Хрупкое эмбарго: почему в России вновь растет импорт продовольствия
Введение в августе 2014 года эмбарго на ввоз продуктов из ЕС, США, Канады, Австралии и некоторых других стран сейчас многими рассматривается как инструмент, позволивший заметно продвинуться по пути импортозамещения. Сложилась даже традиция обращений с призывом продлить эмбарго к президенту со стороны сельхозпроизводителей и чиновников от сельского хозяйства. Для повышения качества принимаемых государством решений полезно проанализировать ситуацию.
Импорт продовольствия и сельхозсырья после введения эмбарго сократился существенно. По сравнению с 2013 годом — на 42%: с $43,3 млрд до $25 млрд в 2016 году. Если подсчитать долю импортной продовольственной составляющей (по цене на границе) в стоимости потребленного населением продовольствия, то она составила в 2016 году 7%. Кстати, с 1999 по 2013 год этот показатель колебался в интервале 11–14%, так что и до эмбарго можно было говорить, что зависимость России от импорта сильно преувеличена.
Сокращение импорта не могло быть объяснено только эмбарго. Наши расчеты показали, что устойчивое влияние на импорт в большей степени оказывает колебание курса рубля и реальные денежные доходы населения, а не факт введения эмбарго.
Последствия для производителей и торговли
Введение эмбарго оказалось благоприятным сигналом для сельхозпроизводителей (государство о них думает) и тревожным — для ретейлеров (нужно выстраивать связи с местными производителями, так как могут быть внезапно введены новые ограничения). Как правило, ретейлеры предпочитали импортные продукты: они поступают бесперебойно, однородными партиями и в устойчивом ассортименте, чего часто трудно добиться от российских производителей.
Например, явно выиграли поставщики охлажденного мяса, так как его издалека не привезешь: можно привезти в Россию свинину из Бразилии, но это будет замороженная свинина. В 2013 году охлажденную свинину без костей в Россию поставляли 12 стран. В 2016 году — только Белоруссия, которая явилась крупнейшим бенефициаром введения эмбарго.
Это же относится к дешевым сырам от традиционных поставщиков: из Финляндии, Германии, Литвы, Польши, Украины. В 2014 году из десяти крупнейших поставщиков сыра семь представляли ЕС плюс Украина, также подпавшая под запрет. В 2016 году из этой десятки осталось только двое. Белоруссия нарастила экспорт сыра в Россию, при этом прироста производства молока в самой Белоруссии не произошло — на производство сыра шло импортное польское молоко и часть белорусского, которое высвобождалось из-за падения потребления молока в самой Белоруссии. Падение импорта сыров и сырных продуктов в 1,7 раза, с 440 тыс. т в 2013-м до 222 тыс. т в 2016-м, произошло при росте собственного производства сыра в России на 165 тыс. т. Причем само производство молока не выросло, и дефицит привел к росту цен.
Для абсолютного большинства российских производителей оказалось полезно не столько эмбарго, сколько девальвация, так как цены на их продукцию стали более привлекательными по сравнению со всеми импортными продуктами на внутреннем рынке. Выиграли также экспортеры: цена в долларах могла сокращаться, а в рублях увеличиваться.
К концу 2016 года можно было говорить об увеличении числа продуктов, по которым произошло импортозамещение, например свинины, овощей, птицы, сухого молока, сливочного масла и сахара. Не произошло импортозамещения по фруктам, что закономерно, так как половина из импортируемых — цитрусовые и бананы, по сырам и говядине.
Последствия для потребителей
То, что после введения эмбарго продукты подорожают, можно было предсказать еще до запрета. Так, цены поставок из тех стран, которые попали под эмбарго, были, как правило, ниже, чем из стран, которые в итоге остались в списке импортеров. Исключение есть и здесь, и это опять Белоруссия, продукты из которой были вне конкуренции в ценовом отношении до и после эмбарго. Однако она не могла заменить всех поставщиков.
Подавляющая часть потребителей снижения импорта не заметила: они смотрели лишь на то, что могли купить — ту часть отечественных продуктов, которая после девальвации стала дешевле импортных. Другая часть сократила потребление: покупки в постоянных ценах падали до июня 2017 года. Только потом они стали расти и в сентябре 2017-го достигли уровня сентября 2015 года, но остались ниже показателей 2014, 2013 и даже 2012 годов. Часть населения продолжала покупать импортные продукты, тратя на них значительно больше, чем до эмбарго и девальвации: импорт в рублевом выражении в 2016 году был выше импорта 2013 года в 1,2 раза, не говоря об импорте 2014 и 2015 годов.
В короткий отрезок времени после эмбарго сошлось очень много факторов, что затрудняет оценку влияния именно эмбарго на рост внутренних продовольственных цен. Например, появились дополнительные возможности у стран, которые не попали под эмбарго, но поставляли сопоставимую продукцию по более высокой цене. Это предопределило рост цен.
Произошли и другие изменения: с 2015 года начались поставки дешевых овощей в Россию из Ирана после снятия с него части санкций. Запрет на томаты из Турции освободил рынок для более дорогих зимних российских томатов и т.д. Однако при всей совокупности разнонаправленных факторов цены на продовольствие стали расти быстрее по сравнению с ценами на всю продукцию (промышленную и продовольственную).
Здесь стоит напомнить, что Россия в августе 2012 года стала членом ВТО. Это вызвало опасения отечественных сельхозпроизводителей по поводу конкуренции с зарубежными. И действительно, цены на продукцию, которую не удавалось производить в стране дешево, стали снижаться. С этого момента Россия прибегала к защите своего рынка нетарифными методами. На графике видно, что относительно января 2011 года рост цен как в целом по всем товарам и услугам, так и по продовольственным товарам до середины 2013 года практически совпадал. Но уже в середине 2013 года продовольственные цены стали расти быстрее, а после введения эмбарго отрыв еще увеличился.
Сценарии на будущее
За девять месяцев 2017 года импорт продовольствия и сельхозпродуктов вырос в долларовом выражении на 17% и снизился в рублевом менее чем на 1% относительно 2016 года, то есть укрепление курса рубля сразу повысило спрос на импортные продукты. По опыту кризиса 1998 года резкое сокращение импорта на 45% (в 2000 году относительно 1997-го) сменилось ростом уже через два года. И сейчас сокращение на 42% (с 2013 по 2016 год) сменяется осторожным ростом. Как показывает прошлый кризис, уровни импорта предкризисного 1997 года были легко перекрыты: если в 1997 году завозили продуктов и сельхозсырья на $13,2 млрд, то в 2013 году — уже на $43,2 млрд.
Риск отката назад, к расширению импорта, есть в том случае, если за время резкого ослабления рубля и падения доходов населения не получится сделать российскую продукцию конкурентоспособной. Импортозамещение без потерь для потребителей возможно, только когда отечественная продукция не будет стоит дороже. В противном случае либо вернется импорт, либо страна опять будет вводить нетарифные ограничения, которые трудно обосновать.
О конкурентоспособности говорят много и часто повторяют, что в западных странах она — результат огромной господдержки сельхозпроизводителей. Однако дело ведь не только в том, что в Европе, США и Канаде государство сильно поддерживает фермеров. Есть много стран, где бюджетная поддержка сельского хозяйства меньше, чем в России, а продукция дешевле. Кроме того, господдержка крупных компаний в США, Канаде и ЕС ограничена, такие объемы прямых субсидий, которые получают в России отдельные крупнейшие сельхозпроизводители, там совершенно невозможны.
Если закрывать свою страну от более дешевых продуктов, ограничивая конкуренцию, то это плохо для потребителя и в конечном счете для производителя. Для него это плохо тем, что горизонт развития ограничивается внутренним спросом: неконкурентную продукцию на экспорт не вывезешь. По оценкам ОЭСР, в 2014–2016 годах покупатели сельхозпродукции в России переплачивали за российские товары 10% по сравнению с ценой на мировом рынке.
Еще есть вариант не пускать на внутренний рынок производителей с дешевой продукцией, поддерживать внутри высокие цены, а выходить на внешние рынки, снижая цену до конкурентной. Но в этом случае потребитель становится жертвой дважды. Вряд ли государство должно поддерживать такую стратегию.
