Два надзора: как проверяли «Шанинку» в Великобритании и России
Наверное, во всех странах мира профессора и преподаватели университетов жалуются на постоянно растущую бюрократизацию своей работы. Парадокс состоит в том, что современное государство, шаг за шагом отказываясь от функций, связанных с поддержанием welfare state, постоянно усиливает контроль и давление на подчиненных ему акторов, особенно в социальной сфере и в образовании. Так, если во времена Оруэлла все, о чем должна была отчитаться английская средняя школа перед своим правительством, представляло собой противопожарный щиток, кучу песка и погреб на случай немецкой бомбежки, то за последующие 70 лет и особенно после неолиберального поворота, совершенного правительством Маргарет Тэтчер, критерии и связанные с ними объемы бумаг многократно возросли. Таков, выражаясь журналистским жаргоном, «мировой тренд».
Отдельный вопрос, откуда он взялся и куда ведет — вряд ли к чему-то хорошему с точки зрения университетских свобод и качества образования. Но при этом в разных странах мира общие тенденции проявляются совсем не одинаково.
Опыт Московской высшей школы социальных экономических наук, или «Шанинки», российско-британского университета, вынужденного работать по стандартам обеих стран, позволяет увидеть, как бюрократизация высшего образования проявляется, так сказать, в сравнительной перспективе — в Великобритании и Российской Федерации. В обоих случаях идея «контроля качества», а также «эффективности» была порождена политикой, базово строящейся на экономическом либерализме последних десятилетий. И в том и в другом случае это вызывает справедливые протесты университетской общественности, как и продолжающееся снижение общего качества высшего образования. Но процесс и результат, не говоря уже о скорости падения, все-таки довольно разные.
В свободной форме
Начнем с англичан. На моей памяти «Шанинка» проходила британскую проверку два раза, в 2012 и 2017 годах. Как и в России, подобного рода peer review осуществляются раз в пять лет. Как и в России, существуют бюрократические формы и пакеты документов, которые надо заполнить, ответив по всем пунктам. Как и в России, бюрократические формы раз за разом корректируются. Однако разница колоссальная.
Британцы за несколько месяцев до визита проверяющей комиссии просят заполнить определенную анкету, развернуто, но кратко ответив на вопросы, которые их интересуют с точки зрения понимания, что происходит на той или иной учебной программе университета. Ключевые вопросы касаются взаимодействия со студентами. Главным образом того, в полном ли соответствии с общепринятыми и всем понятными процедурами осуществляются контроль, проверка и оценка полученных ими знаний. Есть такое английское слово assessment, которое включает в себя все, что с этим связано. Тут нужно отметить, что проверка знаний в английских университетах осуществляется только в письменной форме, предполагает анонимность и процедуры, когда результат уточняется в ходе выборочной или тотальной повторной проверки всех сданных письменных работ. Оценки выставляются по очень лаконичной и ясной шкале критериев и обязательно верифицируются — результаты проверки обязательно потом смотрит кто-то еще из сотрудников факультета и профессор из другого университета, внешний экзаменатор, — с целью проследить соблюдение процедуры, не допустить ошибок и несправедливости. Вот это все и проверяется в первую очередь. Как и наличие обратной связи от студентов: feed-back — второе ключевое слово. Предполагается, что университет должен развивать свои образовательные программы, учитывая объективно полученные учебные результаты и отзывы студентов, для которых, собственно, все и делается.
Разумеется, в британской проверочной анкете есть и другие пункты: про количественные показатели набора, про оснащенность аудиторий и помещений, в том числе их приспособленность к обучению людей с ограниченными возможностями. Отдельные пункты касаются трудоустройства и карьеры выпускников. Во всех случаях требуется не просто формально заполнить графы, а по возможности предложить собственную рефлексию в связи с проделанной работой, показав пути дальнейшего развития. Ведь проверяющая комиссия собирается не карать проверяемых мечом возмездия. Нет, просто одни свободные люди собираются в гости к другим свободным людям, чтобы понять, во-первых, общее ли они дело делают, какие в этом деле есть достижения, а что и как можно было бы улучшить. Вот, в сущности, и все.
В результате у руководителя каждой учебной программы получается отчетный документ объемом не более десяти страниц с ответами примерно по восьми-девяти пунктам, часть из которых берет на себя общеуниверситетское руководство. Без учета прокрастинации отдельных сотрудников подготовка и заполнение подобной отчетности должны занимать пару дней, не более. Комиссия приезжает через три месяца, заранее ознакомившись с присланным отчетом, основная ее работа занимает тоже не более двух дней и выглядит скорее как большой семинар с участием основных сотрудников университета. Вопросы, конечно, случаются, не обязательно удобные, бывают и с подковыркой, как говорят на Руси, но в целом это спокойный и доверительный разговор коллег о понятных обеим сторонам вещах, о том, что составляет суть их повседневной практики, осуществляемой не на бумаге, а на самом деле. Решение комиссии, как правило, объявляется сразу.
Имитационная картина
Теперь вернемся в Россию. Сама проверка Рособрнадзора продолжается от трех до пяти дней, но примерно за год университет начинает лихорадить: «Скоро аккредитация!». Номенклатура документов вроде бы известна, но постоянно меняется — каждый месяц могут появиться новшества. И вот вы уже переделываете собранный, казалось бы, пакет документов. И это не девять пунктов на десять страниц, а девять заполненных разнообразными документами толстых папок. Такой комплект должен быть за каждый учебный год, даже если учебная программа одна и та же. Так что неплохо бы поселить сотрудников на кампусе, чтобы они в круглосуточном режиме готовились к проверке.
И все эти папки нужно ведь держать наготове — комиссия не будет читать их заранее, их невозможно послать по почте, тем более в электронном виде. Если честно, мне жаль будущих историков, которые попробуют разобраться со всем этим, сидя в архивах Рособрнадзора.
Что же в этих бумагах? Все — от рабочих программ всех дисциплин, где каждая по объему более двух десятков страниц, до справки, подтверждающей, что организация, в которой работает приглашенный председатель комиссии по защите дипломных работ студентов, разрешает ему быть председателем этой комиссии. Вообще любой шаг, который совершается в учебном процессе, должен сопровождаться справкой или каким-то более пространным документом, обязательно завизированным и с печатью. И если, не дай бог, шрифт не тот или что-то еще на вкус проверяющей стороны не так — все нужно перепечатывать и подписывать снова. Один из экспертов, проверявших недавно «Шанинку», в течение только одного дня заставил поменять все документы проверяемой им программы, потому что, с его точки зрения, вместо обычных скобок везде в тексте должны быть наклонные прямые. Его коллеги, параллельно работавшие по другим программам, аналогичных требований к скобкам не предъявляли.
Решения проверяющей комиссии Рособрнадзора нужно ожидать в течение месяца. Возможно, скажет пытливый читатель, российские ревизоры просто очень ответственны и трудолюбивы, они хотят докопаться до последней мелочи и удостовериться, что нет нигде ни обмана, ни крамолы. Но в том-то и беда, что к содержанию образования, собственно к работе студентов, преподавателей и университетских служб, требуемая отчетность отношение имеет весьма отдаленное. Зато качество работы университета в год аккредитации действительно может упасть, потому что все факультеты и сотрудники заняты тем, что дружными усилиями выдувают невероятных размеров облако бюрократической бессмыслицы в лучших традициях Кафки и Салтыкова-Щедрина. Так рождается имитационная картина, в хитросплетениях которой всегда можно найти нарушение: «Палочки не перпендикулярные!». При этом все понимают, что на самом деле решение об аккредитации будет зависеть от чего-то другого.
