Обстоятельства места: что мы знаем о смерти директора «Роскосмоса»
Про смерть Евдокимова в камере СИЗО-5 («Водник») — стоит начать с самого начала. Обсудим все версии, которые я три дня обсуждаю с бывалыми людьми: юристами, бывшими сотрудниками разных органов, с сидельцами. Причем самые ценные свидетельства — от тех, кто совместил в своей биографии все три статуса.
Неправильная тюрьма
Начнем с того, как Евдокимов вообще оказался в СИЗО «Водник» — там, где он не должен был быть. Евдокимов был носителем гостайны, cтало быть, его могли распределить или в «Лефортово», или в Кремлевский централ — СИЗО 99/1 на территории «Матросской тишины», где сидели Ходорковский с Лебедевым, Владимир Кумарин (Барсуков), Леша-Солдат (знаменитый бандитский снайпер Алексей Шерстобитов). Но нет.
Место изоляции определяет следователь. Если ты бывший сотрудник правоохранительных органов или, например, бывший судья — тебе в БС, на безопасное содержание, подальше от криминалитета, которому тебя удавить или, извините, опустить — за честь пойдет. Если ты собрался дать показания на вора в законе, например — тебе на БМ, безопасное место. Туда же трансгендеру. Женщине — в женское СИЗО, в Москве это «Печатники». Шпиону, террористу, изменнику Родине — в Лефортово, туда же Никиту Белых, например. Это тюрьма ФСБ. Особые случаи — в Кремлевский централ, остальных на Пресню, в Бутырку, в «Медведь», Капотню или «Водник».
СИЗО-5, «Водник», куда был определен Евдокимов, — обычная тюрьма, где, как везде (кроме «Лефортово» и 99/1, там особые случаи), процветает коррупция. За деньги принесут телефон, переведут в хорошую камеру с бытовыми удобствами, или, наоборот, в плохую — по требованию заказчика. Все, как везде, — разве что начальство близко: УФСИН по Москве располагается буквально стена к стене, далеко ходить не надо. Впрочем, на строгости и вольности это не влияет.
В «Воднике», как и в любой другой тюрьме, есть БМ, безопасные места. На случай, если в СИЗО 99/1 не оказалось вдруг мест, Евдокимова могли поместить именно на БМ. Но нет. Почему? Это первый интересный вопрос.
Все что угодно могло произойти. Но он не мог оказаться в общей камере. Да еще и в такой, где нет видеокамер — это сейчас вообще большая редкость. Это уже сознательное спецобслуживание.
Человека, обвиняемого в серьезных преступлениях, у которого могли быть подельники выше его по должности, поместили в камеру с обычными осужденными. В тюрьму распределяет следователь. То есть следователь не считал, что его нужно в другое место — и это очень странно. И похоже, что это изначально было предметом каких-то договоренностей.
Идем дальше. Сначала Евдокимов сидел в камере № 500, с относительными удобствами, с видеокамерами, там многие известные сидельцы пребывали, в основном экономические. Но это — «заморозка». Там стоят стационарные заглушки, можно покупать сколько угодно телефонов — они не работают, проверено. И вот Евдокимова оттуда переводят вдруг в «общую хату», где нет видеокамер. А это решает внутри тюрьмы оперативник.
Зачем его переводят? Есть два варианта: дали денег или дали распоряжение. Распоряжение — это к руководству: зачем-то захотели попрессовать, ухудшить положение, чтобы, например, начал давать нужные показания и не давал ненужные. Или чтобы дать возможность Евдокимову поговорить по телефону в рамках внутрикамерной разработки — получить от него информацию неформальным путем. Это могло быть только по просьбе следователя — если бесплатно. Если за деньги, то через родственников или адвокатов — чтобы обеспечить обвиняемого мобильной связью.
В любом случае либо он сам, либо его пытались вывести на какой-то внешний контакт — невозможный в его предыдущей камере. И тут его жизнь обрывается.
Версии
Предположим все же, что его довели до самоубийства. Кто и что? Начнем с вопроса — что. Угрозы. Угрозы чего? Можно предположить. Что дадут большой срок? Да вроде тертый же калач, явно понимал уже: ну 10 лет получит как максимум, на апелляции год скинут, через 4 года можно потихоньку на УДО выходить, и это худшее развитие ситуации. Что предъявят что-то похуже экономики, измену? Но тогда б дело было в «Лефортово». Переживал, что упал с большой социальной высоты вниз? Должен был уже пережить шок, от этого в первые дни вешаются в состоянии аффекта, а Евдокимов уже несколько месяцев просидел и всякое повидал. И такие вещи делаются от крушения идеалов — как у министра Пуго или маршала Ахромеева в 1991 году. А у Евдокимова какие идеалы — Рогозин? На дурака Евдокимов похож не был. Конфликт в камере? Тогда Евдокимов попросился бы в безопасное место.
Что-то с личной жизнью? Это да. Возможно, личную жизнь нам и будут предлагать в качестве версии причин самоубийства — если у Евдокимова она была.
Дальше попытаемся представить себе картину такого самоубийства. Ночь, тюрьма не спит. Кто-то в карты играет, кто-то по телефону разговаривает, кто-то «дорогу» держит (межкамерная связь — она всегда есть в общей камере). И вот человек встает со шконки, берет из известного ему (и всей камере) секретного места заточку, идет с ней в туалет, два раза ударяет себя в грудь, и для верности — по горлу. Не издав ни звука. И играющие в карты, и держащие дорогу продолжают заниматься своим делом? Понимая, что с них спросят за смерть сокамерника?
Это невозможно. В тюрьме так не бывает. Это убийство.
Его убили в связи с конфликтом в камере? Как нам говорят, с ним сидели первоходы. Конечно, это может и не так — оперативники легко поменяют запись в карточке заключенного, что он не рецидивист, а первый раз на киче, никакой электронной базы там у них нет. Но и в общей камере каких угодно первоходов порядки знают: убийство — не по понятиям. Насолил кому-нибудь в криминальном мире Евдокимов? Он не из их мира. Что бы ни случилось — убивать бы они не стали. В крайнем случае опустили бы (прости, господи — но версии есть версии). Могли родственникам угрожать, вплоть до похищения — это да. Но убийство — нет. Криминальный мир жесток, но рационален.
Есть, конечно, бытовая версия, к которой нас будет склонять следствие. Мол, чего-то не поделили в камере. Но в тюрьме такого не бывает. В тюрьме такие конфликтные ситуации по-прежнему решаются на уровне смотрящего. Почему? Дело в том, что любому обвиняемому, который попал в СИЗО, грозит срок на зоне. Попав в СИЗО и просидев там как максимум месяц, гражданин понимает, что на зоне, куда он попадет после СИЗО, нет никаких законов. Ты спишь в бараке ночью, а не в камере, и у тебя рядом спят сто человек, и твоя жизнь целиком зависит от того, как к тебе относятся эти сто человек. А вовсе не от того, как к тебе относится администрация. И если ты совершишь поступок, который ухудшит положение заключенных — а убийство именно такой поступок, потому что он повлечет обыски, отъем запретов и ухудшит жизнь арестантов — за это с тебя спросят.
Поэтому убить могли только люди, которым административно гарантировали, что они срок свой отсидят либо в камере, либо в глухой заморозке. А это люди, которые связаны с погонами и приказами. Это агент в общей камере, проводящий ВКР — внутрикамерную разработку. Он и телефон Евдокимову дал.
Может, это агент с фиктивной биографией, фиктивным обвинением и именем. Я сама такого встречала, пять лет назад ему заказали убийство моего мужа за $300 тыс., но убивать он не захотел (редкий случай). Он действующий сотрудник МВД под прикрытием. И таких не так чтобы мало, но и не очень много. Или агент был завербован уже в СИЗО — обещали крышу, сокращение срока и т.д.
Но это не убийство на государственном уровне. У государства есть куда как более тонкие инструменты. Евдокимов, судя по занимаемой до ареста позиции, не мог угрожать первым лицам. Он мог угрожать второму-третьему эшелонам. Но у них тоже достаточно большие связи и достаточно большие деньги. Искать надо там. Искать среди людей, которые были заинтересованы в том, чтобы Евдокимов замолчал, — это люди, на которых он потенциально мог дать показания.
Но начинать со следователя и сотрудников ФСИН. С того, кто перевел его в другую камеру — скорее всего, за вознаграждение. Или по звонку кого-то достаточно высокого по должности. Кто об этом знает? Адвокаты (хотя бы один). Если они хорошо знают дело, они догадываются и о заказчике.
Следователь — скорее всего. Несколько сотрудников ФСИН знают. И заказчик. Скажут ли они нам? Нам — нет. А кто надо — тот узнает. И не скажет нам. Положит папочку под сукно, пока не пригодится папочка.
