Праздник наших врагов: как любить власть и отмечать 100-летие Февраля
РБК публикует серию колонок к 100-летию русской революции.
1917 год стал полем битв памяти. О фильме «Матильда» спорят так, как прежде о текстах Владимира Сорокина. В СССР спорить было не о чем: все битвы были уже выиграны. Мы были наследниками Великого Октября, он победил, и оставалось только идти к коммунизму.
Теперь все сложнее. Но к столетнему юбилею революции российское государство определилось: Февральскую революции делали наши враги. Октябрьскую — в общем, тоже враги. Правда, потом они одумались и построили сильное государство, которое развалили либералы, борцы с монархией. Из юбилейных мероприятий в честь революций 2017 года будет выведен простой «урок»: нам нужно сильное государство, а революции только во вред.
Генеалогия режима
Коммунистические вожди считали, что они напрямую наследуют Ленину (даже Горбачев очищал ленинизм от последующих наслоений), а далее — народовольцам, Белинскому, Добролюбову, Чернышевскому, Герцену, декабристам, Пугачеву с Разиным и т.д. В 1978–1988 годах, когда я учился в средней школе, все изучение литературы и истории было подчинено выстраиванию этой преемственности. Величие Ленина освещалось буквально из каждого утюга. Только в последние пару лет стало можно спорить с учительницей истории, на тот момент молодой убежденной коммунисткой, доказывая ей, что не только Сталин, но и Ленин был преступником. Спорщиков в классе было двое, остальных 1917-й не сильно волновал. Все было ясно: красные, большевики — это наши прадеды, они во всем правы. Белые — враги; эсеры и меньшевики — попутчики, демократы и романтики, не до конца понимавшие значение Великого Октября, но помогшие свергнуть прогнившую монархию. Творцы Февральской революции — еще более отдаленные попутчики (враг был общий, а цели разными).
При Ельцине вместо 7 Ноября стали отмечать День примирения и согласия. Этого праздника больше нет. Столетний юбилей — тоже повод не для согласий, а для размежеваний. Государство все теснее смыкается с православием, а у него какое может быть согласие с коммунистами? И главное, революции нам сейчас вот совсем не нужны. Как же можно в такой ситуации прославлять революционеров?
Современный политический режим напрямую не наследует ни коммунистическим вождям, ни российским царям, выстраивая свою генеалогию произвольным образом — от тех, кто ему больше нравится. Симпатии его отданы правителям, укрепившим государственную власть и в то же время не допустившим дело до массовых недовольств.
Поэтому через головы «недотеп» Ельцина и Горбачева (один допустил разруху и разгул капитализма, другой вообще державу развалил) нынешняя власть выбирает себе в предки Брежнева и Андропова (тихо было, спокойно, народу хорошо жилось), далее через голову волюнтариста Хрущева — Сталина (победа в Великой войне и индустриализация, пусть и с перегибами).
Дальше сложнее. Ленин — свой наполовину: тоже страну развалил, фантазер, демократ, хотел упразднить государство, жен обобществить и прочее. Да и по заграницам немало скитался. Но потом восстановил великую державу, разрушенную иностранными агентами — творцами Февральской революции, остановил военную интервенцию нескольких государств. История ведь непростая наука, в ней не все черно-белое, излагать факты надо объективно, с разных сторон. Отношение россиян к правителям, по недавнему опросу Левада-центра, в целом политически грамотное: любят сильных лидеров.
Белому движению опять не повезло: они, как и в СССР, — враги. Потому что боролись не за монархию, а за буржуазную демократию, за какое-то непонятное Учредительное собрание, и не гнушались связей с заграницей — ну то есть очевидные русофобы. Да и вообще в Гражданскую войну мы на самом деле воевали не друг с другом, а со всем миром, ненавидящим Россию. Керенский, Львов, Милюков, Гучков, Корнилов и прочие либералы и масоны — тоже враги: государство взбаламутили, власть захватили, а сделать с ней ничего не смогли. Временное правительство вообще смешное: ни расстрелов тебе, ни арестов. А к последним Романовым отношение двойственное, как и к Ленину. Вроде как они за правое дело. Но и ошибок много, и опять же, такую страну не уберегли. Недодавили гидру революции и не сумели народ накормить-напоить так, чтобы он не бунтовал.
Чужой Февраль
Рваная историческая генеалогия диктует и подход к нынешнему, растянутому на целый год празднику 1917–2017. Февральскую революцию власть не отмечала, как будто ее и не было. Хотя победа над многовековым абсолютизмом и попытка выстроить буржуазную демократию достойны праздника никак не меньше, чем Великий Октябрь. Но нет. Теоретики современных «цветных революций», давно и сильно напугавшие Кремль, вписали в число их предтеч и Февраль, и Октябрь. Что уж удивляться, когда Фонд Андрея Первозванного формулирует цель проекта «Россия 1917. Образы будущего» буквально так: содействие достижению широкого общественного консенсуса относительно недопустимости повторения событий, приведших к глубочайшему цивилизационному кризису.
Раз Февральская революция — «цветная», а устроили ее либерал-масоны, то и праздновать тут нечего. Официально у нас празднуется 100-летие революции 1917 года, но первое заседание оргкомитета, занимающегося праздником, состоялось в конце января, когда планировать что-либо на февраль было уже поздно. Почитайте стенограмму, там много интересного. Вот, например, о Феврале говорит президент Фонда исторической перспективы Наталья Нарочницкая: «Интеллигенция всегда замышляет революцию, а потом обвиняет варварский народ в том, что он ее неправильно интерпретировал». Какой уж тут праздник.
Из плана юбилейных мероприятий можно узнать, что околокремлевский фонд ИСЭПИ ведет исследование «Идеальный шторм: технология разрушения государства». А продюсер Игорь Угольников снимает 4-серийный фильм «Ленин и Керенский. 1917». Отношение к Ленину явно придется корректировать: россияне все еще слишком ему симпатизируют. Хотя, судя по опросам Левада-центра, эта симпатия постепенно тает. В 2001 году с уважением, восхищением или симпатией к Ленину относилось 60% респондентов, в 2006 году — 47%, а сейчас — 44%. Почти такой же положительный рейтинг у Николая II: к нему с уважением, восхищением или симпатией относятся 46%, а «антирейтинга» у царя, как и у Ленина, почти нет.
Показательно голосование о причинах Февральской революции на сайте «Комсомольской правды» (около 6000 пользователей). Почти 58% оценивают Февраль негативно: вмешалась «рука Запада» (33,1%), взбунтовалась либеральная интеллигенция (15,6%), а то и «не обошлось без масонов» (9,1%). Мнение, что Февраль назрел, суммарно в меньшинстве: 42,2% (простой народ устал от самодержавия — 27,1%, «во всем виноват Николай II» — 15,1%). Респонденты Левада-центра тоже оценивают избавление от царя в 1917-м как событие скорее отрицательное, хоть оно и привело к Великому Октябрю.
Мероприятия на местах отражают генеральную линию. Коммунистов и антимонархистов не видно и не слышно. В Ярцево (Смоленская область) межшкольные чтения по 1917 году организовали комитет по образованию и Ярцевское благочиние. После общего молебна школьники сделали доклады, одна из тем звучит так: «Николай II и Александра Федоровна Романовы: любовь сильнее смерти». В Димитровграде (Ульяновская область) провели Олимпиаду по основам православной культуры, куда включили и вопросы о событиях 1917/18 годов. Цели тут не исторические, а духовно-нравственное и патриотическое воспитание.
Уроки истории
Вот уроки, которые вынесла власть и должно воспринять население по итогам юбилейного года:
1) важна твердость государя. Если бы Николай II не проявил слабость в феврале-марте 1917-го, все могло бы пойти иначе, говорит ректор МПГУ, историк Алексей Лубков, ставя последнему императору в пример Павла I. Тот перед лицом заговорщиков от трона не отрекся, ибо чувствовал за собой священное право царствовать. Только заговорщики не почувствовали. Если бы у Николая II хватило мужества не остановиться перед применением легитимного, хоть и довольно массового насилия, если бы силовые структуры были преданные, то революции не было бы. Важно не допустить, чтобы оппозиция была единой и сотрудничала с Западом — тогда протест плавно маргинализируется;
2) либералы могут только взять власть, а что с ней делать — не знают. И тогдашние либералы, и нынешние одним миром мазаны: неспособны к созидательной государственной работе, действуют в отрыве от традиций российской государственности. Другое дело большевики: быстро отреклись от интернациональной коммунистической утопии и «собрали истерзанную Россию, предложив ей советский проект», ставший, как говорит Лубков, вершиной российской цивилизации;
3) сегодня нам следует вернуться к сохраненным советским обществом православным духовным ценностям, говорит директор Института истории и политики МПГУ Алексей Ананченко, и смело идти в будущее, противопоставляя себя «распространяемой сегодня в западном мире антихристианской нравственной контрреволюции, идеологии права».
Общая концепция нового, постсоветского отношения к Ленину и Октябрю вырисовывается следующая. Надо разделить антиправославный и антирусский пафос большевиков, решивших в женевских кафе сделать Россию факелом мировой революции, и близкую нам философию послевоенного СССР. Поворотная точка, которая все переплавила, — 1945-й. В новом историческом контуре место Великого Октября занимает Великий Май, а любых революций надо избегать. Они происходят от недостатка твердости у государя и отдельных ошибок на местах. Революции — это в принципе вещь дурная. Хорошие люди революции не устраивают. Или только от глубокой безысходности, как товарищ Сталин.
