Асимметрия целей: куда ведет эскалация напряженности между США и Россией
Россия вышла из соглашения с США об утилизации оружейного плутония. Вашингтон прекращает контакты с Россией по Сирии, а российские военные предостерегают американских коллег против возможных ударов с воздуха по сирийским войскам. Появляется информация о поставках сирийской оппозиции переносных зенитно-ракетных комплексов. Действия сирийских ВВС в Алеппо при поддержке России госсекретарь США характеризует как «военные преступления».
Одновременно Вашингтон официально обвиняет Москву в попытке повлиять на выборы в США посредством обнародования данных, полученных в результате спецопераций в киберпространстве. В России и США начинают обсуждаться сценарии войны между двумя странами: американский генерал Уильям Хикс полагает, что кровопролитная война вполне возможна, но ядерное оружие в ней применено не будет, в то время как российские обозреватели уверены, что без этого не обойдется. Наконец, Государственная дума ратифицирует соглашение с Дамаском о создании постоянных военных баз России в Сирии, а представители российского Минобороны начинают обсуждать возвращение военных баз на Кубу и во Вьетнам, а также, по их словам, проверяют возможности американской спутниковой разведки, перебрасывая на гражданских судах в Калининградскую область ракеты «Искандер».
Чего в конечном итоге добиваются стороны и что может означать выход на новый уровень напряженности во взаимоотношениях России и США?
Сирийский вызов
Россия вмешалась в сирийский конфликт, чтобы не допустить свержения очередного правительства поддерживаемой извне оппозицией, против которой это правительство развернуло силовые репрессии. Москве казалось, что инспирированные извне смены режимов были поставлены США и их союзниками на поток: от Югославии, Ирака и Грузии в конце 1990-х и начале 2000-х до Ливии и Украины в 2010-х. Сохранение в Сирии дружественного России правительства стало для Москвы вопросом принципа. Кроме того, в ходе гражданской войны Сирия стала объектом интереса со стороны многочисленных региональных игроков (Турции, Израиля, Ирана, монархий Персидского залива), а также внерегиональных держав (США и стран ЕС).
Многочисленные противоречия, разделяющие этих игроков, казалось бы, давали России возможность нажимать на «болевые узлы» и принуждать к сотрудничеству широкий круг стран, включая США и лидеров ЕС, от которых зависит, в частности, поддержание экономических санкций в отношении России. Одновременно Москва сумела продемонстрировать новейшие образцы крылатых ракет (в мире аналогичные вооружения пока есть только у США), которые заставили западных экспертов заговорить о наличии у России серьезного потенциала «неядерного сдерживания».
США и крупные страны ЕС ни в свете украинского, ни в свете сирийского кризисов не проявили готовность менять свою позицию по широкому спектру беспокоивших Россию проблем международных отношений. (Список наиболее важных из них содержится в объяснении причин выхода Москвы из договора по плутонию.) Более того, уже итоги июльского саммита НАТО в Варшаве показали, что члены НАТО не поддерживают кампанию России в Сирии и в целом не доверяют Москве.
На этом фоне российско-американские договоренности от 9 сентября о перемирии в Сирии выглядели чрезмерно оптимистичными, а их разрыв вряд ли может вызывать удивление. Как признают российские дипломаты, американская сторона давно предупреждала их о неспособности гарантировать соблюдение перемирия разрозненными группировками сирийской оппозиции.
В сложившейся ситуации Россия пошла на эскалацию — как на театре военных действий в Сирии, так и в публичной риторике. При этом, как представляется, не было учтено несколько важных соображений.
Реакция Запада
Президент США Барак Обама неоднократно заявлял, что придерживается стратегии невмешательства в решение запутанных проблем нацстроительства в отдаленных регионах мира, а также в такие конфликты, где на карту для других участников поставлено гораздо больше, чем для США. За такие подходы Обама подвергается уничтожающей критике со стороны американских внешнеполитических моралистов и сторонников демонстрации силового превосходства США. В России позицию Обамы также воспринимают как проявление слабости и нерешительности.
Однако как российские, так и американские критики Обамы упускают из виду то обстоятельство, что нежелание вмешиваться напрямую не означает полного отказа от влияния на ситуацию даже в отдаленных регионах (на Ближнем Востоке) и в конфликтах, где ставки для США не столь высоки (на Украине). Администрация Обамы склонна выбирать косвенные меры воздействия на соперника, включая расчет на то, что основное сопротивление нежелательным для Вашингтона тенденциям окажут другие игроки: арабские страны Персидского залива и Турция в Сирии, а на Украине — страны Евросоюза и сама Украина. Так уже было, например, в Ливии, где США втянулись в операцию против режима Каддафи после того, как основная «работа» уже была проделана Францией и Великобританией.
Кроме того, поскольку повестка Белого дома перегружена многочисленными внутри- и внешнеполитическими кризисами, администрация ощущает серьезное давление лишь по тем сюжетам, которые ярко освещаются в американских СМИ и захватывают внимание общественности. Только в этом случае Белый дом можно заставить менять устоявшиеся подходы и оперативно реагировать на кризис. Пока же в фокусе внимания американских СМИ последствия урагана «Мэтью» сменяются обсуждением дебатов кандидатов в президенты. Гуманитарная ситуация в Алеппо проходит в новостях лишь спорадически, еще меньше анализируется роль России в ее возникновении. Поэтому администрация Обамы пока может позволить себе воздерживаться от требуемых активистами решительных шагов.
Позиция России
Сигналы, посылаемые российской стороной в ходе обострения, казалось бы, свидетельствуют об отсутствии намерения вступать в столкновение с США из-за Сирии.
Министр иностранных дел России Сергей Лавров заявляет о поддержке плана вывода из Алеппо боевиков, из-за которых сирийская армия ведет наступление на городские кварталы, населенные гражданскими лицами. Официальный представитель МИД России Мария Захарова списывает враждебную риторику госсекретаря Керри на предвыборную ситуацию в США: после выборов 8 ноября начнем все «с белого листа». Она также дает сугубо оборонительное обоснование развертыванию в Сирии комплексов С-300: они нужны, чтобы защищать места дислокации российских военных от случайного попадания американских крылатых ракет, направленных на силы Асада, но сбившихся с курса. Наконец, председатель Госдумы Вячеслав Володин говорит, что, по его мнению, войны с США не будет.
Действительно, многие эпизоды обострения российско-американских отношений, возникавшие в последние несколько лет и казавшиеся весьма опасными, довольно быстро «рассасывались». Кроме того, с рациональной точки зрения вооруженный конфликт между крупными державами невозможен без наличия столь острого источника противоречий, что стороны были бы готовы принять на себя огромные риски потерь и поражения в конфликте. При всей остроте взаимной риторики и наличии явных причин для конфликта между Москвой и Вашингтоном не совсем понятно, какая из этих причин могла бы оправдать настоящий вооруженный конфликт.
Чего ожидать?
Тем не менее причины для тревоги существуют. Так, министр иностранных дел России Сергей Лавров в интервью «Первому каналу» говорит об «агрессивных шагах» со стороны США. К последним он относит «приближение НАТО и ее военной инфраструктуры к нашим границам», «развертывание американских тяжелых вооружений, авиации Североатлантического альянса и ПРО» по соседству с Россией, а также режим санкций. Такие шаги не могут быть связаны «всего лишь» с предвыборной кампанией в США.
После обострения противоречий вокруг Украины российские дипломаты неоднократно заявляли, что возврата к «докризисной модели» отношений США с Россией не будет. Проблема в том, что остается неясным, какая модель была бы для России приемлемой. Пока же мы являемся свидетелями самого длительного периода нарастания враждебной риторики и (пусть и медленной) эскалации конфликта между Россией и США с 1991 года.
Текущий уровень конфликта вплотную подошел к кризисному даже по меркам эпохи холодной войны, а кризис, как известно, не может продолжаться долго (в острых фазах берлинские и Карибский кризисы разрешались в течение нескольких недель). В то же время Вашингтон не соглашается рассматривать названные Сергеем Лавровым угрозы — деятельность НАТО или долгосрочный проект развертывания систем ПРО — в качестве острых проблем, породивших текущий кризис и, соответственно, требующих немедленного разрешения.
Наконец, для Вашингтона российское направление не является (во всяком случае пока) центральным и структурирующим всю внешнюю политику США. Резкие высказывания в адрес России чаще всего делаются походя; они разбросаны по выступлениям высших должностных лиц США на самые разные темы. Эта асимметрия подходов и приоритетов заставляет опасаться дальнейшего роста напряженности и долгосрочных (и тоже, к сожалению, асимметричных) потерь сторон от необязательной конфронтации.
