Максим Полетаев – РБК: «Плохие прогнозы давать очень выгодно»
«Восток – дело тонкое»
– Недавно глава Сбербанка Герман Греф признал, что имеются проблемы с валютной ликвидностью. В чем это выражается для вас?
– Герман Оскарович сказал, что есть проблема с валютной ликвидностью в банковской сфере, но это не значит, что эти проблемы есть у Сбербанка. У нас достаточно резервов. Да, сейчас фактически привлечь деньги на Западе нельзя. Но в наших пассивах зарубежные займы составляют меньше 5%, мы просто переориентируемся на займы внутри страны. Внутри страны много валюты: мы же экспортная страна. Кроме того, у населения много сбережений в валюте. Мы должны перефокусировать нашу политику по привлечению так, чтобы и населению, и юридическим лицам было интересно сберегать.
– Собираетесь поднять ставки?
– Вероятно, нам придется это сделать в ближайшем будущем. Также мы планируем ввести новые продукты.
– Валютные депозиты – единственный источник валютной ликвидности для вас сейчас?
– Есть суверенные фонды и, в определенной части, азиатские рынки.
– По-моему, азиатские рынки – это в некоторой степени миф. Деньги там есть, но взять их не так просто.
– Восток – дело тонкое. Там есть не только рынки. Можно работать и с частными инвесторами, и с частными фондами. Мы с ними тоже ведем диалог.
– Успешно?
– По-разному.
– Мне кажется, с ними можно годами договариваться, а то и веками.
– Там есть суверенные фонды, и они ведут себя немного по-другому, нежели суверенные фонды других стран, однако с ними можно работать. Впрочем, поскольку у нас доля иностранных займов в пассивах небольшая, мы за счет внутреннего привлечения закроем свои потребности.
– Вы никому из клиентов не отказываете в валютных кредитах, финансировании?
– Cейчас клиенты не очень заинтересованы в валютных кредитах. Курс увеличился с 32 рублей за доллар до 39, и это ложится на издержки. Поэтому в принципе мы сейчас не видим большого спроса на валютные кредиты.
– И в валютном финансировании? Импортерам валюта не нужна?
– Это торговое финансирование. Раньше мы давали им свою валюту, а сейчас будем встраивать в линии торгового финансирования.
– И будет дороже?
– Да, но не сильно.
Карьерный сбербанковец
Максиму Полетаеву 43 года, из них 19 он провел в структуре Сбербанка. Начал с должности начальника отдела анализа и маркетинга в Ярославском банке. Его карьера развивалась постепенно: за пять лет дорос до зампреда правления Ярославского банка, еще через два года возглавил Байкальский банк Сбербанка, где провел следующие шесть лет. Только в 2009 году получил перевод в Москву – на должность главы Московского банка Сбербанка. Тут его и заметил Герман Греф, который поднял Полетаева до первого зампреда всего Сбербанка.
«Мы прошли 90-е, поэтому я не сторонник паники»
– Вы в банке делали расчет, каковы последствия санкций для банковской системы и Сбербанка?
– Пока делать это преждевременно. С точки зрения финансовых результатов мы в плане. Санкции не так опасны с точки зрения экономического эффекта, намного опаснее нулевой рост ВВП. Мы прошли 90-е, поэтому я не сторонник паники. Плохие прогнозы давать очень выгодно. Если они сбываются, ты говоришь: «Я же говорил, я же угадал». А если они не сбываются, тебе так благодарны, что они не сбылись, что никто не спрашивает с тебя за ошибку. Поэтому нужно просто продолжать максимально эффективно ежедневно работать.
– А разговоры о возможном отключении SWIFT вас не пугают?
– Отключение SWIFT – это очень плохо. Его отключение равносильно объявлению экономической войны.
– Есть резервные мощности?
– Есть, конечно. Мы сейчас с ВТБ и c Газпромбанком работаем над этим. У нас есть практические идеи, как это делать.
– А за границу как платежи проводить?
– У меня встречный вопрос. Как коллеги из Европы будут платить за газ? За нефть, за титан? Как они будут получать платежи по облигациям? Как они будут платить «пролетные» за их самолеты через территорию России? Сначала пусть они ответят на этот вопрос, потом будем говорить об отключении SWIFT. Когда я задал эти вопросы коллегам из Европы в рамках нашей конференции с инвесторами, они сказали: «А мы об этом не подумали».
– Я слышала, что на этой конференции очень часто поднимался вопрос со стороны иностранных инвесторов, не введет ли Россия ограничение движения капитала?
– Мне таких вопросов не задавали. Ответ дал премьер-министр страны Дмитрий Медведев. Он сказал, что мы не меняем никаких приоритетов, идем в открытую экономику.
– У Sberbank CIB работы не убавилось в связи с закрытием внешних рынков?
– С точки зрения кредитования и обслуживания работы прибавилось, потому что в условиях замедления роста требуется более глубокий кредитный анализ, а также требуется больше времени на работу с проблемными ситуациями. С точки зрения инвестиционного банкинга – да, работы уменьшилось.
– Вы не нашли нового главу для CIB? Александр Базаров по-прежнему исполняющий обязанности.
– Да, так и остается исполняющим обязанности.
– С чем это связано?
– Со значимостью позиции. Мы пересмотрели очень многих людей: уникальность нашей ситуации в том, что мы, с одной стороны, финансовый бутик, а с другой – бутик с промышленными объемами. На рынке есть профессионалы, которые способны делать 5–10 сделок в месяц, а нам надо столько делать в день. Поэтому мы очень детально подходим к выбору этого человека, мы не можем ошибиться.
– То есть все еще ищете.
– У меня предложение есть. Я свою позицию высказал президенту банка. Он думает.
– Какое оно?
– Он пока не принял решения, поэтому, как вы понимаете, делать эту информацию публичной я не могу.
– В чью сторону смотреть, скажите хотя бы.
– Смотрите на меня. Может, я стану главой CIB (смеется).
– Про вас говорят, что вы станете главой всего Сбербанка.
– Нет. Никогда.
– Греф на собрании акционеров сказал, что у него есть преемники, и все сразу подумали на вас.
– Вы не так поняли Германа Оскаровича. Он говорил о том, что у нас создана система подготовки преемников, и он – не исключение. И у меня есть два преемника.
– Ваши преемники знают о своей роли?
– Один – да. А второго я с Германом Оскаровичем еще не согласовал.
«Мы знаем, куда вы тратите деньги»
– Вы ведете переговоры с Visa и MasterCard на предмет процессинга их платежей внутри России...
– Не буду комментировать. Очень чувствительный вопрос к любым заявлениям.
– Что с вашей системой ПРО100?
– Еще одна чувствительная тема. Вопрос в том, какой будет национальная платежная система и как она будет структурирована.
– Какой бы она ни была, ей понадобятся карты, технология.
– Сейчас мы ждем решения по национальной платежной системе. В зависимости от него мы либо будем менять стратегию по ПРО100, либо пойдем по старому плану.
– На собрании акционеров Греф говорил, что Сбербанк будет конкурировать с Google, и что у вас есть совместные проекты...
– Президент сказал, что жизнь развивается таким образом, что, возможно, в будущем мы будем конкурировать не с BNP Paribas, а с Google. Он имел в виду, что и банковский бизнес, и сервисный – а мы сервисная компания – работают с большими массивами персональных данных. Мы имеем данные о ваших финансовых транзакциях. Согласитесь, то, как вы тратите ваши деньги – важно для вас. Google зарабатывает на массовой персонализации данных и на работе с большими массивами, показывая своим клиентам, что их интересует. А мы знаем, куда люди тратят деньги. Мы, например, знаем, что вы тратите деньги в июле, а весь остальной год – копите. Это дает нам возможность предложить вам повышенную ставку по вкладу именно в июле.
– Вы сколько-то уже инвестировали в создание и обработку этих массивов данных?
– Конечно. Мы специально собирали эти данные, у нас есть в рознице специальный департамент, его возглавляет Яна Павлова. Вся массовая смс-рассылка использует эти данные.
– Это вы пока делаете для себя?
– Конечно. А для кого же мы должны это делать?
– Такой информацией можно торговать, нет? Как это делает Google.
– А зачем? Сначала надо, чтобы у нас все заработало как следует.
– Вы результат этой деятельности уже можете оценить или это пока еще игрушки?
– Пока нет. Но это не игрушки. Это будущее, которое уже наступило.
– Сколько вы планируете вложить в такие проекты?
– Это определено в нашей стратегии, мы от нее не отходим. Но детальные цифры мы не раскрываем.
– Давно не слышно про сбои у вас.
– Это плохо?
– Это хорошо. Что вы сделали?
– Пришел Вадим Кулик [в должности зампредседателя правления руководит блоками «IT» и «Риски» - РБК] и начал методично выстраивать процессы в IT, регистрировать сбои, разбираться в причинах, систематизировать. Провел кадровую работу. Кроме того, мы сделали дублирование: сейчас все транзакции обрабатываются сразу в двух параллельных системах.
– Этого не было раньше?
– Нет.
– Во сколько обошлось?
– Никакого отхождения от бюджета нет. Сейчас мы завершаем технологическую модернизацию и закладываем фундамент для дальнейшего развития. Технологический прорыв – один из приоритетов стратегии Сбербанка 2018. Мы строим инфраструктуру мирового класса, которая позволит предвосхищать потребности наших клиентов.
«Мы стали жертвой обмана»
– Каковы планы Сбербанка на «Горки Город»?
– Это непрофильный для нас актив. Мы ведем переговоры о его продаже.
– Олимпийского подрядчика «Мостовик» тоже продаете?
– Рассматриваются разные варианты урегулирования задолженности: от продажи долей и привлечения стратегического инвестора до уступки прав. Мы в процессе банкротства сейчас работаем над тем, чтобы определить действительный объем обязательств НПО «Мостовик» по контрактам, в том числе с действующими гарантиями банка.
– Есть интересанты?
– Да.
– Много?
– Очередь не стоит, конечно.
НПО «Мостовик» – один из крупнейших российских подрядчиков, компания участвовала в подготовке саммита АТЭС 2012 года во Владивостоке, Олимпиаде в Сочи. Сейчас она должна Сбербанку 18,9 млрд руб., Альфа-банку – 3,3 млрд, Газпромбанку – 3,4 млрд. Долги «Мостовика» превышают стоимость его активов почти в девять раз. В июне суд ввел процедуру наблюдения в компании. Иск о признании компании банкротом «Мостовик» подал в начале апреля, после того как Сбербанк потребовал взыскать с компании и Олега Шишова 18,9 млрд руб.
– Что вы планируете делать с «Мечелом»?
– «Мечел» – одна из крупнейших российских компаний в горно-металлургическом секторе, но с большим финансовым долгом, который она не в состоянии обслуживать. Мы совместно с другими банками-кредиторами предложили план, который мы считаем единственно возможным. Этот план не направлен на банкротство компании. Его цель – сохранение бизнеса компании и ее трудового коллектива. Мы понимаем, что от наших решений зависит благополучие тысяч сотрудников «Мечела». Мы предложили нестандартный подход: проведение «Мечелом» дополнительной эмиссии акций с возможной конвертацией части текущих ее кредитов в акции. При этом выкуп долей текущих акционеров, в том числе Игоря Владимирович Зюзина, не предполагается. У текущих акционеров сохраняется при этом право выкупить у банков обратно акции «Мечела» на определенных условиях. То, что предлагает менеджмент компании, мы считаем неконструктивным. Его предложения не позволяют сократить долг «Мечела» в моменте, оперативно, как того требует ситуация. Без смены менеджмента компании и без глобальной реструктуризации эта компания выжить не сможет. Я не верю в то, что уголь поднимется в цене в ближайшем будущем. Это видно и по смене энергетического баланса в Китае. «Мечел» 25 и 29 сентября не исполнил обязательства перед Сбербанком по оплате процентов. У нас есть все основания требовать погашения в судебном порядке. По просроченным лизинговым платежам иски уже приняты судами к рассмотрению. Мы не реструктуризировали платежи, потому что реструктуризация возможна только одним способом - тем, который нами был предложен.
«Мечел» уже полгода пытается договориться с кредиторами о реструктуризации задолженности. Компания должна $8 млрд, из них $5,5 млрд – Газпромбанку, ВТБ и Сбербанку. Все варианты реструктуризации, которые компания предлагает кредиторам, их не устраивает. Банки предлагают основному владельцу «Мечела» Игорю Зюзину (67,42% акций) фактически отдать компанию за долги. Стороны до сих пор не пришли к согласию. В итоге «Мечел» вообще прекратил выплаты процентов по кредитам.
– А что произошло с основателем банкротящейся JFC Владимиром Кехманом, что даже с вашей подачи уголовное дело завели?
– Кехман взял кредит, который через очень короткий срок перестал обслуживать. Из чего мы делаем вывод, что, когда он брал этот кредит, он уже знал, что у него есть проблемы в бизнесе. Соответственно, он, на наш взгляд, ввел нас в заблуждение. Сбербанку были предоставлены заведомо ложные сведения о хозяйственном положении и финансовом состоянии группы JFC. Кехман уверяет, что его, в свою очередь, ввели в заблуждение менеджеры компании. Тем не менее, он был председателем совета директоров и подписывал заявку на кредит. На момент рассмотрения вопроса о кредитовании около 40% валюты баланса составляла краткосрочная дебиторская задолженность компаний группы. Они знали, что задолженность невозвратная, и скрыли это. После получения кредита перевели ее в долгосрочную, а затем списали. Таким образом, мы считаем, что мы стали жертвой обмана. Если бы мы только одни так считали, то можно было бы подумать, что мы заблуждаемся. Но когда так считают все кредиторы, мне кажется, что к этому нужно прислушиваться. Надеюсь, что правоохранительные органы оперативно разберутся в сложившейся ситуации.
Основатель компании – импортера фруктов JFC Владимир Кехман стал обвиняемым в деле о хищении у Сбербанка заемных средств в особо крупных размерах. Дело о хищении заемных средств у Сбербанка было возбуждено в декабре 2012 года. Кехман давал личные поручительства по кредитам Сбербанка группе JFC (6 млрд руб.). Летом 2012 года суд постановил взыскать с Кехмана 3,1 млрд руб. Имущество Кехмана было арестовано, а 50% от его зарплаты как директора Михайловского театра в Петербурге списывалось в счет погашения долгов. Все компании группы JFC с 2012 года проходят процедуру банкротства. Кредиторы, среди которых крупнейшими являются Сбербанк и Банк Москвы, требуют с компаний 17 млрд руб.
– Но кредит все равно не вернуть?
– Я бы так не говорил. Куда-то же эти деньги ушли.
– Будете разыскивать?
– Однозначно. Я думаю, следственные органы дадут ответ на вопрос, куда ушли деньги. Сейчас уже арестованы некоторые его активы и дом.