Сирийская тройка: как Россия балансирует между Турцией и Ираном

Предстоящая 4 апреля встреча президентов России, Ирана и Турции в Анкаре анонсируется прежде всего как сверка часов по Сирии. Актуальность саммиту прибавляет новый этап развития сирийского конфликта, главными вехами которого стали операция сил Дамаска в Восточной Гуте и вступление турецких войск в Африн на севере страны.

Ситуация в Сирии

Ликвидация оппозиционно-террористического анклава в Восточной Гуте, пожалуй, вторая по значению стратегическая победа Дамаска после освобождения Алеппо. Дело не только в том, что окончательно устранена постоянная угроза безопасности столице, но и в том, что теперь две другие зоны деэскалации (на Юго-Западе и севернее Хомса) оказываются перед неизбежной дилеммой: либо полное примирение с правительством, либо зачистка, как в Гуте.

Тем самым дело идет к окончательной ликвидации многочисленных анклавов и достаточно ясному разделению страны на контролируемый правительством культурный, промышленный и сельскохозяйственный центр (более 60% территории и 80% населения) и периферию, включающую Северо-Запад, Север и часть Востока (Заевфратье), разделенную на четыре зоны:

— провинцию Идлиб, контролируемую «Джабхат ан-Нусрой» (террористическая организация, запрещена в России), радикальными исламистами из «Джабхат Тахрир Сурия» и пр.;

— зону турецкой оккупации в северной части провинции Алеппо;

— зону контроля «Сирийских демократических сил» (СДС) в преимущественно курдских районах северных провинций;

— зону контроля СДС в провинции Дейр-эз-Зор на восточном берегу Евфрата и южной части провинции Ракка, где доминируют арабо-суннитские племена и сохраняются остатки недобитых отрядов ИГ (запрещенная в России террористическая организация).

Поскольку в последних двух зонах присутствуют военные базы и военный персонал США, а в Идлибе, как и в Африне, растет турецкое военное присутствие, в Дамаске склонны рассматривать все четыре зоны как зоны иностранной оккупации.

Союзники и партнеры

Перед встречей в Анкаре ситуация вокруг трехстороннего партнерства России, Ирана и Сирии выглядит не столь прозрачной, как, например, с двусторонним партнерством России и Ирана. Между Москвой и Тегераном могут возникать свои трения, они касаются в основном других региональных держав, таких как Израиль или Саудовская Аравия, опасающихся усиления региональной роли Ирана. Но на самом сирийском фронте отношения России и Ирана перерастают рамки партнерства — они практически носят союзнический характер.

С Турцией все сложнее. Она, несомненно, является важным партнером, и это со всей наглядностью показало ее участие в переговорах о будущем Сирии в Астане. Кроме того, роль Турции была и остается крайне важной, так как с ней связаны различные фракции сирийской оппозиции, причем значение Анкары растет по мере того, как ослабляется влияние других региональных игроков. Саудовская Аравия, например, теряет позиции, поскольку утрачивает внутреннюю опору на территории Сирии.

Однако Турция, в отличие от Ирана, являясь исключительно важным партнером, в то же время не может быть союзником — и не только потому, что входит в НАТО. Изначально Турция и Россия с Ираном находились по разные стороны сирийского конфликта, и многие из связанных с этим обстоятельством линий разграничения никуда не исчезли. Турция никогда не снимала своего требования об уходе Асада, и напоминания об этом продолжают звучать в заявлениях ее руководителей. С другой стороны, ряд основных группировок вооруженной оппозиции, прежде всего «Свободная сирийская армия» (ССА) и «Ахрар аш-Шам», расцениваются в Дамаске как террористы, в Москве — как радикальные исламисты, в то время как в Анкаре именно на них делается основная ставка в сирийском конфликте. Что же касается курдской партии «Демократический союз» (ПДС) и созданных ею вооруженных «Отрядов народной самообороны» (ОНС), Турция рассматривает их в качестве главных врагов в Сирии, бездоказательно навесив на них ярлык террористов, в то время как в Москве и даже в Дамаске их к силам террора не причисляют.

Поэтому операция Турции в Африне заставила Дамаск обвинить Анкару в агрессии и незаконной оккупации сирийской территории, а Москву поставила в достаточно неудобное положение. Заявления турецкой стороны о якобы зеленом свете со стороны Москвы на эту операцию, о чем не могло быть и речи, бросало тень на отношения России не только с сирийскими курдами, но и с правительством страны. Правда, эти действия нанесли еще больший удар по позициям США, которые стали терять последние точки опоры в Сирии.

Перспективы

Терпеливая позиция Москвы по отношению к турецкой операции в Африне, кажется, может принести стратегический выигрыш. Прежде всего, тяжелое поражение должно подтолкнуть курдов на переговоры с Дамаском, и в этом контексте для них становятся лишними помощь и присутствие американцев. Очевидно, это уже почувствовал Дональд Трамп, которому нельзя отказать в политическом чутье: в конце марта он заявил о возможно скором выводе американских военных из Сирии. Кроме того, сами турки намекнули на возможный размен согласия Дамаска на турецкое присутствие в Африне на помощь Турции в выводе боевиков из Восточной Гуты. Но выход отрядов ССА и «Ахрар аш-Шам» из Восточной Гуты в Идлиб подтверждает мнение Дамаска о том, что обе главные силы вооруженной оппозиции фактически превращаются в протурецких инсургентов. И это груз, который ляжет на плечи Анкары при дальнейших переговорах об урегулировании сирийского конфликта. В этом контексте вполне уместно прозвучало заявление министра иностранных дел России Сергея Лаврова о том, что ситуация вокруг Африна должна быть предметом обсуждения всех заинтересованных сторон.

Не менее, а возможно, и более важным в стратегическом отношении оказывается тенденция эрозии южного фланга НАТО, в чем равно заинтересованы Россия и Иран. Последние заявления французского президента Эмманюэля Макрона о возможном введении французского военного контингента в Сирию и резкая реакция на них Турции свидетельствуют о развитии этой тенденции.

Трехстороннее политическое сотрудничество России, Ирана и Турции получило довольно неожиданное продолжение и в более широком ближневосточном контексте. Во время визита эмира Катара в Москву катарские политологи обратили внимание на то, что этот трехсторонний альянс исключительно важен для безопасности эмирата в свете непрекращающегося конфликта с Саудовской Аравией. Односторонняя поддержка Катара Ираном ставила его в сложное положение внутри Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ), однако присоединение к этой поддержке Турции, а затем и развитие отношений Катара с Россией по линии поставок вооружений повлияли на позиции Кувейта и Омана и сузили ареал противостояния Катара внутри ССАГПЗ до линии Саудовская Аравия — ОАЭ.

Все это говорит о том, что, несмотря на все непростые проблемы в рамках трехстороннего политического сотрудничества между Россией, Ираном и Турцией, есть шанс на продолжение и развитие партнерства. Во всяком случае, встреча в Анкаре обещает быть интересной.