Капиталистическая Россия: как приватизация привела к углублению кризиса
Базовая идея реформаторов начала 1990-х состояла в том, чтобы максимально быстро обеспечить переход собственности в частные руки, тем самым предотвратив возможность отката в советское прошлое. Когда государство выпускало ваучеры, которые давались населению, про эффективность этой модели думали во вторую или в пятую очередь — первичной была политическая целесообразность. К чему это привело с точки зрения стимулов на уровне предприятий?
Кредит и инвестиции
Изначально любое предприятие начинается с семейного бизнеса: есть человек, который вложил свои деньги или деньги своей семьи, и до какого-то момента он сам руководит процессом. В нормальной ситуации выход на фондовый рынок происходит тогда, когда бизнес до этого дозрел. Владелец компании, у которого 100% собственности, но нужен капитал, оказывается перед выбором. Первый вариант — пойти в банк и взять кредит. В этом случае он сохранит полный контроль над своим бизнесом, но будут высокие проценты и есть риск потерять все, если вдруг кредит не удастся вернуть. Другой вариант — продать долю в своем бизнесе в обмен на привлечение внешних инвесторов.
Очевидно, что второй вариант привлекателен в первую очередь для успешных предприятий — они могут дороже продать долю. Для них финансирование с рынка оказывается дешевле, чем банковские кредиты. Конечно, бывают привилегированные акции, по которым фиксируются дивиденды, но основная часть — это обычные акции, по которым дивиденды платятся, только если есть прибыль. Возможен и другой сценарий: прибыль есть, но все акционеры соглашаются, что лучше вложиться в развитие.
Такая модель гораздо более гибкая, но она предполагает, во-первых, диалог основного владельца с инвесторами и, во-вторых, готовность владельца отдать инвесторам часть собственности и потом платить им дивиденды. При этом когда владелец приходит на рынок, то однозначно получает капитал, а не просто акционеров.
«Красные директора»
Рассмотрим теперь с этой точки зрения модель приватизации в 1990-е годы в России и основных участников этого процесса. Первая важная группа — так называемые красные директора. Это люди, которые были частью советской элиты. При этом ситуация, когда гендиректор большого завода начинал свою трудовую биографию там же простым инженером или мастером смены, была типичной. И хотя формально владельцем было государство, директор был сильно привязан к заводу, считал его своим.
Именно такого рода директора запускали процессы арендной приватизации в 1980-е годы, еще при Горбачеве, они же сидели в своих креслах в начале 1990-х. Для большинства из них стремительный переход к рынку после либерализации цен представлял собой шок. Будучи довольно грамотными инженерами, они просто не понимали, как устроен рынок.
С их точки зрения, к чему сводилась приватизация? Либо приходили обычные люди со своими ваучерами, либо — что происходило чаще — приходили скупившие эти ваучеры разного рода спекулянты или игроки фондового рынка, которые хотели обменять ваучеры на пакет акций.
В итоге вместо государства, которое было одним собственником и с которым директор мог обсуждать госзаказ, появляются еще какие-то собственники. Но при этом предприятие никакого капитала от них не получает, только головную боль.
Распыление собственности
Был в российской приватизации и еще один парадокс. В Восточной Европе (например, в Венгрии) типичной была продажа предприятия стратегическому инвестору, который, платя деньги за предприятие, получал контроль над ним. Он за него отвечал, им управлял и получал доходы. То есть был один собственник, который нес ответственность.
Что произошло по крайней мере в первые годы «приватизации по Чубайсу»? Произошло распыление собственности. На предприятиях возникало несколько «центров силы»: был старый менеджмент, который продолжал предприятием управлять и пытался обеспечить его выживание. Сказанное не означает, что все «красные директора» были кристально честными. Но для большинства выживание их заводов было связано с сохранением их собственного статуса.
Далее были работники, которые получили акции по льготной цене и часто не знали, что с ними делать, так как никаких дивидендов по ним не платилось в силу отсутствия прибыли. И поскольку эти работники по много месяцев не получали зарплату, они были готовы продать акции тому, кто хоть что-то за них предложит.
Наконец, внешние акционеры. Среди них были люди (например, иностранные инвесторы), которые действительно хотели что-то создавать и развивать. Но были и те, кто интересовался исключительно выводом активов, поскольку в условиях кризиса и крайней неопределенности середины 1990-х годов во многих случаях общая цена всех акций конкретного предприятия была меньше суммы ликвидных активов, находящихся на его балансе.
В результате до второй половины 1990-х годов шла очень активная борьба за получение контроля с обеих сторон — и со стороны «красных директоров», и со стороны внешних инвесторов.
Почему был так важен контроль? Все советские предприятия, даже те, которые прошли переоснащение в 1980-е годы, были ориентированы на другие принципы эффективности. Даже относительно современные по оборудованию предприятия нуждались в существенной реструктуризации. Нужно было потратить время и деньги на изменение бизнес-процессов, на изменение технологий, на внедрение современных систем маркетинга — это все требовало инвестиций. В ситуации, когда нет единого собственника и вся экономика в кризисе, нужно было, чтобы кто-то взял на себя ответственность за болезненные решения, включая сокращения.
Борьба без развития
И вот теперь давайте представим: директор завода в рамках приватизации купил 20% акций. Еще 31% акций по льготным ценам выкупили работники. 20% остается у государства, а 29% в обмен на ваучеры приобрели внешние акционеры. В чем будет заключаться рациональная стратегия для «красного директора»? Во-первых, сохранять рабочие места, так как коллектив выступает для него естественным союзником в противостоянии с внешними акционерами, которые воспринимаются как нахлебники. А во-вторых, скупать акции у работников — поскольку у директора нет гарантий, что пришедшие «чужие дяди» сами не скупят теневым образом эти акции у трудового коллектива. При этом для увеличения своих пакетов акций менеджмент использовал оборотные средства предприятий, что дополнительно ухудшало их финансовое положение.
Инвесторы, в свою очередь, тоже поняли, что пакет в 25% или 30% акций ничего не дает и стоимость такового пакета не очень сильно отличается от нуля. Имеет стоимость лишь пакет размером 51% и более, а еще лучше — 75%, потому что по законодательству миноритарный акционер с пакетом больше 25% может довольно существенно влиять на принятие решений. И потому борьба между старым менеджментом и новыми акционерами обычно шла до момента, пока одна из сторон не получала полный контроль. Но до этого ни одна из сторон не была готова что-либо вкладывать в развитие, что объективно приводило к сворачиванию производства.
Иными словами, модель российской приватизации ориентировалась на то, что 150 млн российских граждан, получив по ваучеру, обменяют их на акции предприятий. Безусловно, отдельный мелкий акционер не может повлиять на поведение менеджеров, но это могут сделать инвестиционные фонды, продающие свои акции или паи мелким инвесторам и сами покупающие крупные пакеты акций предприятий. В свою очередь, котировки акций, зависящие от выплаты дивидендов и динамики капитализации, будут индикатором эффективности предприятий и самих инвестиционных фондов.
Однако в зарубежной практике такая модель опиралась на две фундаментальные предпосылки. Во-первых, предприятие само приходит на фондовый рынок. И, во-вторых, благодаря этому оно получает инвестиции. Ни одна из этих предпосылок не выполнялась в России в середине 1990-х годов.
