и бизнес берут кредиты, потому что считают, что инфляция будет высокая. Поэтому нам очень важны инфляционные ожидания, мы за этим следим. Но мы ожидаем, что в следующем году, конечно, темп роста кредитов не будет таким рекордно высоким, как в этом году, но будет положительным. В целом по экономике это где-то 5–10%.
— Крупные банки на 2024 год закладывают замедление и необеспеченного кредитования, и ипотеки. Как это скажется на их прибыли в 2024 году? Тот средний уровень, о котором вы говорили, — 1,7–1,8 трлн руб. — будет превышен или нет?
— Мы ожидаем, пока оценочно, что прибыль банковского сектора в следующем году будет чуть больше 2 трлн руб. Из-за высоких ставок их маржа может немного сократиться, тем более что высокие ставки быстрее переносятся на сторону депозитов, чем на сторону заемщиков и кредиторов. Но все-таки экономическая активность развивается, [наблюдаются] положительные темпы роста, у них (банков. — РБК) будет возможность зарабатывать прибыль.
«Экзотикой льготная ипотека не будет»
— Ужесточение условий льготной ипотеки — вопрос уже решенный. В следующем году она может стать экзотикой? Или, может, вообще вся ипотека — с таким уровнем ставок?
— Да нет, конечно, ипотека будет развиваться. По нашим оценкам, это будет не 35% [роста], как в этом году, но 7–12%. И, мы считаем, позитивным элементом от снижения темпов роста кредитов будет то, что будет меньше давление на рост цен на квартиры. Потому что цены на квартиры выросли тоже существенно.
Экзотикой льготная ипотека не будет. Мы исходим из того, что массовая программа льготной ипотеки, безадресная, закончит свое действие в июле, но адресная ипотека, в том числе семейная, останется. Это востребованная ипотека. А семейная ипотека сейчас по объемам приблизительно такая, как массовая льготная ипотека. Поэтому льготная ипотека останется и, конечно, не будет такой экзотикой, как до 2020 года. Плюс к этому будет и рыночная ипотека развиваться. Да, темпы замедлились, но рыночная ипотека развивается.
— Правительство уже согласилось на увеличение первоначального взноса и снижение суммы кредита для столичных регионов по льготной ипотеке. Идея дифференциации ипотечных ставок в зависимости от региона, которая не так давно предлагалась, еще обсуждается? Если да, насколько могут вырасти ставки в Москве и в Петербурге?
— Региональная ипотека, да, обсуждается. В Государственной думе создана специальная рабочая группа, мы в ней участвуем. Семейная ипотека, скорее всего, останется, сейчас это будет обсуждаться — и ее продление, и возможные параметры. Семейная ипотека — это адресная ипотека.
У нас действительно есть проблема, что в ряде регионов застой на жилищном рынке. Мы видим, что жилищное строительство и доступность ипотеки сосредоточены в крупных городах. Конечно, поэтому должны быть инструменты, которые позволяют людям вне зависимости от того, где они живут, решать жилищные проблемы. Будем обсуждать, как это делать.
И, конечно, нужно будет еще оставить место для рыночной ипотеки. Все-таки люди, которые не подпадают ни под какую льготную категорию, адресную категорию, должны иметь возможность решать жилищные проблемы с помощью рыночных инструментов.
— Какие-то регионы могли бы вы перечислить как потенциальных кандидатов для льготной региональной ипотеки? Какой уровень ставок для них может быть приемлемым?
— Это преждевременно говорить, как и про уровень ставок. И, наверное, даже не очень правильно, что мы берем какой-то регион именно как регион. Потому что часто в столичных центрах регионов ситуация приемлемая, а вот в средних, небольших городах — там большие проблемы возникают.
На мой взгляд, нужно рассматривать тему более точечно, но все это требует обсуждения. Администрирование этих программ, критерии — это очень сложный вопрос. Работает рабочая группа — я думаю, она обсудит все эти возможности. Но, еще раз, базовой останется, скорее всего, семейная ипотека, региональная ипотека требует дополнительного обсуждения.
— Банк России обращал внимание на сложившийся дисбаланс на ипотечном рынке — цены на новостройки у нас выше, чем на вторичку. Осенью этот разрыв превышал 40%.
— Да, 42%.
— После изменения условий льготных программ в следующем году какие у вас ожидания? Будет ли он сокращаться, насколько заметно и как быстро?
— На мой взгляд, этот разрыв должен сокращаться. Потому что этот разрыв несет риски для людей, для банков. До того как у нас были внедрены массовые льготные программы, он составлял около 10%.
В перспективе нескольких лет мы должны вернуться к такому, более нормальному разрыву в цене жилья на первичном и вторичном рынках. Как быстро это будет происходить, будет зависеть в том числе от распространенности льготных программ — будут ли они распространяться только на первичное жилье или на вторичное жилье тоже. На мой взгляд, льготные программы должны решать не столько проблемы загрузки строителей, сколько проблемы людей, доступности жилья. Если люди улучшают свои жилищные условия, неважно, где они берут жилье, на первичном рынке или на вторичном. Но это тоже предмет для обсуждения с правительством — правительство ответственно за льготные программы. Но разрыв, на мой взгляд, как минимум должен перестать расти, потому что он и в прошлом году рос, — должен начать потихоньку снижаться. Но сейчас говорить о том, какими темпами он будет снижаться, наверное, преждевременно.
«Есть ли невызревшие проблемы? Да, наверное, есть»
— Банк России впервые за много лет в течение года не отозвал ни одной банковской лицензии. Это очень непривычно наблюдать тем, кто следит за финансовым рынком. Как так вышло? У нас банки устойчивые или…
— Устойчивые.
— Или, может быть, просто не все проблемы после шока прошлого года вызрели? Как вы на это смотрите?
— Санкционный кризис прошлого и этого года — это был тест на эффективность той политики оздоровления, которую мы проводили. И я с полной уверенностью могу сказать, что банки действительно устойчивые: с таким объемом проблем они справились и достойно прошли этот период.
Есть ли какие-то невызревшие проблемы? Да, наверное, есть, но они не носят масштабного характера. Одна из невызревших проблем — это заблокированные активы банков. И мы здесь дали послабление, чтобы они могли создавать резервы в течение десяти лет. Из многих остальных регуляторных послаблений мы постепенно выходим. Возвращаемся к нормальному регулированию и к созданию дополнительных буферов.
— То есть 2024 год тоже можем пройти без отзывов?
— Будем надеяться.
— Неожиданно для рынка совсем недавно глава НСПК Владимир Комлев заявил о том, что покидает свой пост с 1 января после десяти лет работы. Могут ли эти перестановки говорить о том, что ЦБ намерен сменить вектор развития НСПК?
— Нет, вектор развития останется тем же самым. Это создание национальной платежно-расчетной инфраструктуры. И раньше это было задачей НСПК и останется задачей НСПК. Именно развитие этой инфраструктуры, которой могут пользоваться все участники финансового рынка, как раз способствует конкуренции. И мы, и НСПК нацелены на то, чтобы продолжать в том же духе, что называется.
И я хотела бы, конечно, поблагодарить Владимира Валерьевича [Комлева], он очень много сделал для того, чтобы в стране был собственный платежный инструмент — карта «Мир», Система быстрых платежей. Потому что я прекрасно помню, когда мы эти проекты начинали в 2014 году, сколько было скепсиса: «Зачем это нам нужно? У нас есть Visa, у нас есть Mastercard, у нас есть другие платежные системы». Но мы видим, что это оказалось востребованным. И эти сервисы, в том числе Система быстрых платежей, позволяют конкурировать разным банкам на рынке платежей.
«Есть риски вложений в иностранные бумаги даже через дружественные страны»
— В список SDN попала СПБ Биржа. В адрес регулятора снова зазвучали упреки, что разрешали частным инвесторам покупать иностранные ценные бумаги, хотя неквалифицированные инвесторы уже не могли этого делать. Где проходит эта тонкая достаточно грань между защитой интересов инвесторов — физических лиц и широким набором инструментов на рынке?
— Это действительно сложный вопрос — поиска этого баланса. Дать возможность диверсифицировать вложения, но защитить от рисков, которые люди могут не понимать. Мы во главу угла ставим защиту неквалифицированных инвесторов. Действительно, у наших граждан была возможность вкладываться в иностранные ценные бумаги, чтобы они могли диверсифицировать свои портфели. И если бы они не могли это делать через российскую инфраструктуру, многие бы это делали напрямую через западную инфраструктуру.
После введения санкций мы предупреждали об этих [инфраструктурных] рисках и неквалифицированных инвесторов ограничили в возможности покупать иностранные ценные бумаги.
К февралю прошлого года иностранных ценных бумаг на руках у наших инвесторов было на сумму почти $7 млрд. На ноябрь этого года оставалось чуть больше $3 млрд. То есть люди за это время существенно сократили вложения в иностранные ценные бумаги. И сейчас среди держателей иностранных ценных бумаг 80% — это уже квалифицированные инвесторы.
И, конечно, есть риски вложений в иностранные ценные бумаги даже через инфраструктуру дружественных стран. Мы о них предупреждали и обязали брокеров информировать о таких рисках клиентов. Одно дело — вы работаете в российской юрисдикции, другое дело — вы берете на себя риски иностранной юрисдикции. Мы видим, что наши опасения были не зря, потому что многие инвесторы, которые владели иностранными ценными бумагами через инфраструктуру дружественных стран, столкнулись с проблемами. Сейчас из-за риска вторичных санкций эти организации проводят длинные комплаенс-процедуры.
— Как регулятор видит судьбу и перспективы СПБ Биржи?
— У нас много финансовых институтов уже под санкциями, достаточно крупных. И вы можете сами видеть, что практически все они адаптировались, приспособились, изменили свои бизнес-модели, развиваются. И я уверена, что СПБ биржа не будет здесь исключением. Она уже сейчас думает о новых сервисах, о новых продуктах. У нее есть и высокотехнологичная инфраструктура, и профессиональные компетенции. Поэтому у меня здесь нет обеспокоенности.
— Вы упомянули, что сценарий ужесточения санкций во внимании Банка России находится. Насколько реалистичным вы считаете введение санкций в отношении Мосбиржи? И какой из сценариев сохранения валютных торгов тогда будет реализован при определении курса?
— Мы рассматриваем разные сценарии и просчитываем разные варианты наших действий. И биржа это делает. Что касается функционирования валютного рынка, у нас есть и внебиржевой валютный рынок, который обеспечивает валютные торги. Кстати, доля его уже больше половины — 53% валютных торгов. Что касается курсообразования, мы еще в прошлом году, понимая разного рода санкционные риски, выпустили указание, где объяснили, как тогда будет определяться курс. Он будет устанавливаться на основе данных о внебиржевых торгах, и в том числе используя банковскую отчетность.
— Насколько курс на внебиржевых торгах при отсутствии биржевых торгов может улететь в космос?
— Нет, я не думаю, что мы видим [такие риски]. Это зависит от спроса и предложения [валюты]. У нас достаточно большой объем внебиржевых торгов, много участников в нем. Скорее вопрос именно получения информации о внебиржевых сделках, поэтому будем пользоваться разными источниками. Но я не думаю, что это серьезно само по себе может повлиять на курс.
«Интерес есть, но он соизмеряется с опасениями санкций»
— Как вы оцениваете перспективы обмена заблокированными активами между частными инвесторами? Известно ли вам уже о случаях, когда нерезиденты запрашивали национальных регуляторов о разрешениях на такие операции?
— Мы создали правовые условия для того, чтобы такой обмен мог произойти. На наш взгляд, это может быть взаимовыгодно для инвесторов. Но дальше все зависит от самих инвесторов, прежде всего нерезидентов. У меня пока нет информации по поводу того, запрашивали они или не запрашивали [разрешения].
— Если все получится и этот этап обмена состоится, то будут ли последующие этапы? И будет ли увеличение предельной суммы, которая подлежит обмену?
— Давайте посмотрим, чтобы этот этап состоялся, а потом будем говорить. Потому что этот этап очень важен. Он как раз направлен на то, чтобы решить проблемы самого массового инвестора, у которого небольшой совсем объем инвестиций.
— В ЦБ и не только говорили о том, что есть план выстроить новые цепочки с дружественными депозитариями для доступа к иностранным, — но понятно, что только дружественным, — рынкам. На каком этапе эти планы сейчас? И что это за депозитарии могут быть?
— Действительно, это важная проблема — выстраивание депозитарных мостов. Мы видим, что в этом есть потребность участников рынка. Со своей стороны мы ведем консультации с регуляторами дружественных стран для того, чтобы такие проекты реализовывались. Мы, кстати, недавно, в сентябре, приняли решение совета директоров и убрали некоторые регуляторные барьеры для выстраивания таких мостов. Если нужно будет, дальше готовы корректировать наше регулирование. Мы видим, что и участники рынка со своей стороны тоже налаживают взаимодействие. Но пока об окончательных решениях говорить не приходится. Скорее на уровне дискуссий и подходов.
— Можно обозначить, что это за дружественные депозитарии? Это ближние дружественные или дальние дружественные?
— Все дружественные.
— А встречный интерес вы чувствуете с той стороны?
— Встречный интерес есть, но он соизмеряется с опасениями санкций вторичных.
«Всегда есть поле для недобросовестных практик»
— Президент недавно предложил распространить страхование средств на инвестиционные счета в пределах 1,4 млн руб. Но страховаться будут не рыночные риски, а риски банкротства брокера. Нет ли у вас опасений, что могут возникнуть недобросовестные практики, когда клиентам участники рынка будут говорить, что все застраховано, «инвестируй смело»?
— Да, такие озабоченности есть. Потому что всегда есть поле для недобросовестных практик. И мы это видели уже на собственном опыте. Особенно когда продаются инвестиционные продукты под видом страховок, гарантий капитала. Это уже было даже без введения вот этого элемента страхования. Но мы будем с этим жестко бороться. И разъяснять, и пресекать эти практики.
— В целом новые инструменты для привлечения длинных денег, инструменты долгосрочных инвестиций, ИИС третьего типа, программы долгосрочных сбережений насколько сейчас для инвестора актуальны и насколько будут востребованы на первом этапе?
— Мы считаем, что они будут востребованы. Мы видим это по опыту ИИС-1 и ИИС-2 — хотя большой мотив ИИС-1 был связан с получением налоговых льгот. Но считаем, что здесь тоже будет определенный интерес. Нужно будет больше рассказывать об этих инструментах. Но мы видим интерес людей к диверсификации вложений и даже к удлинению этих вложений. Тем более предусмотрен ряд льгот.
Тематический проект о российской винодельческой культуре, вине и спиртных напитках
