Кавказский «саммит»: почему Чечня и Ингушетия вдруг изменили границу
Рассуждая о последних событиях на Северном Кавказе — конфликте вокруг празднования юбилея Канжальской битвы в Кабардино-Балкарии и споров по поводу линии границы между Ингушетией и Чечней, многие комментаторы говорят, что в этой части России после нескольких лет спокойствия налицо новый виток напряженности. На самом деле ни одно из вышедших наружу противоречий нельзя считать новым, они существовали давно и раньше периодически давали о себе знать. Вопрос в том, как федеральный центр будет справляться с ними на фоне общей политизации жизни российских регионов.
Война и граница
26 сентября на специальной встрече главы Чечни и Ингушетии Рамзан Кадыров и Юнус-Бек Евкуров подписали соглашение об установлении точной границы двух регионов, предполагающее обмен некоторыми незаселенными территориями. Споры вокруг границ между Чечней и Ингушетией были фактически запрограммированы вскоре после того, как вслед за распадом СССР перестала существовать единая Чечено-Ингушетия и в Чечне к власти пришли сепаратисты. Федеральный центр тогда не имел ресурсов, чтобы взять вопрос о границе под свой контроль. Первый президент Ингушетии Руслан Аушев в 1993 году подписал с Джохаром Дудаевым соглашение, согласно которому за основу бралась граница между Чеченской и Ингушской автономными областями, существовавшими в составе РСФСР до 1934 года. Начавшаяся вскоре после этого война в Чечне, однако, лишила вопрос о границе между регионами какой-либо актуальности.
После того как военные действия в Чечне закончились, руководство двух регионов не раз подтверждало готовность решить вопрос о границе без конфликтов, формально закрепив фактически существующее разделение территорий между регионами. Когда в 2009 году в обеих республиках были приняты законы о составе и границах муниципальных образований, вопрос о границе субъектов можно было считать снятым, так как между законодательно установленными границами районов двух республик не было пересечений.
То, что проблема границы на самом деле не решена, стало ясно в 2013 году, когда официальный Грозный поставил вопрос о передаче Чечне приграничного села Аршты, входящего в Сунженский район Ингушетии. В апреле того же года в Аршты вошли около 300 сотрудников правоохранительных органов из Чечни. Официально заявленной целью их «визита» была поимка тогдашнего лидера северокавказского бандподполья Доку Умарова. Однако ингушские чиновники в своих комментариях СМИ утверждали, что истинным намерением было проведение митинга за включение села в состав Чечни. Дальнейшего обострения конфликта тогда удалось избежать — возможно, вследствие вмешательства федерального центра. Ряд наблюдателей тогда предполагали, что истинная причина возникшей между Грозным и Магасом напряженности была связана не с границей, а с практикой проведения сотрудниками правоохранительных органов Чечни спецопераций в приграничной зоне, в ходе которых они заходили и на территорию Ингушетии. У руководства последней это вызывало негативную реакцию. После инцидента в Аршты такая практика, судя по доступным источникам, резко сократилась.
Дорожный конфликт
Что касается нынешнего обострения пограничного вопроса, то изначальным поводом для него стало сообщение ингушских общественников о строительстве чеченскими дорожными рабочими автомобильной дороги в приграничной зоне, в лесной полосе неподалеку от того же села Аршты. Власти обеих республик не спешили как-либо комментировать это сообщение. Возможно, именно отсутствие каких-либо официальных комментариев вызвало в Ингушетии слухи о якобы планируемом масштабном пересмотре границ, что, в свою очередь, привело к протестам сначала в интернете, а потом и на площадях.
Причин острой реакции ингушей на любые новости (правдивые или фейковые), касающиеся границы с Чечней, несколько. Во-первых, постсоветская история Ингушетии, особенно в 1990-е годы, во многом была историей отстаивания права региона на существование буквально меж двух огней — между воюющей Чечней и зоной конфликта в Пригородном районе Северной Осетии. Это, по-видимому, выработало в массовом сознании привычку остро реагировать на любые попытки, реальные или мнимые, поставить под сомнение право региона оставаться в его нынешних границах.
Во-вторых, немаловажно, что в Ингушетии есть активные оппозиционные группы, разворачивающие пограничный вопрос против нынешнего главы республики. Эта ингушская оппозиция достаточно разнородна. После нынешнего обострения вопроса о границе звучали заявление крупных ингушских тейпов (родов) с требованием отказаться от передачи Чечне какой-либо территории. Однако масштаб реального влияния традиционных тейповых структур в общественной жизни Ингушетии вызывает вопросы. Активисты, наиболее громко предъявляющие сейчас претензии Евкурову, собраны явно не по тейповому признаку. Среди них есть, например, правозащитники, которые в первые годы нахождения Евкурова у власти сотрудничали с ним, но потом утратили взаимопонимание с главой региона. Есть мелкие и средние предприниматели, чье недовольство связано в первую очередь с высоким уровнем коррупции. Есть молодые люди, начинавшие карьеру чиновниками или околовластными общественниками, но затем с конфликтом покинувшие эту стезю. Общее у таких активистов — неприятие Евкурова. Реальный общественный вес этих оппозиционных групп оценить трудно, но возможность критиковать Евкурова за недостаточную активность в «защите границ» дает им значительные перспективы из-за особой чувствительности вопроса.
Кроме того, остроту ситуации в Ингушетии увеличила невнятная политика региональных властей в вопросе границ: сначала весьма запоздалая реакция на сообщения о строительстве лесной дороги, а потом и неготовность четко рассказать о содержании соглашения с Чечней о границе, о предстоящем подписании которого стало известно буквально накануне, когда в Ингушетии уже шли митинги протеста.
Присутствие полпреда в СКФО Александра Матовникова на подписании Евкуровым и Кадыровым соглашения о границе не оставляет сомнений в том, что по крайней мере с момента обострения ситуации в нее активно вмешался федеральный центр. Если, как это следует из заявлений глав регионов после подписания соглашения, оно предполагает лишь незначительный обмен нежилыми территориями, то можно сказать, что центр, сняв остроту конфликта, одновременно ослабил позиции обоих региональных лидеров. Так, Кадыров отказался от претензий на населенные пункты, находящиеся на ингушской территории, хотя ранее чеченские чиновники поднимали такой вопрос. Фактически, если верить сообщениям о содержании подписанного соглашения, Кадыров снял большинство территориальных требований. Что касается главы Ингушетии, то он, все же согласившись на пусть и символическое, но изменение границы, получил повод для новых упреков со стороны оппозиции.
