Сломанное время: как из истории России выкинули идею развития
Эксперты Вольного исторического общества при поддержке Комитета гражданских инициатив представили доклад «Какое прошлое нужно будущему России». История, собственно, и есть «взгляд в прошлое», поэтому как можно развернуть ее назад, сразу не очень понятно. Однако идеология, опущенная в пропаганду, в критические годы может и это.
Пересмотр канона
В обычных изложениях история подчиняется нормальному вектору времени: из прошлого в будущее. Можно, конечно, порассуждать о том, что это рецидив эпохи модерна, что в постсовременных представлениях «стрела времени» давно размыта, что прошлое теперь включается в настоящее дискретно и эклектично, вперемешку, однако у этих завихрений тоже есть свои границы. Во-первых, обыденное и функционально заряженное (например, деловое и экономическое) сознание все равно продолжает считать и излагать процессы «по порядку», от «прежде» к «затем». Во-вторых, обществам, в которых многие ключевые составляющие модерна так и не были достроены, просто рано и «не по возрасту» заниматься постмодернистским переформатированием собственного прошлого. Рано и вредно: слишком тормозит и тянет назад.
С этой точки зрения модель исторического процесса, в последнее время усиленно распространяемая в публичном пространстве, выглядит весьма специфической. «Стрела времени» в ней сломана и выброшена, идеи развития и прогресса практически отсутствуют. Одновременно из массово внедряемого канона отечественной истории аккуратно изымаются все те составляющие исторического процесса, которые как раз и являются носителями безусловных представлений о модернизации и прогрессе: право, экономика, развитие деловых отношений, практик и институтов, знание и технологии, культура и рост производства. Прошлое постепенно сводится даже не к истории государства, а к истории непогрешимой власти, ее славных побед и великих завоеваний.
Многое помогает понять новейший пантеон — набор фигур, которые поднимаются на вершину славы и становятся «лицами» нашей истории. Можно по-разному относиться к фигурам равноапостольного князя и прославленного зверствами царя, но историческая культура Российской империи в отношении этих персонажей предпочитала держать большую или меньшую дистанцию, во всяком случае дело до памятников, тем более у Кремля, не доходило.
Наше поколение не обладает ничем, кроме смешного самомнения, чтобы сейчас вдруг взяться исправлять эти вековые «ошибки» целой династии. Любые памятники власть по большому счету всегда ставит сама себе, а такое право надо еще заслужить.
Однако в этой коллизии важнее даже другое: из актуально осваиваемого пантеона буквально на глазах изымаются фигуры, вложившие неоценимый вклад в тот крайне трудный и петлеобразный процесс, в результате которого Россия становилась страной как никак более современной и развитой. Великие ученые, изобретатели, предприниматели, финансисты, промышленники и торговцы, создатели производств и целых отраслей — все это задворки нынешнего отечественного пантеона. Даже в царях теперь ценится самовластие, а не цивилизованное реформаторство. Советский период сведен к Великой Войне и к Великой Победе — остальное задвинуто в тень, дабы не наводить на крамольные мысли и сравнения с состоянием нынешней российской науки, культуры, технологий, даже самых банальных — но своих! — производств.
«Полезная» история
История в публичном пространстве только выглядит свидетельством о прошлом. Как элемент политики это всегда иносказание о настоящем и будущем. То, что люди славят в прошлом, они хотели бы видеть здесь и сейчас — и завтра. История как наука стоит на принципах академической свободы и идейно-политической беспристрастности, однако в публичном пространстве она сплошь и рядом превращается в инструмент промывания мозгов, тем более действенный, что работает незаметно, будто под наркозом. Но этот скрытый в историческом нарративе проект настоящего и будущего всегда можно реконструировать и предъявить; более того, рано или поздно это всегда происходит. Поэтому даже самые сервильные исторические программы лучше создавать с оглядкой на будущее, в котором новые поколения будут их безжалостно критиковать, если не высмеивать.
В нынешней «идеологии прошлого» этой заботы о будущем не видно вовсе — лишь бы сейчас пронесло.
Это общая проблема. Если экономика паразитирует на сырье и энергетических ресурсах, то и политика начинает эксплуатировать прошлое как «полезное ископаемое» идеологии. Ресурсный социум паразитарен во всем — и в происхождении богатства, и в нагнетании «ценностей». Но точно так же, как сырьевая экономика уже обозначила вполне обозримый тупик, идеология эксплуатации «истории низких переделов» быстро себя исчерпывает, дискредитируя власть, общество и целые поколения.
Самое пикантное в этой интриге то, что началась она буквально несколько лет назад, сразу после окончания местоблюстительства Медведева. До этого официальная идеология строилась на другом наборе идей: преодоление технологического отставания, смена вектора с сырьевого на инновационный, преодоление критичной зависимости от экспорта сырья и энергоресурсов, с одной стороны, и импорта товаров и технологий — с другой. И совсем иной словарь: модернизация, инновации, экономика знания, человеческий капитал, снижение административного прессинга и раскрепощение инициативы, восстановление доверия.
Какое-то время идеология развернутого назад прошлого еще может позависать на византийских красивостях и эксплуатации ущемленной гордыни, но «материя жизни» рано или поздно возьмет свое, уже берет. Настоящее уже приходится осмыслять с учетом непродуманного и рискованного будущего, а это в свою очередь требует более критичного отношения к тем образам прошлого, которые сейчас пытаются сделать господствующими. Сейчас наша история будто развернута глазами назад и видится даже не через фильтр, а через глухой экран с редкими отверстиям. Но история может быть и «развернутой в будущее» — и именно такой в нормальных ситуациях она чаще всего и бывает. Это не значит, что надо поменять исторический канон с неправильного на правильный. Но это как минимум означает освобождение истории и исторического сознания от однобоких и обращенных к архаике конструкций.