Три России: из кого на самом деле складывается «путинское большинство»
Весна-лето прошлого года подарили нам впечатляющий образ «84%» — подавляющего большинства, которое поддерживает власть и все ее инициативы в противостоянии с Западом, Украиной, и «16%» внутренней оппозиции. Природа этого большинства, его происхождение, его будущее — одна из ключевых тем в дискуссиях последнего года. Считать ли новое большинство скорее медийным, результатом интенсивной пропаганды или уже обусловленным глубокими социальными сдвигами последних двух-трех десятилетий? Ожидать ли его скорого «прозрения» из-за растущих экономических трудностей или, наоборот, настроения 2014-го станут определяющими на годы вперед?
Опросы «большой тройки» (ВЦИОМ, Левада-Центр, ФОМ), из которых мы узнали о «новом путинском большинстве», позволяют нам уточнить его устройство и динамику. Сложившееся «новое большинство» вышло подвижным, внутренне противоречивым, несущим в себе новые риски для политического режима. От государственной пропаганды образца 2014 года оно переняло несколько ключевых маркеров, которые определяют «хороших» и «плохих», правых и виноватых. В остальном люди остаются такими же, как были, — думающими, меняющимися, способными на недовольство.
В чем согласно большинство
Ожидаемое монолитное большинство — необязательно в «84%», но как правило, не менее двух третей — обнаруживается прежде всего по следующему набору тем.
— В конфликте на востоке Украины виновато украинское руководство (75–85%, март–июль, Левада-Центр), при котором существует угроза «интересам русскоязычных жителей» (88%, июль, ВЦИОМ), набирают силу «бандеровцы», терроризирующее русских «полуфашистское движение» (91%, март, ВЦИОМ), а страна превращается в «марионетку в руках Запада и США, проводящих антироссийскую политику» (свыше 50%, август, Левада-Центр). Президент Украины нелегитимный (63%, июль, Левада-Центр), руководство страны не стремится к миру (77%, январь–февраль 2015, ФОМ).
— Киевским властям противостоит «народ Донбасса» (61%, ноябрь, Левада-Центр), «народное ополчение» (67%, июнь, Левада-Центр), отряды самообороны, которые создали «местные жители» (70%, апрель, ВЦИОМ), «обычные жители Донбасса» (79%, июль, ВЦИОМ). Майский референдум в Донецкой и Луганской областях — законный (77%, июль, Левада-Центр), Россия должна признать его результаты (58%, май, ФОМ) и должна признать «народные республики» (72% в мае, 65% в ноябре, Левада-Центр). Президент России должен защищать интересы русскоязычных жителей Украины (84%, июль, ВЦИОМ), а участие «российских добровольцев» в военных действиях «вполне законно и оправданно» (65%, июль, Левада-Центр).
— Такое же внушительное большинство обнаруживается относительно присоединения Крыма и западных санкций: «Запад хочет ослабить и унизить Россию» (71–72%, сентябрь–декабрь, Левада-Центр), но России надо «продолжать свою политику невзирая на санкции» (66–68%, сентябрь–декабрь, Левада-Центр), не идти на компромисс и не обращать внимания на их претензии, все равно Запад будет недоволен, чтобы Россия ни делала (79%, октябрь, Левада-Центр). Наконец, на протяжении всего последнего года около 70% (Левада-Центр, ФОМ) доверяют российским СМИ и считают их объективными.
Таким же устойчивым выглядит противоположный полюс, ядро в 10–15%:
— мартовский ввод войск в Крым был «преступным» и неоправданным решением (12%, июнь, Левада-Центр);
— участие россиян в военном конфликте в Донбассе «незаконно и неоправданно» (16%, июль, Левада-Центр);
— Россия не должна признавать «народные республики» (11–12%, июль–ноябрь, Левада-Центр) и не должна оказывать им помощь (11%, июль, ВЦИОМ).
Приблизительно такая же доля опрошенных считают, что российские СМИ искажают картину событий и это опасно и вредно (10–14%, июль–ноябрь, Левада-Центр).
Лишь бы не было войны
Но за пределами этого привычного круга тем модель «двух Россий» больше не работает — начинается другая логика. Официальные СМИ дали людям убедительный ответ, «кто виноват» (и «кто прав»), но похоже, не особенно прояснили не менее важное «что делать». Как следствие, в течение 2014 года заметные подвижки произошли по крайней мере в двух важных точках. Все менее привлекательным выглядит вмешательство, прежде всего военное, в события на Украине, и все более значимыми выглядят западные санкции и экономический кризис.
Готовность «поддерживать руководство России в ситуации военного конфликта с Украиной» (Левада-Центр) снизилась с 74% (13% неготовых) в эйфорическом марте до 41% (43% неготовых) в августе. В опросах ФОМ воздействие России на украинский конфликт со временем все реже оценивается как «недостаточное» (25% в августе, 13% в январе 2015-го) и все чаще как «слишком сильное» (7% в августе, 19% в январе 2015-го). Все меньше готовность включить Донбасс в состав России (48% в марте, 13% в декабре, Левада-Центр). Вместо нее растет примерно в таких же пропорциях желание видеть «народные республики» независимыми государствами.
Менее привлекательными кажутся вообще любые новые присоединения территорий (кроме Крыма); в марте сторонников этого было намного больше, чем противников (58% против 28%), но уже в июне-июле доли сравнялись: 41–43% против 41% (Левада-Центр).
Наконец, менее доброжелательным становится отношение к беженцам с Украины. Выбор «создать им условия для жизни в России» становится менее популярным: 50% в июле, 40% в сентябре (ВЦИОМ). В таких же пропорциях увеличивается доля сторонников альтернативных решений: «отправить на Украину, как только там сложатся приемлемые условия», и «перестать принимать». Все перечисленные сдвиги направлены в одну сторону: стремление «закрыться» от войны, быть менее вовлеченными в украинские события.
Своего рода кульминация стремления закрыться и не вмешиваться — результаты по традиционному для Левада-Центра вопросу о желательных границах страны в будущем. Россию «в нынешних границах», без расширения вовне в предыдущие годы поддерживали около 40% опрошенных. В эйфорическом марте 2014 года их доля ожидаемо уменьшилась до 32%, а ровно год спустя, в марте 2015-го, наоборот, резко выросла впервые в истории таких опросов до абсолютного большинства (58%).
К концу 2014 года также намного чувствительнее, чем раньше, оказались внешние санкции. Мнение, что «присоединение Крыма, помощь ополченцам снизят доходы и уровень жизни», в августе разделяли 45% опрошенных, в октябре — 56% (Левада-Центр). Доля считающих, что санкции Запада представляют проблемы «для меня и семьи», с сентября по декабрь выросли с 26% до 42%, а считающих, что уже создали, — с 16% до 31% (Левада-Центр). В июне казалось, что санкции затрагивают скорее «узкий круг людей, отвечающий за российскую политику» (62%), чем «широкие слои населения» (24%). В декабре соотношение стало уже обратным: 29% против 62% (Левада-Центр).
Что разделяет «путинское большинство»
«Новое большинство» не только меняется со временем, но и оказывается разделенным, поляризованным в каждый отдельный момент. Самыми сильными разделителями внутри «путинского большинства» оказываются страх войны и инерция сотрудничества с западным миром. Чрезвычайно распространено беспокойство, что украинские события могут перерасти в войну России с Украиной, его выражали 66% опрошенных в марте и 74% в мае 2014-го (Левада-Центр). Как следствие, идея ввода российских войск на Украину вызывает несогласие заметного большинства: считают, что вводить войска «скорее не следует» или «определенно не следует», порядка двух третей опрошенных (66% — ВЦИОМ, июнь 2014-го; 65% — Левада-Центр, сентябрь 2014-го; 58% — Левада-Центр, ноябрь 2014-го).
Также более двух третей попытались бы отговорить своих родных, решивших воевать на стороне ополченцев (Левада-Центр, октябрь 2014-го). Не менее 40% верят сообщениям СМИ о гибели российских военнослужащих и считают гибель российских солдат в Донбассе недопустимой и неоправданной (Левада-Центр, сентябрь 2014-го). В опросе ВЦИОМ апреля и октября 2014 года о позиции России в отношении ДНР и ЛНР самым популярным ответом (43–45%) оказывался «не вмешиваться, соблюдать нейтралитет».
Положительное уже многие годы отношение к сотрудничеству с Западом — еще одно обстоятельство, разделяющее «путинское большинство». Доля считающих, что России следует «укреплять отношения с Западом», а не дистанцироваться от Запада, в 2014-м — начале 2015 года резко сократилась — с 60–70% до 40% (Левада-Центр). Но их по-прежнему не меньше, чем сторонников противоположной позиции. Примерно такую же долю (36%, Левада-Центр, сентябрь 2014-го) «очень» или «довольно» беспокоит растущая изоляция России от западного мира.
Наша правда
Заметные расхождения внутри «путинского большинства» будут выглядеть еще более значительными, если учесть, что они затрагивают не только вопрос «как должно быть» (нужно ли военное участие в украинском конфликте, надо ли сотрудничать с Западом), но и «как есть»: что представляет из себя политика, которую они поддерживают.
И те и другие расхождения наглядно проявляются, например, в ответах на вопрос «вмешивается ли сейчас Россия в события на Украине» (Левада-Центр, август 2014-го). Антивоенное оппозиционное большинство («вмешивается, хотя не следовало бы») составляет ожидаемые 15%, а «путинское большинство» оказывается разделенным на содержательно разные позиции: «не вмешивается и правильно делает» (33%), «вмешивается и правильно делает» (17%), «следовало бы вмешаться, но не дают» (24%).
Дело здесь не в эффекте размытого вопроса («вмешивается» — слишком общее понятие, допускающее разные трактовки). Такие же разногласия вызывали более конкретные вопросы об участии России в конфликте: есть ли на территории Украины российские войска (29% — есть, 49% — нет; Левада-Центр, сентябрь 2014-го), есть ли потери среди российских военнослужащих (42% — да, 31% — нет; Левада-Центр, сентябрь 2014-го).
Партия войны, партия мира и партия Путина
В целом по отношению к Украине и к Западу выделяются в первом приближении три крупных блока, сопоставимых по общественной поддержке: «партия мира» (20–25%), «партия войны» (25–30%) и «партия Путина» в узком смысле (около 30%), больше других похожая на позицию руководства страны. Размеры «мирной» коалиции видны примерно по доле готовых поддержать протестные «Марши мира» (28–29%, Левада-Центр, март, сентябрь 2014-го) и настроенных на компромисс с Западом (22–24%, Левада-Центр, сентябрь–декабрь 2014-го).
«Военная» коалиция определяется долей сторонников ввода войск на Украину (27% — ВЦИОМ, июнь 2014-го), а также долей считающих, что Россия должна присоединить восточноукраинские области (21–26%: Левада-Центр, май–август 2014-го) и сворачивать сотрудничество с Западом (29–30%: Левада-Центр, июль и ноябрь 2014-го — март 2015-го).
И «мирная» и «военная» коалиции не очень похожи на схематичные образы, сложившиеся в публицистике последнего года. Сторонники «партии мира» необязательно «сторонники Украины»: примерно половина из них сочувствуют автономистам Донбасса и «скорее согласны» с присоединением Крыма. «Партия войны», в свою очередь, лишь в ограниченной мере создана пропагандой по телевизору. В не меньшей степени, а скорее даже в большей — это «партия интернета».
В Москве и Петербурге, где доля черпающих информацию из интернета значительно больше среднего (47% против 31% в среднем про стране; ВЦИОМ, апрель 2014-го), идеи «партии войны» получают поддержку также выше среднего. В столицах выше поддержка ввода войск на Украину (40% при средних 27%: ВЦИОМ, июль 2014-го), прекращения бизнес-связей с украинскими компаниями (54% при средних 46%: ВЦИОМ, июль 2014-го). Там больше доля считающих, что Россия должна признать независимость «народных республик» (49% при средних 40%: ФОМ, январь 2015-го) и поддерживать антиправительственных ополченцев (38% при средних 33%: ФОМ, январь 2015-го).
Промежуточная группа примерно в 30% выглядит самой противоречивой по своим взглядам. С одной стороны, страны Запада настроены агрессивно, с другой — Россия должна продолжать сотрудничество с ними. С одной стороны, русским на Украине грозит опасность, киевские власти воюют против мирных жителей, с другой — Россия правильно делает, что не вмешивается. С одной стороны, «политику президента и правительства поддерживаю», с другой — положение в стране становится хуже и т.д.
Эта группа больше, чем другие, заслуживает названия «партия телевизора». С одной стороны, ответы этой группы на удивление точно воспроизводят — скорее всего, при посредничестве ТВ — крайне двусмысленную официальную риторику: и в отношении «наших зарубежных партнеров» (смесь из враждебности, подозрительности и «общих рациональных интересов») и относительно военной помощи «народным республикам». («Откуда у них и бронетехника и артиллерийские системы? В современном мире люди… всегда найдут вооружение», — объяснял тем же «западным партнерам» президент Путин в интервью телеканалу ARD в ноябре 2014 года.)
Телевидение, будучи официальным лицом власти, вынуждено быть таким же сдержанным и двусмысленным в отличие от интернета, где пропаганда заметно жестче, без всяких оглядок на приличия. С другой стороны, воспринимать такую позицию получается в основном в режиме пассивного телезрителя, не привыкшего думать о политике и тем более участвовать в ней.
С кем вы, 30%?
Контроль над лояльной третью избирателей, возможность манипулировать их мнением дают власти, казалось бы, не только значительную общую поддержку, но и возможность маневрировать, выбирая по обстановке силовые и компромиссные решения в любой нужной последовательности. Но в масштабе нескольких лет такая конструкция выглядит уже не столь прочной, потенциально рискованной для власти.
Политизированные жители столиц, разделенные между противоположными полюсами, во многом совпадают между собой в двух важных моментах: в повышенном недовольстве (по разным причинам) сложившимся политическим курсом и в повышенных ожиданиях (с разным знаком) политических кризисов вроде киевского Майдана как чего-то вполне вероятного. «Массовые политические акции протеста, как в настоящее время на Украине», в феврале 2014-го (ВЦИОМ) казались «скорее возможными» в России в среднем для 15% опрошенных и для 30% жителей столиц. Действия и заявления президента Путина в отношении Украины в июле 2014-го в столицах получали критическую оценку значительно чаще, чем в среднем по стране: мнение, что действия «не влияют на ситуацию», здесь разделяли 30% жителей (в среднем 18%), а мнение, что они «ведут к углублению конфликта», — 15% при 9% в среднем по стране.
Такие показатели пока не выглядят слишком угрожающими для власти. Можно, однако, предположить, что по мере «втягивания» в политические новости и проблемы люди склонны переходить от лояльной ко всему середины (30%) к одной из крайних партий, «мирной» или «военной». Если эта тенденция подтвердится, массовая политизация весны 2014 года может обернуться нежелательными для власти последствиями.
Кроме того, именно на лояльной «средней» группе в наибольшей степени сказываются стремление «закрыться» от конфликта на Украине и растущая озабоченность внутренними проблемами. В обоих случаях общественное мнение движется в направлении, прямо противоположном от намеченного пропагандой весны-лета 2014 года. И постепенное возвращение интереса к внутренним проблемам и возможное размывание лояльного «центра» делают ситуацию — медленно, ползучим образом — все менее стабильной и предсказуемой.
Растущую заинтересованность внутренними проблемами многие описывают как «соревнование телевизора и холодильника», что не очень точно. «Холодильник» не предлагает собственной картины мира, он лишь сдвигает акценты внутри картины, нарисованной «телевизором». И это как раз усложняет ситуацию для правительства. Растущее недовольство лояльных граждан, уверенных в правоте своей страны, и в крымско-донецких конфликтах, и в большом противостоянии с Западом, может оказаться более серьезной угрозой, чем выступления 10–15% диссидентов.
Советский Союз рухнул, когда критически большая доля лояльных граждан пришла к выводу, что существующий строй не дает ни материального благополучия, ни справедливости — двух главных обещаний советского проекта. Путинский режим в начале 2010-х годов потерял устойчивость, когда значительная доля лояльных граждан, сторонников сильного, справедливого и конкурентоспособного государства, обнаружили, что правящая партия не очень-то справляется с этими задачами, ею же когда-то заявленными. Примерно так же большая масса граждан, резко политизировавшихся весной-летом 2014 года, может захотеть и потребовать от режима больше, чем режим сможет дать.
