Общее прошлое: что случилось с Россией в 1917 году
Знание своей истории — это не только вопрос образованности и культуры. Это еще и необходимый фундамент для создания общего будущего людей, живущих в одной стране. РБК совместно с Вольным историческим обществом продолжает цикл публикаций о главных событиях, ставших поворотными в нашей общей истории — Истории России.
Праздник раздора
Главный советский праздник — день Великой Октябрьской социалистической революции 7 ноября — в современной России стал противоречивым символом.
Поиски схемы отечественной истории, способной заменить прежнюю, советскую, — в первую очередь задача профессиональных историков. Однако и политики выполняют свою часть работы: они не только интерпретируют прошлое, но и имеют возможность формировать «инфраструктуру» коллективной памяти в виде концепций школьных учебников, праздников, государственных символов, топонимики публичного пространства и т.п.
Для советских правителей Октябрьская революция была отправной точкой. События, выполняющие такую функцию, не только знаменуют поворотный момент в истории сообщества, но и символизируют вектор его развития. Поэтому их новая интерпретация — непременное условие изменения национального прошлого.
Удалось ли российской власти решить эту задачу? Судя по тому, что мало кто знает, какой праздник отмечается 4 ноября, а старшее поколение продолжает отмечать 7 Ноября, пока нет.
Хотя были испробованы разные способы решения проблемы. В первые годы существования нового российского государства Октябрьская революция интерпретировалась как трагедия, последствия которой Россия с большим трудом исправляет сегодня. Демонстративно отказавшись от советских идеалов, новая власть видела свою задачу в том, чтобы избавиться от последствий «советского эксперимента» и вернуть страну в «нормальное» состояние.
Переопределение Октября в качестве «трагедии» и «катастрофы» означало резкое изменение смысла: то, что прежде воспринималось как символ «национальной славы», теперь стало рассматриваться как «коллективная травма». Такое переформатирование требовало изменения сложившихся практик: нужно было не только перенести акцент с «героев» (которые перестали быть героями) на «жертвы», но и воздать по заслугам «палачам». Эта работа требовала ресурсов и была сопряжена со значительными политическими рисками. И дело не только в том, что выяснение «истинных» ролей «героев», «палачей» и «жертв» в обществе, прошедшем через гражданскую войну, — неизбежно болезненный процесс. Столь резкое изменение смысла исторического события, выполнявшего функцию мифа, затрагивает всю конструкцию коллективной идентичности. Заменить «национальную славу» «коллективной травмой» не так просто.
Попытка столь радикального замещения коллективной памяти о некогда «главном событии ХХ века» столкнулась с весьма успешной критикой со стороны левой оппозиции. После президентских выборов 1996 года, продемонстрировавших готовность значительной части избирателей поддержать кандидата от КРПФ, официальная символическая политика подверглась корректировке. В частности, за год до 80-летия Октябрьской революции Борис Ельцин издал указ, вводивший новую формулу праздника, оставшегося в наследство от советской власти, — День согласия и примирения, и объявлявший 1997 год Годом согласия и примирения. Однако ни в 1997 году, ни позже не было предпринято системных попыток сформировать новые сценарии и ритуалы для 7 Ноября. Праздник оставался яблоком раздора вплоть до его «замены» в 2004 году на День народного единства 4 ноября.
Великая революция
С приходом к власти Владимира Путина концепция изменилась: на смену ельцинской конструкции «новой России» пришла идея «великой державы», что предполагало отказ от однозначно критического отношения к советскому наследию.
Казалось бы, это открывало возможность для переосмысления Октября: потенциал «великого события» вполне мог быть использован в качестве строительного материала для «государственнической» риторики, наравне с 9 Мая. Октябрь вполне мог бы быть представлен как пусть не кульминационный, но все же «великий» эпизод истории, мировое значение которого не подлежит сомнению — это не слишком выбивалось бы из общей эклектической конструкции «тысячелетней истории».
Однако этого пока не произошло, новая власть предпочла продолжить демонтаж «инфраструктуры» коллективной памяти о революции, отменив в 2004 году посвященный ей праздник. Возможно, ключевое значение имели личные взгляды лиц, принимавших решения по вопросам символики. Во всяком случае, Путин никогда не выказывал особой приверженности Октябрьской революции. В июле 2012 года, рассуждая о Первой мировой войне, он квалифицировал действия большевиков как «национальное предательство». dal.by/news/19/14-08-12-12/ Очевидно, что при такой постановке вопроса Октябрьская революция вряд ли может рассматриваться как «великое событие», которым следует гордиться, — скорее это момент трагического «срыва», «исправленный» последующим ходом истории.
В 2013 году тема революции вновь стала предметом дискуссии в контексте обсуждения концепции нового учебно-методического комплекса по отечественной истории, в которой, помимо прочего, была предложена новая формула событий 1917 года: «Великая российская революция 1917–1921 гг.». По аналогии с Французской революцией авторы концепции решили раздвинуть хронологические рамки, представив российскую революцию как долгий процесс, в котором следует выделять февральский, октябрьский этап и закончившуюся в 1921 году Гражданскую войну. Таким образом, незадолго до 100-летнего юбилея Октября идея «великой революции» в обновленной формулировке оказалась «возвращена» в одобряемую государством схему отечественной истории.
Это не прекратило общественные дискуссии по поводу мифа основания советского общества — новое определение событий 1917–1921 годов вызывает возражения у части коммунистов и русских националистов. Тем не менее можно предположить, что формула «Великой российской революции» способна вписаться в широкий спектр идеологических конструкций, представленных на современном «рынке идей». Это некий компромисс между позицией коммунистов и прежней риторикой российских властей.
Успех данной инновации у взрослой аудитории зависит от того, насколько системно она будет использоваться и продвигаться политической, медийной и культурной элитой. И здесь многое будет определяться готовностью авторов государственной политики и лично президента Путина воспринять такое толкование событий. Не исключено, что через два года Россия будет с размахом отмечать столетний юбилей Октября, который по всем меркам является великим и трагическим событием не только отечественной, но и мировой истории.
Вольное историческое общество (ВИО) было создано в 2014 году, объединив историков и специалистов социальных и гуманитарных наук, которые считают необходимым противостоять фальсификациям истории последнего времени и готовы бороться за честь профессионального научного сообщества. За год деятельности ВИО многократно выступало с критикой решений властей. Так, оно выступило в поддержку профессора МГИМО Андрея Зубова, уволенного за критику российской внешней политики в отношении Украины. Также был открыто поддержан академик Юрий Пивоваров, обвиненный в халатности в связи с пожаром в ИНИОНе. Критике со стороны ВИО неоднократно подвергались и высказывания министра культуры Владимира Мединского, который выступал за пропаганду мифов советского времени, а также заявил, что историки и архивисты должны заниматься «тем, за что государство им платит деньги, а не осваивать смежные профессии».
