«Хлопал весь аэропорт»: волонтеры о работе на землетрясении в Турции
После мощного землетрясения в Турции в зону катастрофы отправились в том числе добровольцы из России. Волонтеры-медики ездили по разрушенным деревням, оказывали пострадавшим первую помощь. Добровольцы без медобразования помогали пострадавшим в лагере, сортировали одежду и средства гигиены. РБК пообщался с несколькими добровольцами.
«Страшная лотерея»
Тимур Зяппаров — переводчик, Казань
«Почему я решил поехать? Первое — это, конечно, простое человеческое желание помогать. Во-вторых, когда произошло это землетрясение, я находился в Стамбуле, но в тот же день вылетал в другую страну. Меня это просто потрясло: со мной рядом происходит что-то страшное, я, наверное, должен что-то сделать. Прилетев в Россию, я подал заявку в волонтеры через Фонд казахских тюрков, и меня одобрили как волонтера.
Билеты в Стамбул и обратно покупал за свой счет. Пытался договориться с «Турецкими авиалиниями», чтобы они хотя бы частично проспонсировали поездку, но они и так были заняты сбором вещей и денег.
Всего в нашей группе было 18 человек: два узбека, русская девушка, поляк из Тюмени, русскоязычные казахи, очень яркий певец-уйгур из Китая, русскоязычная турчанка-месхетинка, турецкоязычный казах, осетинка, два дагестанца, чеченец, еврей из Челябинска и я — татарин из Казани. Мы с челябинцем прилетели из России, остальные жили в Турции. Небольшая часть волонтеров были с медицинским образованием, но в основном обычные люди. Среди обычных людей преобладали ребята с мусульманским бэкграундом.
Нас отправили в Кахраманмараш. Туда из Стамбула мы летели бесплатно в абсолютно пустом самолете. Как объяснили бортпроводники, основной задачей было вывезти людей из зоны бедствия, а не привезти их туда.
Мы оказались на окраине города, который оказался в эпицентре землетрясения. В первый день мы вообще не понимали, где оказались: лагерь, красивые живописные места, горы, реки, озера, вдали виднеются мечети — все очень красиво. Во второй день вечером попросили свозить нас в район, где было землетрясение, и поняли, что это был настоящий ужас. Как будто кто-то решил сравнять город с землей. Какие-то здания уцелели, но потрескались, какие-то полностью разрушились, осталась только строительная пыль, какие-то — упали на бок и торчат какими-то опорами. Для людей это получилась страшная лотерея.
Нас разместили на территории Университета Кахраманмараш Сютчу Имам. В здании жили семьи, им выделили места на полу. Некоторые семьи собирались возле розетки, чтобы можно было подзарядить устройства или включить обогреватель, стелили там коврики, спальники и жили так две недели. В принципе, там было тепло, там были базовые удобства: туалет, ванная. Какие-то семьи жили в палатках.
У нас, волонтеров, было три палатки. В каждой спали примерно по четыре-пять человек. Доктора от нас отделились, отправились в местную больницу, которая находилась где-то в километре от нас.
В палатках сначала было очень холодно — нам выдали матрасы, печки-буржуйки. Их надо было топить каждый час дровами. Мы кололи дрова и себе, и пострадавшим. Через несколько дней привезли калориферы — электрообогреватели, и с ними стало гораздо комфортней.
В лагере были палатки на 166 семей. Также были палатки, выделенные под склады. В двух больших палатках сделали мужскую и женскую мечети.
В лагере нуждающимся выдавали одеяла, подушки, одежду. Мы сортировали обувь, одежду, памперсы, раздавали все это. Люди были очень благодарны, не было никаких жалоб в стиле «вы нам что-то не то подсовываете». Людей по очереди пускали на склад гуманитарки, каждый брал, что ему было нужно. В Кахраманмараше полностью было разрушено, может быть, 10% зданий. Но почти все жилые дома были в страшных трещинах, и заходить туда, чтобы забрать вещи, было очень опасно.
Из Казахстана и Киргизии прислали 95 юрт — теплых, уютных и вообще замечательных. Деньги на них собирали обычные люди и бизнесмены. Два дня мы помогали казахам их устанавливать. Туркам юрты очень понравились. Бывало, что мы не успевали собрать их до конца, постелить там ковры — люди уже туда заселялись.
В лагере жила маленькая девочка, четырех лет. Она говорила, что у ее сестры умерла мама, а ее — девочки — мама все время на работе и поэтому сюда не приходит. Она была еще такая маленькая, что не понимала, что у нее и у ее сестры мама одна…
Еще одна пострадавшая — девушка из Киргизии, жила в Турции. Рассказывала, что при землетрясении рухнул дом с родителями ее мужа. В первые дни не было вообще никакой техники, и они откапывали их руками. В итоге откопали живым отца мужа, а мать уже не спасли.
В лагере было много людей, переехавших из Сирии, — в свое время они бежали от войны, и здесь их настигла новая беда.
Что было самым сложным? Если честно, мы были готовы к гораздо более тяжелым условиям проживания и работы. Я понимал, что живых людей под завалами не осталось, готов был доставать тела. Но до такой работы нас не допустили. Сначала казалось скучным, что мы будем разбирать гуманитарку, раздавать памперсы. Возможно, хотелось чего-то героического. Потом мы поняли, что там, где должны быть. Если есть задача — почистить несколько мешков моркови, значит, мы несколько часов сидим и чистим морковь. Или колем дрова, разбираем одежду, разгружаем грузовики.
Как-то мы поехали на склад с гуманитарной помощью, нужно было забрать для людей носки, трусы, что-то еще. И помещение, где был этот склад, очень сильно пострадало от землетрясения. Там не было дверей — был пролом в стене, в потолке тоже был огромный пролом.
Кормили пострадавших и волонтеров неплохо: мясо было редко, в основном давали суп, кашу, картошку, фасоль. Было много хлебобулочных изделий и чая. Чай нас спасал, потому что было холодно, особенно по ночам — это горы. Мы даже к солдатам подходили, чтобы чайку попить у костра, когда они там собирались.
Армии там было много. Конечно, военные тоже помогали. Но мне кажется, человеческие ресурсы можно было распределить с большим толком. Вроде бы было много людей, но часто мы просто не знали, чем заняться. Мы готовы были делать все что угодно, но никаких заданий нам не давали.
К нам очень хорошо относились. Когда мы говорили, что мы из России, люди показывали большой палец, благодарили нас, фотографировались с нами на память. При этом я не чувствовал, что сделал много, понимал, что можно было сделать больше. Среди волонтеров было много казахов, я видел одного бразильца, который раньше был пожарным и прилетел просто по зову сердца. И в последний день я увидел представителей шведской организации.
Когда мы улетали из Кахраманмараша, в аэропорту с нами встретилась группа чиновников — я не совсем понял, откуда именно они были. Они нас поблагодарили и вдруг начали нам аплодировать. И весь аэропорт — все, кто вылетал в Стамбул, тоже начали хлопать — нам, небольшой группе волонтеров».
«Много еды пропадало, не дойдя до людей»
Алексей Кузнецов — предприниматель, Челябинск
«Мы с женой узнали о трагедии в Турции из СМИ, и жена приняла решение поехать помочь. Она очень просила ехать как можно скорее.
Я работал при больнице на территории университета, где находился наш палаточный лагерь. Когда в больнице не было работы, приходил в лагерь или уезжал в город и работал там. Мы раздавали гуманитарную помощь, развлекали детей, организовывали работу и быт людей в палаточном лагере. В больнице иногда была возможность забирать излишки фруктов и увозить детям в лагерь, что мы и делали.
Тяжело было морально. Слово «катастрофа» даже на 10% не передает того, что здесь произошло. Местные жители были очень благодарны за то, что мы приехали, было видно, что им была очень нужна наша помощь и поддержка.
К сожалению, официальные лица плохо организовывали работу. Много еды пропадало, не дойдя до людей, не всегда люди получали необходимую гуманитарку, но она была на складе. И очень неприятно было от того, что власти Турции настаивали на том, чтобы волонтерами были только граждане Турции. И по факту сейчас приостановлена выдача разрешений на работу в зоне ЧС, и у волонтеров нет возможности бесплатного проезда из Стамбула».
«Горе объединило людей»
Лилия — врач, психиатр-психотерапевт, Москва — Стамбул
«Я приехала в Стамбул из Москвы в прошлом году. С группой волонтеров мы ездили в зону последствий землетрясения, были в двух городах: Адыямане и Кахраманмараше. Первая моя поездка была в маленькой группе, нас было пять человек, в том числе три врача: педиатр, зубной врач и я. Также у нас была девочка-спасатель с медицинской подготовкой и водитель, он же переводчик. Как группа врачей и спасателей, мы получили официальное подтверждение от АФАД.
Мы ездили на машине с большим набором лекарств, средств первой помощи. В Адыямане были три дня в первую неделю после произошедшего. Ездили по окрестным деревням, оказывали первую медицинскую помощь. Также были в самом городе, помогали людям, оставшимся на улице, спасателям, рабочим, которые без сна по несколько суток разбирали завалы. Обрабатывали раны, оказывали психологическую помощь — как психиатр, я понимала, в каком эмоциональном состоянии там находятся люди.
У нас был мобильный медицинский пункт, где мы занимались перевязкой, обрабатывали раны, раздавали людям лекарства. Я знаю базовый турецкий, плюс у нас был переводчик, так что мы могли каким-то образом общаться с людьми.
Первые три дня мы ночевали на большой электростанции — нас там разместил АФАД. Нам предоставили теплую комнату, было санитарное помещение, холодная вода.
Встретили очень тепло, помогали нам. Вообще к волонтерам хорошо относились, помогали с питанием. Это был очень трогательный момент — видеть, как горе объединило людей.
Город выглядел ужасно, половина домов превратилась в развалины. Какие-то дома просто сложились, как карточный домик, какие-то — превратились в труху, пыль и бетонную крошку. Некоторые завалились на бок, какие-то — буквально завернулись вокруг своей оси, как спирали ДНК, и перевернулись вверх ногами. Страшное зрелище.
На разборе завалов работало много людей: спасателей, военных, местных жителей. Некоторые здания стояли нетронутыми, то есть туда еще не добрались.
Потом нам пришлось вернуться в Стамбул, чтобы вернуть машину. И затем с большой группой казахстанских волонтеров мы поехали в Кахраманмараш.
Наша группа врачей обратилась в ближайшую крупную больницу, сказали, что можем оказывать помощь пострадавшим. Нас распределили по разным отделениям: кого-то — в неотложку травматологии, кого-то — в неотложку реанимации. Я работала в зеленой зоне — это первичный прием пациентов.
Когда 20 февраля произошло землетрясение в Хатае, мы тоже почувствовали эти толчки. К нам сразу привезли много пострадавших: неподалеку случилась крупная авария: кого-то довезли живым, кого-то нет.
Мы работали в больнице неделю. Условия были хорошие: нам выделили палату, где мы могли ночевать, обеспечивали питанием и всем необходимым для работы, благодарили нас за помощь.
Что для меня было самым сложным, сказать трудно. Моя врачебная специальность сопряжена с горем и болью людей, поэтому я сталкиваюсь с этим каждый день. Пожалуй, из-за языкового барьера иногда было ощущение, что не знаешь, что сказать людям, которые за одну ночь потеряли все, не понимают, что делать, есть ли смысл жить дальше.
Иногда нужно было поддерживать членов команды, которым тяжело далась эта поездка. У всех разная реакция на такие обстоятельства: кто-то впадает в злость, раздражение, кто-то начинает придираться к другим, кто-то уходит в себя. Для кого-то эти ситуации становятся триггером для своих каких-то реакций. Так что иногда приходилось помогать другим волонтерам, и я рада, что наша команда с этим справилась.
До глубины души меня поразила реакция людей. С восторгом и гордостью я наблюдала, как все помогали пострадавшим, кто чем мог. Люди, которые остались без ничего, становились друг другу мамами, папами, сестрами или братьями.
Не дай бог никому пережить такое. Даже будучи волонтером, возвращаться оттуда в обычную жизнь сложно, я даже не представляю, каково людям, которые пострадали и потеряли близких».
Землетрясение магнитудой 7,7 произошло на территории Турции и Сирии 6 февраля. Оно стало одним из самых разрушительных в истории страны. После этого зафиксировали почти 10 тыс. афтершоков. По данным на 6 марта, в Турции в результате катастрофы погибли 46 104 человека.