Пять вопросов о тюремной медицине и ситуации с Алексеем Навальным

Исправительная колония №3 во Владимире (Фото: Татьяна Макеева / Reuters)

19 апреля Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) заявила, что Алексей Навальный переведен в больницу при ИК-3 Владимирской области.

Ранее он жаловался на боль в спине, потерю чувствительности в ноге и руке, сложности при ходьбе; томография выявила у него две грыжи и протрузию межпозвоночного диска. В марте Навальный потребовал допустить к нему его лечащего врача, заявив, что в ИК-2 Владимирской области, где он содержался, ему фактически не оказывали медпомощи, а из-за профилактического учета в виду «склонности к побегу» его будили по несколько раз за ночь. Поскольку его требование не было удовлетворено, 31 марта Навальный начал голодовку.

РБК опросил экспертов о том, какие права и возможности есть у заключенных, нуждающихся в медпомощи, как ФСИН обычно реагирует на необходимость лечить осужденных и подследственных и что происходит с объявившими голодовку.

Допускает ли закон осмотр заключенного его личным врачом

«Право выбора врача [у заключенного] есть. Возможности — практически нет, — сказал РБК руководитель юридического департамента фонда «Русь сидящая» Алексей Федяров. — Чтобы запускали врача со стороны — такого не слышал. Любые причины придумают, чтобы не пускать. Это крайне сложно осуществить».

Закон дает заключенному возможность получить помощь врача, которого он выберет по своему усмотрению, соглашается юрист Комитета против пыток Сергей Шунин. Однако на практике могут возникать трудности: «Все упирается в формулировку «при наличии показаний» и возможность оказания помощи в больнице ФСИН». Обычно вопрос о допуске заключенного к стороннему врачу решают тюремные медики, однако в случае Навального вряд ли решения принимают именно они, полагает правозащитник.

«Мне не совсем понятно, почему такая проблема вообще возникла у Навального и в связи с чем ему препятствуют в доступе к гражданскому медику», — не согласна руководитель Забайкальского правозащитного центра Анастасия Коптеева, сотрудничающая с правозащитной организацией «Зона права».

Из закона «Об основах охраны здоровья граждан» и приказов, регулирующих лечебную деятельность ФСИН, следует, что любой осужденный, если у него есть возможность, может попросить за его счет провести ему обследование или консультацию у любого гражданского медика, к которому он хотел бы попасть.

«В данном случае законодатель приравнял свободных пациентов и осужденных. Такие вопросы разрешаются регулярно на систематической основе. У меня были десятки таких дел, и это абсолютно работающий закон, — сказала Коптеева. — Существует определенная процедура: сам осужденный или его представитель ходатайствует об обследовании, предоставляет копию договора с медиком. Все, что требуется от ФСИН, — это этапировать его в медучреждение. Если врач готов прибыть к нему в колонию сам, как в случае Навального, то не требуется даже этого».

«В колониях часто не хватает узких специалистов, например пульмонологов, фтизиатров, инфекционистов — тех, кто лечит ВИЧ и туберкулез, инфекции, процветающие за решеткой. И очень часто мы ходатайствуем перед руководством колонии о возможности этапировать осужденного в больницу, чтобы провести обследование у конкретного врача, которое оплатили родственники», — добавила эксперт.

Можно ли госпитализировать заключенного в гражданскую больницу

Закон допускает госпитализацию подследственных и осужденных в гражданские медучреждения, однако обязательным условием, кроме медпоказаний, является невозможность оказать нужную помощь в больнице ФСИН. «Очень часто мы встречали случаи, когда и при наличии этих двух условий, которые признавали врачи ФСИН, вообще ничего не делалось, медицинская помощь не оказывалась», — говорит Шунин.

Сначала ФСИН анализирует, может ли она оказать лечение своими силами в одной из медсанчастей или ведомственных больниц; если медики приходят к выводу, что это невозможно, ведомство обязано обратиться в гражданское медучреждение, заключить с ним договор на лечение конкретного осужденного и оплатить эту работу, пояснила Коптеева.

Например, заключенному забайкальского СИЗО Игорю Толдонову грыжи позвоночника удаляли в краевой клинической больнице. А подследственного Михаила Баранова, которому требовалась высокотехнологичная операция (реконструктивная пластика лица после неудачной попытки самоубийства), по ходатайству правозащитников этапировали в Москву, в Институт челюстно-лицевой хирургии.

Фактически заключенных вывозят в гражданские больницы в двух случаях: если требуется операция либо на освидетельствование с целью определить, может ли больной подследственный содержаться в СИЗО, утверждает Федяров.

Правозащитники по всей стране часто подают иски о ненадлежащем оказании медпомощи к больницам системы ФСИН, рассказывает Коптеева. Она добавляет, что во многих больницах не хватает элементарных медикаментов, чтобы лечить такие распространенные среди заключенных заболевания, как туберкулез, вирусный гепатит или ВИЧ.

В практике Комитета против пыток было дело Александра Пронина: в тюремной больнице Нижегородской области заключенному фактически не стали своевременно лечить вывих плечевых суставов, что привело к осложнениям. Экспертиза, а затем и суд признали, что тюремные медики допустили в отношении Пронина более 40 нарушений.

Условия в больницах системы ФСИН могут быть приемлемыми, однако «мы часто сталкивались с тем, что одним осужденным помощь оказывается, а другим в сходных обстоятельствах — почему-то нет», сказал РБК Шунин.

Шунин в качестве правозащитника в течение трех лет инспектировал больницу при ИК-5 Нижегородской области. «Больницы системы ФСИН с трудом справляются с большим объемом поступающих больных. И это если мы берем только доковидные времена. И главная причина этого — нехватка врачей из-за маленьких зарплат и условий, в которых приходится работать, — рассказал он. — В целом действия врачей системы ФСИН, за очень малым исключением, со словом «гуманность» у меня абсолютно не ассоциируются. В основном все они несамостоятельны и, образно говоря, каждую таблетку согласовывают с начальством».

Правозащитники считают большой проблемой зависимость тюремной медицины от системы ФСИН; ее передачи в подчинение Минздраву требовали члены СПЧ, первый председатель ОНК Москвы Валерий Борщев, руководитель Московской Хельсинкской группы (МХГ) Людмила Алексеева. Последний раз вопрос о выводе медслужбы из состава ФСИН ставил бывший замдиректора ведомства (ныне арестованный) Валерий Максименко — в 2019 году он заявлял, что ФСИН ведет с Минюстом и Минздравом консультации по этому поводу. В Минюсте тогда возразили, что этого вопроса на повестке дня нет.

По официальным данным ФСИН, сейчас в России 142 тюремные больницы, в том числе 61 туберкулезная, пять психиатрических и семь больниц для сотрудников ФСИН. Кроме того, в системе 623 медицинские части, есть фельдшерские пункты, а также центры медицинской и социальной реабилитации.

Европейский суд по правам человека вынес много постановлений по делам, связанным с тюремной медициной в России, однако так называемого пилотного постановления, в котором «признавался бы системный характер проблемы неоказания медпомощи в российских СИЗО и колониях, ЕСПЧ пока не выносил», сказала РБК юрист правозащитного центра «Мемориал» (признан иноагентом) Татьяна Глушкова.

В то же время Страсбург «подробно анализировал все доступные российским заключенным средства правовой защиты и признал, что ни одно из них не является эффективным, то есть не позволит человеку, находящемуся в заключении, реально получить медицинскую помощь», добавила она. Речь идет о жалобах тюремному начальству, прокурору, уполномоченному по правам человека, подаче гражданского иска о компенсации вреда или обжаловании бездействия администрации колонии.

После гибели аудитора Hermitage Capital Сергея Магнитского в СИЗО ФСИН вывела тюремных медиков из прямого подчинения начальнику изолятора или колонии, однако передала их не в гражданское ведомство, а на уровень управления ФСИН. По мнению Глушковой, на практике переподчинение «мало что изменило: слово начальника колонии или СИЗО по-прежнему остается решающим для любого тюремного медика», пояснила она.

Российский закон допускает применение к заключенному принудительного кормления, если речь идет об угрозе его жизни, — это закреплено в ст. 101 Уголовно-исполнительного кодекса. «В моей практике оно встречалось в единичных случаях, и речь шла исключительно о медикаментозной поддержке — внутривенных вливаниях», — сказал РБК Шунин.

Навального перевели в одиночку тюремной больницы

Политика

«Сами фсиновцы стараются как можно реже это применять. Чтобы правильно ввести зонд и не повредить трахею, нужны специалисты, которых [в этой системе] практически нет. Чаще всего происходит так: зэк начинает голодать, и его воспитывают дубинками. Случай Навального — это просто не такой случай, когда это возможно», — сказал Федяров.

Процедура принудительного кормления через рот — крайне опасная и травматичная, напомнил правозащитник. Так, израильские врачи в 2014 году выступили с открытым письмом против принудительного кормления голодавших заключенных-террористов, когда премьер-министр Биньямин Нетаньяху лоббировал закон, разрешающий эту процедуру. Тем не менее во многих странах принудительное кормление применяется, и ЕСПЧ его допускает, «на что очень любят ссылаться сотрудники ФСИН России», добавил Федяров.