Удар по перспективам: чем грозят санкции российскому оружейному экспорту
Представитель Государственного департамента США Хизер Нойерт заявила, что российский ВПК потерял $3 млрд после принятия закона «О противодействии противникам Америки посредством санкций» (CAATSA). Сам закон был принят в августе 2017 года, а список российских оборонных компаний, сотрудничество с которыми чревато санкциями для любой организации в мире, появился в конце октября. При этом никаких новых санкций против контрагентов российского ВПК американцы еще не вводили. Более того, в конце января администрация Дональда Трампа четко обозначила, что у нее вообще нет намерений вводить санкции против покупателей российских вооружений.
Напомню, что ежегодно Россия поставляет за рубеж вооружений и военной техники на сумму $5–7 млрд и контракты заключены на годы вперед. Получается, что чувствительные для российской оборонки потери произошли за неполные четыре месяца и только вследствие неких дипломатических усилий Вашингтона. В Москве отрицают какие-либо потери, однако дыма без огня не бывает. Правда, «огонь» находится совсем не там, куда мы привыкли смотреть.
Черный список
Закон CAATSA, принятый в ответ на попытки российского «вмешательства» в американские выборы, предусматривал составление списка ключевых военно-промышленных компаний России, чтобы впоследствии ввести против них санкции. В итоге в список попали 33 российские компании (как головные, так и дочерние), производящие обычные вооружения всех типов. При этом еще в сентябре президент Трамп делегировал полномочия о введении таких санкций государственному секретарю, и закон сформулирован таким образом, что позволяет со временем усиливать давление. Таким образом, механизм установления новых ограничений для оборонной промышленности России стал гораздо более простым.
Однако цель CAATSA, как и любых других американских санкций, заключается вовсе не в том, чтобы здесь и сейчас нанести максимальный ущерб. Цель заключается в ограничении свободы политического и экономического маневра Москвы и в увеличении ее издержек в долгосрочной перспективе. То есть у Соединенных Штатов нет задачи пресечь российский оружейный экспорт и/или разорить российские предприятия. Но, судя по всему, есть задача усложнить этот экспорт, и главное — затруднить международную кооперацию российских предприятий и оборонной отрасли в целом. А без этого возможности их развития будут под большим вопросом.
Ближневосточные перспективы
Главными покупателями российских вооружений, по данным Стокгольмского института проблем мира, являются Индия (37,5%), Вьетнам (11,4%), Китай (11%) и Алжир (9,7%). Получается, что на них приходится почти 70% российского оружейного экспорта. Россия стоит перед необходимостью диверсификации поставок. Особенно учитывая, что закупки российской продукции Индией в ближайшие годы будут постепенно снижаться, пик продаж оружия в Китай прошел еще лет десять назад, а второй Индии или второго Китая в мире нет.
Однако в последние несколько лет перед Москвой открылась перспектива масштабных оружейных поставок в Египет и Турцию, а также в ближневосточные монархии. Каир при фельдмаршале Ас-Сиси явно стремится вернуть себе роль ведущей военной державы в арабском мире, а официальная Анкара получила в 2016 году неизлечимую политическую травму в результате попытки военного переворота. Контракт с Москвой на систему ПВО/ПРО С-400 служит в том числе выражением турецкого недовольства Западом и благодарности русским за предупреждение о готовящемся перевороте. Другим фактором тут является региональная конкуренция Турции и Ирана, опирающегося в том числе на военно-техническое сотрудничество с Россией. Параллельно Кремль развивал связи с Катаром, Саудовской Аравией и др.
Таким образом, перспектива оружейной торговли сулит многие миллиарды, и кажется, что политическая роль Москвы в регионе действительно усиливается на многие годы вперед. Однако в этом контексте стоит правильно воспринимать влияние CAATSA, за которым стоит сила не только американского права, но и американской дипломатии (не забываем, какое ведомство в США отвечает за применение санкций против российского ВПК).
Рычаги давления
Мы пока не можем сказать, действительно ли кто-то отказался от закупки российских вооружений на $3 млрд. Возможно, это прояснится позднее, когда появится статистика российских поставок по итогам 2018 года. Интереснее понять: а какие вообще рычаги давления есть у США кроме прямых санкций?
Возьмем Турцию. Важно не то, что она член НАТО. Другие члены НАТО, да и сама Турция, закупали российские вооружения и раньше. Важно, что турецкая промышленность включена в кооперацию с американскими и европейскими оборонными компаниями. И эта кооперация гораздо важнее, чем привлекательность российской системы С-400. И не случайно Эрдоган поначалу настаивал на передаче технологий российской системы — он заинтересован в развитии турецкой промышленности. Все это не значит, что американское давление вкупе с российским нежеланием передавать технологии обязательно приведет к срыву контракта. Но Анкара стоит перед выбором, и цена этого выбора для нее ясна.
В отношении Египта главный американский рычаг — система финансовой помощи. США каждый год предоставляют Египту $1,3 млрд (при доходах египетского бюджета $45 млрд). И это при том что 40% вооружений Египет импортирует из США, а еще 40% — из Франции. Доля России в 2016 году составила 5%, вероятно, она выросла в 2017 году, но все равно не является критически значимой. Это также не означает, что Каир сократит начавшееся военно-техническое сотрудничество с Россией, но игнорировать позицию Вашингтона он не сможет.
Индия — стратегический партнер США в регионах Индийского и Тихого океанов. Прямо давить на нее из-за российских вооружений Вашингтону нет смысла. Однако индийское правительство заинтересовано в развитии собственных частных военно-промышленных компаний. И в связи с этим оно делает ставку на расширение сотрудничества с американскими компаниями, чьи устройство и практики ведения бизнеса индийские предприниматели могли бы в перспективе заимствовать. Так что приоритеты Индии понятны, и российскому ВПК даже без всяких санкций пришлось бы приложить здесь немало усилий, чтобы в долгосрочной перспективе сохранить значимое место на местном оружейном рынке.
Таким образом, не так уж важно, действительно ли какая-то страна или несколько стран отказались от покупки российских вооружений. Сейчас любой значимый импортер российских вооружений, кроме Китая и разоренной Венесуэлы, вынужден прислушиваться к позиции Вашингтона в этом вопросе. Возможен и соблазн поторговаться на этот счет (понятно, что без участия Москвы).
Однако CAATSA может лишить Россию главного драйвера развития оборонной промышленности — участия в международной кооперации. Здесь достаточно напомнить, что европейские и американские компании за последние десятилетия прошли через этап масштабных слияний и поглощений. Почти все разработки новых вооружений в странах НАТО (включая боевую авиацию и системы ПРО) опираются на широкую кооперацию, в которую включены и союзники Запада, не входящие в альянс. Например, американская компания Boeing кооперируется с бразильской Embraer, а англо-американская компания BAE Systems работает и в Австралии, и в Индии, и в Саудовской Аравии. Потенциально российские компании из «списка Госдепа» могли бы принять участие в такой кооперации, но санкции закрывают им этот путь.
Даже Китай, чья оборонная отрасль пока не включена в систему международной промышленной кооперации, тем не менее полагается на обширные поставки не только из России, но и из Европы. Что касается отечественного ВПК, то в 2015 году, по данным вице-премьера Дмитрия Рогозина, от импорта комплектующих из стран Европы и НАТО зависело производство 640 образцов российского вооружения и военной техники. С тех пор, по его же словам, примерно по 200 видам вооружений «были спланированы и проведены мероприятия импортозамещения». Что бы это ни означало, задача явно далека от выполнения.
