Кризис госкапитализма: как Москва и Казань допустили крах Татфондбанка
Глава Нацбанка Татарстана ушел в отставку. Мы не знаем причин этого, а сам господин Мидхат Шагиахметов хранит гордое молчание по этому поводу. Можно только предположить, что отставка связана с отзывом лицензии у Татфондбанка, второго по величине банка республики и 42-го по размеру в России. Размер «дыры в капитале» этого банка, а попросту говоря, размер убытков кредиторов составляет около 100 млрд руб., а может, даже и больше. Предположим, что эти два события — банкротство и отставка — связаны между собой. И, естественно, возникает вопрос: а справедливо ли наказан чиновник?
Вопрос ответственности
С одной стороны, Нацбанк Татарстана — это региональное подразделение Банка России, в обязанности которого среди прочего входит и надзор за банковскими организациями, зарегистрированными в республике. И с этой точки зрения ответственность руководителя нацбанка несомненно присутствует. Только даже самый адекватный чиновник, работающий на этой должности, не имеет права принятия решения. Даже если Нацбанк Татарстана знал о проблемах Татфондбанка, он не имел возможности ограничить или остановить его деятельность в тот момент, когда кредиторы имели шансы на возврат своих средств. Дело в том, что все ключевые решения в части надзора за всеми российскими банками, независимо от их размера, — выдача и отзыв лицензий, ограничение деятельности, выдача предписаний — осуществляются центральным аппаратом Банка России. Региональные отделения, скорее, выполняют функции курьеров, передающих банкам информацию, приходящую из центрального офиса Банка России, находящегося в Москве на Неглинной улице; а также собирают отчетность у своих поднадзорных банков и передают ее в Москву.
Мы не знаем, хорошо или плохо работал Нацбанк Татарстана в части надзора за банками, но мы знаем, что уже в мае 2016 года, за девять месяцев до отзыва лицензии у Татфондбанка, в ЦБ знали, что у банка исчез капитал. То есть в этот момент обязательства банка перед кредиторами и вкладчиками были равны стоимости его активов, если предположить, что качество этих активов соответствовало тому, что было зафиксировано в его отчетности. Собственно говоря, капитал банка является тем самым защитным буфером, который должен гарантировать кредиторам и вкладчикам сохранность их средств. Так вот, судя по словам первого зампреда Банка России Дмитрия Тулина, который отвечает за банковский надзор, в мае 2016 года капитала у Татфондбанка уже не было и Банк России об этом знал. Не знаю, кто узнал об этом первым — Нацбанк Татарстана или люди на Неглинной улице, — но это не очень важно. А важно то, что 20-я статья закона «О банках и банковской деятельности» прямо и однозначно говорит, что Банк России обязан отозвать лицензию на осуществление банковских операций в случаях, если значение всех нормативов достаточности собственных средств (капитала) кредитной организации становится ниже 2%.
То есть Банк России обязан был отозвать лицензию у Татфондбанка не позднее мая прошлого года, и сделать это должны были люди, работающие в Москве. Но не сделали. Не знаю, какими причинами они руководствовались. Не знаю, существует ли ответственность руководителей Банка России за неисполнение прямой нормы закона. Но хорошо понимаю, что ни руководитель Нацбанка Татарстана, ни коллектив его учреждения не могли этого сделать. Это просто не входит в их полномочия. Но почему-то получилось так, что отвечать за бездействие московских чиновников пришлось чиновнику казанскому.
Госкапитализм в действии
Но это еще не все. Руководителю Нацбанка Татарстана приходится своим телом и своей отставкой прикрывать не только своих начальников из Банка России, но и своих начальников из Казани. Дело в том, что Татфондбанк был не простым частным банком, а, как и многие крупные компании, работающие в республике, компанией с государственным участием. Прямое и опосредованное (через компании, принадлежащие правительству республики) участие Татарстана в капитале Татфондбанка составляло 35%, а наблюдательный совет банка возглавлял премьер-министр республики, что, как несложно догадаться, означало, что свою деятельность банк вел под надзором и мудрым руководством республиканского правительства.
Да, конечно, правительство Татарстана не может и не должно отвечать по обязательствам банка-банкрота, акционерное общество ограничивает ответственность участников их вкладами в капитал организации. Но за принятые решения члены совета директоров несут персональную ответственность. Пока почему-то я не слышал ни об одной другой отставке татарского чиновника, связанного с обанкротившимся банком, кроме отставки руководителя Нацбанка Татарстана.
Татарстан часто рассматривается в России как образец государственного капитализма, когда чиновники (в отличие от московских) радеют больше об интересах республики, нежели о своих личных. Татарстан регулярно приводится в качестве примера успешной реализации различных государственных программ, татарские чиновники делают успешные карьеры в Москве. Но, как стало очевидно, их стиль управления мало чем отличается от стиля управления чиновников, сидящих в Москве или в других регионах России.
Ну скажите, чем отличается история Татфондбанка от истории Внешэкономбанка, наблюдательный совет которого тоже долгие годы возглавляет премьер-министр, только не Татарстана, а России? ВЭБ также активно кредитовал государственно важные проекты, от строительства олимпийских объектов в Сочи до элеваторов в удаленных регионах. Точно так же ВЭБ был фактически доведен до банкротства, причем дважды — в 2008-м и 2014-м, — избежать которого удалось только благодаря массированным вливаниям денег из бюджета, Фонда национального благосостояния и кредитов Центрального банка. Или чем история Татфондбанка отличается от истории банка ВТБ, который с 2000 года получил от акционеров (главным из которых является государство) огромные средства, но за все эти годы практически не смог их нарастить, то есть работал полтора десятилетия, не принося прибыли. А вспомните историю «Башнефти», только не ту, связанную с Владимиром Евтушенковым, а ту, в результате которой компания оказалась приватизированной, — чем она отличается, например, от приватизации аэропорта Шереметьево в пользу небезызвестного Аркадия Ротенберга со товарищи?
Практика госкапитализма и в России, и в других странах показывает, что случаи нерациональных бизнес-решений, принимаемых чиновниками, являются нормой; так же как и примеры личного обогащения чиновников и менеджеров, причастных к управлению госкомпаниями. Иногда чиновникам за свои «успехи» приходится отвечать. А иногда отвечать приходится совсем не тем, кому должно. Как, например, в случае с Татфондбанком. Но это тоже норма — ведь высокие начальники безгрешны, они не могут ошибаться, правда?
