Принуждение к уважению: чем опасны новые предложения о защите судей

Страх и недоверие

Мнение о работе судов у наших сограждан действительно не такое уж лестное. Замер общественных настроений, проведенный ФОМом летом 2018 года, показал, что:

• доля тех, кто положительно относится к судам, ниже числа тех, кто оценивает их негативно — 24 и 40% опрошенных соответственно;
• трое из пяти (61%) участников опроса считают, что судьи берут взятки, не считает судей коррумпированными только каждый шестой респондент (17%);
• тенденцию на улучшение судебной системы усматривают только 15% опрошенных, а четверть из них (25%) считают, что суды стали работать хуже.

Это общие настроения, и они практически не связаны с личным опытом респондентов — по данным того же опроса, никогда не участвовали в судебном разбирательстве двое из трех россиян (65%).

Что чувствуют наши сограждане, все-таки пришедшие в суд? Больших обстоятельных исследований на эту тему нет, поэтому мы можем основываться на качественных данных. Два года подряд я прошу студентов-политологов, которым читаю курс об основах правоприменения, посетить открытые судебные слушания, чтобы своими глазами увидеть работу судов. В прошлом году они участвовали в проекте мониторинга, причем даже согласованного с судебным руководством Санкт-Петербурга.

Читая студенческие сочинения, можно заметить: основная эмоция перед посещением суда — это страх. Он бывает выражен в разной степени — от небольшого волнения до реального страха просто зайти в здание, но присутствует практически у каждого. Визит в суд даже в качестве обычного слушателя — это выход из зоны комфорта, он воспринимается как риск. Молодежь, никак не связанная с юриспруденцией, опасается судебных приставов, переживает, что не сможет адекватно объяснить судье мотивы посещения слушаний. Трепет перед судом и уважение к судьям — вот то, что чувствуют люди, впервые пришедшие на заседания. И потому принцип «боятся — значит, уважают» уже работает как механизм, сдерживающий от проявления публично негативного отношения в здании суда.

Но существует и ст. 17.3 КоАП о неисполнении законных требований судьи или судебного пристава, и уголовное преследование по ст. 297 УК РФ за неуважительное отношение к суду и участникам судебного процесса. И надо сказать, что судьи пользуются этими мерами. Так, в 2017 году (официальные данные за 2018 год еще не опубликованы) наказание по ст. 17.3 КоАП получили около 37,5 тыс. граждан из 40,5 тыс., на которых были оформлены материалы, и почти все они (36,8 тыс. человек) были оштрафованы. Уголовное преследование за неуважение к суду (ч. 2 ст. 297 УК РФ) применяется значительно реже — в 2017-м были осуждены 40 человек, и большинство из них получили наказание в виде исправительных или обязательных работ, а не штраф.

Наказание за критику

Но судейскому сообществу нужно больше. Выражается желание, чтобы люди проявляли уважение не только в самом зале суда, но также и в публичном пространстве, не подрывая авторитет судебной власти в России. Судейское сообщество предлагает начать дискуссию о необходимости введения ответственности в контексте текущих законодательных инициатив. И если законодатель услышит этот запрос, он может выбрать наиболее репрессивный и прямолинейный метод — запрет на неуважительное отношение под угрозой административного преследования. ​Момотов в своем выступлении обстоятельно ссылался на ст. 434-25 уголовного кодекса Франции, в которой сформулирован запрет на дискредитацию судебной власти посредством публичных действий, высказываний или изображений.

Однако председатель Совета судей не отметил, что норма французского закона неприменима к техническим комментариям, то есть рассуждать о логике принятого судебного решения или о том, как оно написано, можно. Если бы французские судьи, как и наши, массово копировали в приговорах обвинительные заключения вместе с грамматическими ошибками следователей, то критические комментарии об этом были бы вполне законными. Более того, эта же норма указывает на неприменимость запрета к действиям, словам или изображениям, которые публично распространяются во время изменения, кассации или пересмотра решения. То есть, пока решение еще оспаривается, дискредитировать его публично можно. Ну это во Франции. А с учетом того, что там правосудие осуществляется неспешно, это предполагает достаточно большой промежуток времени и дает возможность критически высказаться всем несогласным.

Если законодатель введет запрет, то россияне под угрозой административного преследования смогут говорить о судьях и их решениях, как о покойниках — либо хорошо, либо ничего. В чьих руках окажется эта дубинка? Скорее всего, «правоприменять» эту норму будут сотрудники полиции и конкретно офицеры Центра «Э» МВД России, занятые не столько борьбой с экстремизмом в его узком понимании, сколько поиском политически несогласных. Именно Центр «Э» через мониторинг социальных сетей обеспечивал основную массу дел за репосты и лайки нелицеприятных высказываний и изображений вне зависимости от того, какой комментарий к ним дал человек. Это направление работы полиции критиковалось наиболее активно, и недавно сверху был послан сигнал, что необходимо несколько усмирить рвение. Но набранные обороты в условиях «палочной» системы оценки работы полиции остановить не так-то просто. Можно ожидать, что, ​ если административная ответственность за неуважение к судебной власти, как и к любым другим государственным органам, будет введена в КоАП, практика по привлечению к ней на основании репостов или комментариев в социальных сетях сложится мгновенно. Опыт есть.