Общая боль: почему смерть мальчика объединила Европу
Его звали Айлан Курди
История XX века — это история визуального ряда, фотообразов, менявших мир. Фото буддистского монаха, устроившего самосожжение, переменило отношение общественного мнения США к лидеру Южного Вьетнама Нго Динь Дьему. Удачное фото Че Гевары сослужило кубинской революции такую службу, которую не смогла бы выполнить ни одна пропаганда. Нынешний кризис с беженцами в Европе прошел через ряд драматических перемен, самая последняя из которых была обусловлена именно одним-единственным трагическим изображением.
2 сентября на турецком берегу Эгейского моря было обнаружено тело трехлетнего сирийского мальчика Айлана Курди. Он утонул, когда лодка, на которой он с семьей и другими беженцами пытался переправиться на греческий остров Кос — уже территорию Евросоюза, перевернулась. Вместе с ним погибли его пятилетний брат, мать — всего двенадцать человек. Спасся только его отец, парикмахер из Дамаска. Турецкий фотограф Нилуфер Демир сняла безжизненное тело ребенка, лежащего лицом вниз на прибрежном песке.
Фото моментально обошло всю планету через Twitter под оригинальным турецким хештегом KiyiyaVuranInsanlik — «человечество, выброшенное на берег». И оно создало такой эффект, который не могли произвести никакие другие сообщения о том, что при очередной попытке переплыть Средиземное море утонуло двести беженцев. Под напором общественного возмущения политики оказались в буквальном смысле обезоруженными, вынужденными оправдываться и что-то предпринимать.
Премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон сказал, что «как отец» он глубоко взволнован трагической гибелью сирийского мальчика. А затем анонсировал принятие дальнейших мер по оказанию помощи беженцам, в том числе выделение дополнительных £100 млн. Его французский коллега Манюэль Вальс ретвиттнул фото турецкого спасателя с телом Айлана на руках и написал: «Его звали Айлан Курди. Незамедлительные действия. Срочная европейская мобилизация». Откликнулся даже лидер правой и антиэмигрантской британской Партии независимости Найджел Фараж: «Это шокирующее изображение маленького мальчика».
Расследование в медиа было проведено с ошеломляющей скоростью — имя ребенка было узнано сразу, на следующий день журналисты уже интервьюировали его выжившего отца и даже нашли тетку в Канаде, чьи слова о том, что власти этой страны не предоставили визу семье Айлана, вызвали скандал за океаном и собственное расследование канадской иммиграционной службы. А индийский скульптор Сударасан Паттнайк даже слепил из прибрежного песка точную копию со снимка, снабдив ее подписью «Позор, позор, позор…»
Почему же именно это скорбное фото подняло такую волну симпатии и сочувствия к беженцам по всему миру с такими последствиями? Почему найденный 27 августа в Австрии автофургон с трупами семидесяти нелегальных мигрантов не стал катализатором подобной реакции, хотя и вызвал большую шумиху в СМИ?
Дети превыше всего
В образе Айлана Курди сплелось много тенденций, господствующих в современных западных масс-медиа и европейском обществе. Во-первых, особое отношение к детям и детству. Ценность их жизни, здоровья, безопасности стоит превыше всего. Во-вторых, в истории с Айланом были нарушены многие табу, имеющиеся в СМИ.
Как известно, западные телекомпании и печатные издания стараются не показывать изображения детей, которые находятся в неблагоприятных обстоятельствах. Кроме того, в масс-медиа существует запрет на показ мертвых тел и сцен убийств. В крайнем случае их могут показать издалека, без лиц. Даже достаточно невинные, на наш взгляд, кадры и фотографии сопровождаются всевозможными предупреждениями «Осторожно, шокирующие изображения!» и т.п. Например, западная картинка после штурма «Норд-Оста» в 2002 году разительно отличалась от той, что видел российский зритель.
В случае же с сирийским мальчиком ряд СМИ пошли на сознательное нарушение табу. В редакциях газет, журналов, телерадиокомпаний, интернет-сайтов прошли жаркие дискуссии о допустимости публикации подобного изображения. Би-би-си отказалась его размещать, так же как большинство британских и французских изданий, за исключением Le Monde и The Independent, решившихся на подобный шаг. Все публикации, если на них решались, обязательно сопровождались редакционными комментариями, объяснявшими, почему на это пошли, как, например, на «Немецкой волне». Но сам факт обычно табуированного изображения не мог не произвести взрывного эффекта.
К тому же гибель мальчика произошла в контексте актуального события, непосредственно касающегося сотен миллионов европейцев. Внимание публики было уже подогрето и вышеупомянутым открытием автофургона, и бурными событиями в Венгрии, и репортажами с границы с Сербией, откуда поступали впечатляющие сцены прорывающихся в Германию беженцев.
«Мама Меркель»
Тема беженцев вообще одна из самых «цепляющих» внимание общества. Вспомним события прошлого лета, когда на Россию обрушился вал беженцев с Украины. Тогда наши официальные СМИ также пытались найти впечатляющие истории, но дальше «распятого мальчика» не пошли. Западное коллективное сознание хорошо помнит и boat people — вьетнамских беженцев 1970-х, пытавшихся на утлых лодках бежать от коммунистов и тонувших в море десятками тысяч — предвосхищение нынешних трагедий в Средиземном море, — и исход населения из Косово в 1998–1999 годах, и многие другие кризисы.
Политики в демократических странах чутко откликаются на изменения общественного мнения, подогреваемые в том числе подобными информационными взрывами. Ангела Меркель демонстрирует это в яркой степени — она была убежденной сторонницей развития атомной энергетики, но после аварии в Фукусиме в один день поменяла точку зрения на 180 градусов и стала противником строительства АЭС.
Точно так же во время нынешнего кризиса с сирийскими беженцами она, еще до истории с Айланом, отвечая на уже очевидную гуманитарную катастрофу с мигрантами, бегущими в Европу через Балканы, выступила с радикальной инициативой. Канцлер сказала, что Германия отходит от положений Дублинского соглашения, которое предусматривает, что мигрантов должна принимать первая страна, в которой они оказались. И что Германия готова принять сирийских беженцев столько, сколько потребуется. В данном случае она выступила в унисон с преобладающим общественным мнением своей страны, что и показали как соцопросы, так и действия волонтеров, встречающих сирийцев на вокзалах. Среди последних она стала моментально известна как «мама Меркель».
Чужая боль как своя
После гибели Айлана меняется гуманитарная повестка дня Европы. Беженцы отныне не проблема, а люди, требующие помощи здесь и сейчас. Споры и разногласия уходят в сторону. Политики вынуждены начинать договариваться между собой и принимать срочные меры для их спасения. Экономические и политические аспекты, кто больше тратится на содержание лагерей мигрантов, какие еще полицейские меры следует предпринять для недопущения в шенгенскую зону нежеланных лиц, — уже не актуальны.
Социальный напор вынуждает государственных лидеров сосредоточиться на гуманитарных вопросах. Общественное мнение, увидев фото погибшего ребенка, считает сегодня постыдным рассуждать о «столкновении культур», «угрозе идентичности» и прочих страшилках, обычно связанных с наплывом беженцев.
Приоритетом стало оказание посильной помощи прибывающим сирийцам, различного рода волонтерские инициативы — помощь с их размещением (и тут пример премьер-министра Финляндии, предложившего для этого свой дом, весьма показателен), питанием, адаптацией к новым условиям жизни.
Европа вновь осознала со всей остротой единство человечества. И готова принять и понять чужую боль как свою.
