Технократический перебор: каким получился кабинет Михаила Мишустина
Технократическая оптимизация вместо модернизации даже в ее авторитарном изводе — вот что такое, как представляется, правительство Михаила Мишустина. Это технократический кабинет, но когда в стране он был политическим? Только тогда, когда его возглавлял сам Владимир Путин. Он же, в сущности, и будет оставаться «настоящим» премьер-министром.
Омоложение и оптимизация нужны, чтобы политическая система существовала с надежными правительственными тылами. Марат Хуснуллин на строительстве, да еще в ранге вице-премьера, Максим Решетников на экономике. Действительно, почему бы бывшим чиновникам московского правительства не «показать класс» в масштабах всей страны? Убираем идеологических министров, известных своими консервативными взглядами, — Владимира Мединского и Ольгу Васильеву — и заменяем их вроде как на технократов. Хотя в свое время Сергей Кравцов, занимавший пост главы Рособрнадзора, со скандалом лишал госаккредитации считающуюся либеральной «Шанинку». Да и курировавшая российское кино Любимова внесла свой вклад в его «православизацию».
Вряд ли, учитывая принципиальную разницу в средствах между столицей и остальной Россией, вице-премьер Хуснуллин останется столь же эффективным на федеральном уровне: корпорация «Россия» не так баснословно богата, как корпорация «Москва». Есть и другие риторические вопросы. Достаточно ли иметь славу безукоризненного оптимизатора, каковую имеет экс-губернатор Пермского края Решетников, чтобы вдохнуть жизнь в экономическую систему в условиях государственно-монополистического капитализма? В правительстве Московской области всем нравился министр финансов Антон Котяков, но Министерство труда — это ведь не только и не столько исполнение бюджета.
За заслуги и по заслугам
Кого-то, похоже, назначили за измеряемую по разным критериям эффективность. Это не только люди типа Решетникова или Котякова, но и, например, вице-премьер по ОПК Юрий Борисов, который получил в подчинение еще и ТЭК, и промышленность, сравнявшись по аппаратному весу разве что с первым вице-премьером 1990-х Олегом Сосковцом.
Кого-то, очевидно, сняли за неэффективность и звонкие поражения, как Виталия Мутко и Павла Колобкова: российский спорт никогда не знал такого позора, как в результате допингового скандала. Если бы существовал орден не «За заслуги», а «По заслугам», то спортивные чиновники должны были бы его получить.
Дмитрий Чернышенко, которому Путин когда-то доверял самое дорогое — Олимпиаду-2014 и Континентальную хоккейную лигу (КХЛ), — естественное назначение. Он остался относительно чист после всех скандалов, да и хоккейное братство не ржавеет. Хоккейного фаната Мишустина это, кстати, тоже касается.
Вице-премьер Максим Акимов, который по своим характеристикам технократа нового типа не меньше Мишустина подходил на роль идеального чиновника, как оказалось, не смог обеспечить адекватную реализацию нацпроекта «Цифровая экономика» — попал в отстающие по доле расходования средств.
Максим Орешкин тоже был чуть ли не первым технократом нового типа среди членов правительства. Но, как принято нынче говорить, что-то пошло не так. Возможно, не дела (что может министр экономики в нашей системе по сравнению с министром финансов?), а слова оказались неправильными — министр много говорил и даже пророчил лопнувшие рыночные пузыри.
Антон Силуанов, лишившийся ранга не просто вице-премьера, а первого зампреда главы правительства, — это немного против правил. Да, были в постсоветской истории «простые» министры финансов, и не один, но с учетом важности бюджетной политики в стране с бюджетозависимым населением нет важнее позиции, чем глава Минфина. Возможно, это недовольство реализацией тех самых нацпроектов или акцент — методом назначения единственным первым зампредом правительства Андрея Белоусова — на том, что теперь именно экономическая, а не бюджетная политика важнее.
Как бы то ни было, лучше в нашей административной системе оставаться министром финансов без ранга вице-премьера, чем вице-премьером без министерского портфеля.
А Белоусов — это единственный «идеолог» в кабинете министров, символ дирижистской линии в экономической политике, сторонник активных государственных интервенций в экономику, человек, который считает, что бизнес должен обязательно делиться с государством своими «сверхприбылями». Все это совершенно не противоречит общему вектору развития российской власти.
Впрочем, есть в новых назначениях и странности. Когда-то Алексей Гордеев был назначен вице-премьером с функционалом «дядьки» при неопытном министре сельского хозяйства Дмитрии Патрушеве. Означает ли его уход, что миссия выполнена? Едва ли… Виктория Абрамченко, глава Росреестра, повышена сразу до вице-премьера — это еще один чиновник, вознесенный на самый верх в любимой логике Путина «не ждали». Занималась земельными делами — значит, может курировать сельское хозяйство.
Назначение новым главой аппарата правительства Дмитрия Григоренко — еще одного, наряду с Алексеем Оверчуком, бывшего заместителя Мишустина в ФНС, ставшего вице-премьером, — говорит, что у нового премьер-министра хорошая кадровая квота в правительстве. Как заметил один инсайдер, «видимо, мы недостаточно повысили НДС». Глава аппарата правительства — важнейшая должность в российской бюрократии еще с тех давних времен, когда занимавшие ее чиновники довольствовались статусом министра, от этого реальное влияние на движение бумаг меньше не становилось. Вспомним Владимира Бабичева — главу аппарата при Викторе Черномырдине, при котором в пользу «Газпрома» могли в последний момент поправить даже протокольное решение кабинета.
Оптимизация бюрократии
От перестановок не меняется суть государственного капитализма. Не меняется и модель управления, не предполагающая демократизации в политической сфере и реального сокращения госдоли в экономике. Наоборот, само присутствие хорошо видимой руки государства в экономике должно стать бюрократически более «эффективным». Но это потолок задач — никаких структурных реформ назначения не предполагают. А политические и внешнеполитические решения остаются совершенно за другими людьми. Политбюро в виде Совета безопасности, всемогущие силовики, изоляционистский вектор внешней политики — никто этого не отменял. Правительство действительно будет технократическим, но в узком бюрократическом смысле, в логике «малых дел». Не стоит путать цифровизацию управленческих процессов с модернизацией экономики — это совершенно разные вещи.
Считается, что слабое звено российской власти, из-за чего и не получается нормального развития, хотя бы догоняющего, — это госуправление. Возможно, с приливом новых сил и ощущением динамизма качество бюрократии улучшится. Однако едва ли в ситуации сужения открытых рынков, налогового «бюджетобесия» и веры в волшебную силу госинвестиций у новой команды получится запуск долгосрочного роста. Краткосрочного — может быть, но в лучшем случае в горизонте года-двух.
Путин дает возможность новым назначенцам, многие из которых переступают сразу несколько номенклатурных ступеней, проявить себя. Они будут ему благодарны за это. Абсолютная политическая лояльность гарантирована.
Можно сказать, что «новеньких» призвали для того, чтобы сделать власть цифровой. Но дело не в том, оцифрована власть или нет, а в том, действует она на старых принципах приравнивания власти к собственности или отпускает рынки и его субъектов в свободное плавание в простой регулятивной среде, где государство не является игроком. Вряд ли смысл и содержание сегодняшней российской власти изменятся, а значит, не изменится ничего.
