Торговля иллюзиями: что не так с евразийской интеграцией
13 февраля президент России Владимир Путин намерен встретиться в Сочи с белорусским коллегой Александром Лукашенко. На этот четвертый за последние три месяца саммит в Минске возлагают большие надежды, которым, думаю, не суждено сбыться. Переговоры России и Белоруссии в последнее время сводятся к обмену заведомо неприемлемыми условиями. Например, Россия предлагает ввести единую валюту, а Белоруссия — создать два равноправных эмиссионных центра. На мой взгляд, дело не только в двусторонних проблемах, подобная тактика скоро может распространиться и на переговоры России с другими участниками Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Конфликт России и Белоруссии стоит оценивать сквозь призму общих проблем союза.
Движение через центр
Формально сотрудничество объединенных в ЕАЭС постсоветских стран развивается успешно: товарооборот между его членами достиг в прошлом году почти $60 млрд, увеличившись с 2015 года более чем на 30%. Проблема, однако, в том, что львиная доля всех трансакций (65% в 2018 году) внутри союза приходится на торговлю между Россией и другими участниками, а сотрудничество часто превращается в своего рода опекунство со стороны России. Белорусский кейс сегодня просто на виду: финансовая помощь Москвы Минску в 2011–2018 годах оценивалась в $4–4,5 млрд ежегодно, и Кремль нынешним давлением на партнера надеется уменьшить это бремя. При этом Москва обвиняет Минск в создании бреши в российском таможенном пространстве.
Однако существует, например, кейс Киргизии: сравнение киргизской торговой статистики с китайской показывает расхождение более чем на $18,5 млрд за последние пять лет. Бедная среднеазиатская республика закупает в год китайских товаров на сумму, соответствующую 70% ее ВВП, — разумеется, для последующих поставок в Россию. Порой кажется, что последняя долгие годы просто разменивала экономические привилегии для партнеров на иллюзию воссоздания постсоветского блока.
Проблемы интеграции
Такие усилия вряд ли приведут к желаемым результатам, причем по нескольким причинам.
Во-первых, успешные интеграционные объединения, как правило, строятся вокруг важнейших отраслей стран-участниц, например ЕС начинался с Сообщества угля и стали. Однако ЕАЭС относит образование общего энергетического рынка на 2025 год, а график создания, например, общего рынка электроэнергии уже сорван. Учитывая усиление роли государства в российской добывающей промышленности, мне сложно предположить, что компании из остальных стран ЕАЭС, например Казахстана, где больше половины нефти добывается компаниями с доминирующим иностранным участием, будут допущены на российский рынок. Не менее значимым является стимулирование индустриального развития стран-участниц, а в ЕАЭС по этим вопросам возникает масса противоречий: Россия, как основной участник объединения, заинтересована сегодня в расширении своего экспорта в страны союза и ограничении встречных товарных потоков. Москву можно понять: хотя, например, доля Казахстана в российском экспорте редко превышает 3%, для многих несырьевых отраслей — от пищевой промышленности до производства легковых автомобилей — Казахстан выступает главным экспортным направлением, потребляя 15–20% российского несырьевого экспорта. Однако российские принципы регулирования, вводящие ограничения для иностранных автосборочных предприятий в том же Казахстане или для белорусских промышленников, вызывают раздражение партнеров.
Во-вторых, серьезным препятствием для развития ЕАЭС стала маргинализация России после присоединения Крыма и обострения отношений с Украиной и Западом. Немедленно обострилась проблема транзита: c 2016 года Москва под предлогом появления в России «санкционной» продукции останoвила транзитные поставки украинских товаров автомобильным транспортом в Казахстан и Киргизию, а сейчас казахстанские нефтяники опасаются проблем с транспортировкой своей нефти по КТК из-за угрозы новых санкций против России. Сама по себе санкционная политика вызывает сложности в применении принципов единого таможенного пространства в ЕАЭС, а напряженность в отношениях России и Запада — в имплементации принципа свободы передвижения. Сегодня все страны союза, кроме России, приняли решение о безвизовом краткосрочном въезде граждан ЕС и США, что усложняет переговоры о взаимном признании виз даже внутри Союзного государства России и Белоруссии.
Участие той же Армении в нескольких соглашениях о торговых преимуществах с США и недавнее продление Вашингтоном Всеобщей системы преференций в отношении Еревана во многом обесценивается присутствием Армении в ЕАЭС — американские компании могут опасаться утечки технологий в Россию. Неудивительно, что Никол Пашинян выступает довольно энергичным критиком нынешнего состояния ЕАЭС. В общем и целом, если учесть, что сейчас в Европейском союзе на торговлю товарами одних и тех же групп приходится более 70% товарооборота, ориентация России (86% суммарного ВВП ЕАЭС) на импортозамещение не выглядит поводом для оптимизма.
В-третьих, и это, наверное, самое важное обстоятельство, идеология евразийской интеграции предполагает подчинение стран бывшего СССР некоему наднациональному органу, в то время как все партнеры России по союзу отстаивают свою национальную идентичность и суверенитет. Европейский союз создавали страны, потерявшие свои империи (к началу 1960-х это было реальностью не только для Германии и Италии, но и для Бельгии, Голландии и Франции) и ранее не составлявшие единой экономики или государства, что облегчало формирование центростремительных тенденций. Евразийский союз так или иначе напоминает империю с Россией в роли метрополии и поэтому будет отторгаться ее партнерами.
Развилка для Евразии
Какие долгосрочные последствия могут иметь нынешние трения в процессе евразийской интеграции? Я бы рискнул утверждать, что со временем давление России на Белоруссию и Киргизию ослабнет: Москва слишком заинтересована в создании видимости интеграции, чтобы радикально разойтись с этими странами. Куда важнее, однако, будущее Казахстана — страны во многом самодостаточной и проводящей более многовекторную политику, чем другие государства ЕАЭС. Сегодня формальное следование интеграционной повестке дня обеспечивается, как мне представляется, исключительно личностью президента Казахстана, поддерживающего некоторый баланс между национализмом и толерантностью внутри страны и между Россией, Западом и Китаем во внешней политике. Однако Нурсултан Назарбаев не вечен, и его уход, по всей вероятности, станет самым радикальным испытанием на прочность постсоветского интеграционного эксперимента. Испытанием, которое этот эксперимент сможет пережить только в том случае, если Россия изменит свое отношение к ЕАЭС и попытается предложить своим партнерам не дотации, а развитие, не сотрудничество «старшего брата» и нерадивых родственников, а настоящее партнерство.
