Усиление периферии: как Brexit может повлиять на отношения Украины и ЕС
12 марта британский парламент должен высказать свое окончательное мнение о плане выхода страны из Европейского союза. Уже можно сказать, что какую бы окончательную форму Brexit ни принял, он приведет к серьезному переформатированию Евроcоюза. И речь идет не об эффекте домино и начале распада ЕС, о чем любят порассуждать в Москве, а, скорее, о победе концепции «Европы разных скоростей», о которой политики Старого Света в той или иной форме говорят с середины 1990-х годов.
Европейские соседи
Как известно, помимо собственно 28 (пока еще) членов ЕС в европейской зоне влияния существуют также три государства, которые входят в единое таможенное пространство и Шенгенскую зону, координируют с Брюсселем свою законотворческую деятельность и вопросы безопасности, но не являются членами ЕС и не участвуют в выработке его политики, — Швейцария, Норвегия и Исландия. В 2018 году население этих трех стран составляло 3,1% численности жителей ЕС-28, а ВВП — 6,8%. На страны ЕС приходилось 57% их суммарного товарооборота и до 50% накопленных прямых иностранных инвестиций. Если Великобритания после расставания с ЕС пополнит именно эту группу государств, население «близких соседей» достигнет уже 20,3% от показателя ЕС-27, а суммарный ВВП — 27,4%. Европейский союз обретет полноценную и сопряженную с ним «периферию».
Следует особо отметить, что эти государства, не получая причитающихся членам ЕС ассигнований и дотаций из бюджета союза (его суммарные расходы в 2018 году составили €148,2 млрд), осуществляют взносы в общеевропейскую казну пропорционально масштабам своих экономик (сейчас совокупно для Норвегии, Швейцарии и Исландии они составляют менее €600 млн в год). Они находятся в зоне юрисдикции Европейского суда, решения которого обязательны для исполнения на их территории, а нередко и имплементируются в национальные законодательства. Они, наконец, практически автоматически признают большинство технических, фитосанитарных, экологических и других стандартов и норм, действующих в ЕС, опять же, не принимая участия в их выработке и утверждении.
Появление в результате Brexit крупной «периферии» Европы, расположенной преимущественно на ее северо-западном фланге, может стать важным событием для восточных соседей ЕС. Государствам «Восточного партнерства», куда входят Армения, Азербайджан, Белоруссия, Грузия, Молдавия и Украина, стоит задуматься о том, как стать полноправным участником этой европейской «периферии» — вместо того чтобы десятилетиями добиваться полного членства в ЕС.
Идея для Киева
Интереснее всего рассмотреть ситуацию на примере Украины. После введения в 2017 году безвизового въезда украинских граждан в ЕС новых успехов на пути интеграции Киев может ждать и пять, и десять лет, а то и больше. Причины понятны, даже если отбросить нежелание Брюсселя обострять конфликт с Россией и внутреннюю усталость от расширений 1995–2013 годов. Прежде всего, это неготовность инкорпорировать в свой состав страну с населением 42 млн человек и подушевым ВВП в 12,4 раза ниже, чем средний для ЕС (это позволило бы Украине ежегодно претендовать более чем на €2 млрд трансфертов и субсидий от Союза), опасения значительного влияния нового члена на общеевропейские дела (если бы Украина была принята в ЕС завтра, на майских выборах в Европарламент стране пришлось бы выделить 45 из 751 мандата, а затем и два места еврокомиссаров) и угроза «импорта коррупции» из государства, где политика во многом остается продолжением олигархического бизнеса.
Но если целью стран «Восточного партнерства» становится не вступление в ЕС, а расширение его «периферии», набор исходящих от них предложений мог бы быть принципиально иным. Они сводились бы к замене статуса участника «зоны свободной торговли» на члена Таможенного союза ЕС; перехода от безвизового режима к членству в Шенгенской зоне и разрешению украинским гражданам работать в странах ЕС на условиях, которые действуют для европейцев — но при этом новоприбывшие не претендовали бы ни на дотации из общеевропейского бюджета, ни на участие в управлении Евросоюзом, ни на определение направлений его развития.
Европейцы получили бы два неоспоримых преимущества. Во-первых, расширялась бы зона применения правовых норм ЕС. В новой ситуации можно не ждать, соблаговолят ли украинские власти создать Высший антикоррупционный суд — любая украинская компания могла бы подать иск к собственному правительству в Европейский суд, в случае положительного решения которого новая норма стала бы украинским законом. Кроме того, на восток начало бы постепенно распространяться и европейское социальное законодательство.
Во-вторых, «периферийные» участники не просили бы деньги у Брюсселя, а начали сами платить ему за частичное участие в Союзе: взнос Украины составил бы (исходя из правил, по которым платят Норвегия или Исландия) €80–100 млн, Белоруссии — €20–30 млн, Молдавии — €5 млн в год. Это не такие большие суммы для бюджетов стран «Восточного партнерства», но они радикально изменили бы основу отношений с ЕС. Например, Украина от риторики рассказов о важности защиты Европы от российской агрессии могла бы перейти к языку интересов, который в Старом Свете понимают намного лучше.
Обеспечив защиту инвесторов путем введения европейского законодательства и исключения местных судов из принятия окончательных решений в спорах между бизнесом и государством, украинские власти улучшили бы инвестиционный климат, а необходимость выплачивать взнос за партнерство с Брюсселем способствовала бы большему вниманию к налоговым поступлениям. Сегодня издержки ведения бизнеса на Украине, где средняя зарплата составляет €310 в месяц против €1130 в Польше и €3,9 тыс. в Германии, или в Белоруссии (средняя зарплата чуть выше €460 в месяц) крайне низки по европейским стандартам, и укрепление правового режима способно привлечь значительные новые инвестиции. По сути, главный акцент развития сменится с политического (обеспечение вступления в НАТО и ЕС) на экономический (ускоренный хозяйственный рост и интеграция в глобальные рынки), что, несомненно, снизит общую напряженность в Европе.
На наш взгляд, сейчас очевидно одно: политическим элитам восточноевропейских стран пора выйти из интеллектуального анабиоза и предложить Европе что-то более оригинальное, чем бесконечные просьбы о финансовой поддержке в обмен на «дружбу» и «единство ценностей». Если сформулировать такое предложение, можно существенно изменить направление европейской истории. И тогда можно будет сказать, что дата выхода Великобритании из ЕС, 29 марта, и день судьбоносных для Украины президентских выборов, 31 марта, оказались рядом не случайно.
