Вопросы к личности: о чем свидетельствует последняя книга Стивена Хокинга

​Дети знаменитого физика и популяризатора науки Стивена Хокинга представили его последнюю книгу — «Короткие ответы на большие вопросы». Издание стало посмертным — Хокинг умер в марте 2018-го в возрасте 76 лет. 55 лет из них он болел боковым амиотрофическим склерозом, то есть около 50 лет прожил вопреки прогнозам науки — в среднем от постановки этого диагноза до смерти больного проходит три-пять лет. Но в этом нет ничего антинаучного: все прогнозы даются с некой степенью вероятности, вот Хокинг и попал в ту самую маловероятную долю. Долю, обернувшуюся своеобразной удачей, — глупо отрицать, что общественный (именно общественный, не научный) вес Хокинга был сильно связан со стигмой инвалидности и ее преодолением.

Бог, ИИ и человек

В своей последней книге ученый рассуждает не только о возможности путешествий во времени, но и о существовании бога. Вот вопросы, на которые он пытается ответить.

— Бог существует?

— Откуда все появилось?

— Что находится внутри черной дыры?

— Можем ли мы предсказать будущее?

— Возможны ли путешествия во времени?

— Выживем ли мы на Земле?

— Есть ли во Вселенной еще разумная жизнь?

— Нужно ли колонизировать космос?

— Станет ли искусственный интеллект умнее человека?

— Как мы определяем будущее?

Слишком масштабно для одного человека? Нет, потому что именно с этими вопросами к Хокингу и обращались.

«Ему постоянно задавали подобные вопросы. Книга — это попытка собрать самые определенные, понятные и достоверные ответы, которые он давал», — отметила дочь Хокинга Люси, представляя книгу, законченную на основе записей отца, в Лондонском музее науки.

Почему же именно к Хокингу обращались за ответами такой серьезности, глубины и размаха и можно ли сказать, что это демонстрация господства ученых над умами в современном мире, которое только укрепляется? Вряд ли. Равных ему фигур нет и пока не предвидится. Их рождению в научной среде не способствует направление ее сегодняшней эволюции: сама наука все больше усложняется, а роль отдельной личности в ней уменьшается. Это не значит, что науку теперь могут делать посредственности, отнюдь. Таланты нужны, но не штучно, а в промышленных количествах. Только привлечение лучших умов в лучших условиях в разных точках Земли может дать результат. Коллективный результат, где вклад каждого одновременно и решающий, и непринципиальный.

Коллективное творчество

Косвенно этот кризис проявляется во все больших претензиях к традиционным именным научным премиям, начиная с Нобелевской. Премию за открытие бозона Хиггса получили теоретики — сам Питер Хиггс и Франсуа Энглер. Правда, говорят критики, роль ставшего знаменитым Хиггса не очень велика. Одновременно с ним теоретическое объяснение механизма появления массы всех элементарных частиц (то есть вообще массы во Вселенной) предложили не только Энглер (получил Нобелевскую премию) с Робертом Браутом (не дожил) из Брюссельского свободного университета, но и Джеральд Гуральник (не получил Нобелевку в 2013-м, умер в 2014-м), Карл Хаген (не получил) и Томас Киббл (не получил в 2013-м, умер в 2016-м) в Имперском колледже Лондона. А главное, все эти гениальные догадки стоили не так уж много, до тех пор пока в 2012 году их экспериментально не подтвердили на Большом адронном коллайдере — гигантской машине, построенной на деньги десятков стран и требующей работы тысяч физиков.

Вишенка на торте — Хиггс, можно сказать, весьма расслабленный ученый по современным меркам научной продуктивности, выражаемой в количестве и востребованности коллегами научных публикаций. В XXI веке ему было бы сложно получить профессорскую позицию: ничего значимого он не публиковал с 1960-х, да и тогда статей выходило крайне мало.

Проблему несправедливости персональных премий попытался решить посредством Fundamental Physics Prize российско-американский бизнесмен Юрий Мильнер — эта премия за открытие бозона Хиггса была как раз присуждена коллективу Большого адронного коллайдера (БАК). Однако олицетворяли его опять несколько человек — руководители экспериментов.

Неизбежностью открытия отдавала и свежая Нобелевская премия по медицине и физиологии: ее лауреаты Джеймс Эллисон и Тасуку Хондзё работали в США и Японии. Первым изящный механизм, который позволяет направлять иммунитет человека на борьбу с раком, обнаружил Эллисон, он же и способствовал созданию первого лекарства. Однако найденный Хондзё путь оказался эффективнее, и при производстве львиной доли лекарств используется его метод. Дженнифер Дудна и Эммануэль Шарпентье, с именами которых обычно связывают перспективную технологию редактирования геномов CRISPR-Cas9 (о ней, кстати, говорит в своей книге Хокинг), работали вместе. Однако престижная премия Кавли в этом году была вместе с ними присуждена и литовскому биохимику Виргиниюсу Шикшнису, который работал над той же темой совершенно независимо.

Много было дебатов и вокруг премии по физике 2017 года за открытие гравитационных волн. Ее получили американцы Рейнер Вайс, Барри Бэриш и Кип Торн «за решающий вклад в детектор LIGO (Laser Interferometer Gravitational-Wave Observatory — лазерно-интерферометрическая гравитационно-волновая обсерватория. — РБК) и наблюдение гравитационных волн». Вот только детектор LIGO — машина, сравнимая по масштабам с БАК, и как был выделен решающий вклад? Критики продолжают аналогию с бозоном Хиггса: раз за него награду получили не открывшие его практики, а предсказавшие его теоретики, то и Нобелевка Вайса, Бэриша и Торна должна бы отойти ныне покойному Альберту Эйнштейну. Кипу Торну, конечно, припоминают и активную жизненную позицию в сфере популяризации науки вплоть до консультирования фильма «Интерстеллар» — не это ли повлияло на оценку вклада?

Научная пифия

А теперь вспомним, что сам Стивен Хокинг лауреатом Нобелевской премии не был и это мало кого удивляло. Его власть над умами определялась не только и не столько его научным вкладом (он был большой ученый, никто не отрицает этого), сколько силой его личности. И бессмысленны политкорректные требования говорить о нем, а не о его инвалидности. Талант и трудолюбие сделали его хорошим ученым, а инвалидность и сила воли к ее преодолению сделали его легендой. Вера в реальность силы разума, smart is the new sexy, выход науки из категории субкультуры в категорию контркультуры — это все он. И если роль отдельной личности в общей массе научного прогресса снижается, то роль личности в культуре сегодня высока как никогда — в Facebook проповедник уже не герой своей паствы, а герой всего мира. И от него по-прежнему требуется индивидуальность на грани нарциссизма: самопровозглашение. Первая книга Хокинга (она же и принесла автору всемирную славу) называлась «Краткая история времени» и приглашала сделать шаг от популяризации физики к ответам на глобальные вопросы.

И вот в своей последней книге Хокинг говорит, что людям придется покинуть Землю под угрозой самоуничтожения.

Он говорит, что компьютеры станут умнее людей в ближайшие сто лет, но «мы должны сделать так, чтобы у компьютеров были цели, совпадающие с нашими».

Что человеку стоит улучшать свои умственные и физические качества, однако генетически модифицированная раса суперлюдей, например с лучшей памятью и устойчивостью к заболеваниям, подвергнет опасности всех остальных.

Что к тому моменту, как люди осознают реальность изменений климата, может быть уже слишком поздно.

Хокинг говорит, что, судя по всему, бога нет, да и свидетельств загробной жизни — тоже, однако люди могут продолжить жить после смерти, передавая свои гены и мысли.

Он говорит, что в ближайшие 50 лет мы придем к пониманию, как зародилась жизнь, и, возможно, узнаем, есть ли еще жизнь во Вселенной.

Во время презентации книги звучал голос Хокинга — точнее, звук голосового генератора, который мы знали как голос Хокинга в последние 30 лет. И он рассказывает обо всем. В обычной жизни об изменении климата мы спросим Джона Холдрена, о ГМО — Дженнифер Дудна, об искусственном интеллекте — Марка Цукерберга, о межпланетных полетах — NASA, а о Боге вообще ученых спрашивать не будем, потому что у них конфликт интересов и профессиональный атеизм. И только Хокинг имеет право говорить на все эти темы — как научная пифия, где-то между телом и разумом, между формулами и людьми. Особенно сейчас, когда он, по его собственному выражению, живет в своих генах (Роберт, Люси и Тимоти) и мыслях («Короткие ответы на большие вопросы»).