«Восточный выбор» России: впишемся ли в поворот?
Россия сегодня совершает поворот на Восток — поворот в политике, экономике, торговле, научно-техническом сотрудничестве, в поисках путей модернизации. Обозначены привилегированные партнеры, среди которых Китай, Индия, Вьетнам. Этот выбор часто обосновывают верой в долгосрочный характер экономического подъема в Азии и в одновременное ослабление Запада. Куда приведет этот поворот в перспективе, не может сказать никто. Подобных прецедентов в истории страны не было. Все модернизации в России, начиная с допетровских времен и кончая сталинской, происходили при активнейшем участии Запада. А потому поворот на Восток ставит несколько важных вопросов.
Вопрос первый. Насколько оправданна ставка на развивающиеся страны в экономическом сотрудничестве?
Последние лет десять мировая экономика извлекала выгоду из интенсивного развития Бразилии, Индии и Китая. Однако теперь не исключено, что эти страны начнут ее тормозить. Поскольку на страны БРИК приходится около пятой части мирового ВВП, то, по мнению некоторых аналитиков, в частности Адама Слэйтера из Oxford Economics, их замедление может спровоцировать рецессию во всей глобальной экономике.
В первом квартале 2015 года страны БРИК показали самый слабый экономический рост после кризиса 2008–2009 годов. Всемирный банк ожидает, что темпы экономического роста в странах с развивающимися рынками Европы и Центральной Азии в 2015 году будут самыми низкими среди всех развивающихся регионов мира: в среднем рост экономики будет почти нулевым. Хотя Китай по-прежнему растет быстрее многих стран мира, там уже не первый год наблюдается резкое замедление темпов роста. В России и Бразилии — рецессия. Для сравнения, в США в 2015 году рост ожидается на уровне более 3%, в еврозоне — порядка 1,5%.
И по некоторым прогнозам, ближайшее десятилетие будет для развивающихся экономик гораздо сложнее предыдущего. Почти у каждой есть свои слабости, которые до поры были скрыты (например, истощение резерва дешевых трудовых ресурсов в Китае), но теперь рискуют выйти на первый план. Замедление роста, скорее всего, повлечет нарастание социальных проблем.
С учетом этих рисков резонно еще раз задуматься, насколько оправданны надежды на активизацию сотрудничества с Китаем. Китай вряд ли серьезно нуждается в чем-то, что мы можем ему предложить, кроме, пожалуй, сырья, космоса, оборонной, атомной промышленности да еще наших сельхозугодий с целью их хищнической эксплуатации. И главное, не менее 65% российского экспорта в Китай составляют природные ресурсы и лес, в то время как импортируем мы оттуда продукты высокой добавленной стоимости — оборудование, машины, промышленные товары.
Для России Китай — это торговый партнер номер один после Евросоюза, а Россия для Китая только на девятом месте, кратно проигрывая таким торговым партнерам, как США, Япония и Корея. Объем торговли Китая с РФ в 2014 году, по данным китайской стороны, составил $95,8 млрд — в шесть с лишним раз меньше объема его торговли со странами ЕС. Китай нужен России больше, чем Россия Китаю, и наши партнеры этим не могут не пользоваться.
Не лучше ситуация и в нашей торговле с Вьетнамом. Структура торговли с этой страной существенно изменилась, и в неблагоприятную для России сторону. РФ сокращает поставки во Вьетнам машин и оборудования, наращивая экспорт минерального топлива, черных металлов, цемента и других товаров с невысокой долей добавленной стоимости. Вьетнам же вместо преимущественно сельскохозяйственного сырья и морепродуктов поставляет уже в Россию товары высоких технологий: две трети нашего импорта из СРВ сегодня составляет микроэлектроника.
Таким образом, в нынешнем виде торгово-экономическое сотрудничество с такими странами, как Китай и Вьетнам, хотя и имеет потенциал и определенную взаимную выгоду, однако не может содействовать технологическому развитию России. Ни Китай, ни тем более Вьетнам или другие страны Восточной Азии не способны заместить критически необходимое России высокотехнологичное оборудование в частности для освоения новых сложных месторождений нефти, а Япония поддерживает санкции против России.
В Азии нет также нужных нашим компаниям и банкам рынков капиталов, сравнимых по условиям кредитования с западными. Кстати, Китай и другие наши партнеры в Азии весьма внимательно следят за политикой санкций Запада в отношении России и не позволяют себе таких шагов в сотрудничестве с нами, которые могли бы вызвать недовольство в Вашингтоне или Брюсселе.
Вопрос второй. Намерен ли сам Китай «оставаться Востоком»?
Добиться столь впечатляющего экономического прогресса за два с небольшим десятка лет китайцам во многом позволили сформулированные Дэн Сяопином прагматичные идеи и установки («не важно, какого цвета кошка, — важно, чтобы она ловила мышей» и др.), которые выполнялись всеми последующими руководителями Китая. После катастрофы «культурной революции» Китай действительно сумел сосредоточиться на своих внутренних делах, экономике, отодвинув в сторону геополитические амбиции и не противопоставляя себя Западу
Как показала Каролин Варэн из Лондонской школы экономики в исследовании, посвященном политическим эффектам «национального унижения», Дэн Сяопину удалось перевести культивировавшиеся Мао Цзэдуном постимперские обиды в русло «прагматического национализма». Это позволило открыть страну для экономических реформ и международной кооперации.
Один высокопоставленный китайский дипломат, проработавший немало лет в США, недавно сформулировал главные принципы этого подхода. По его словам, Китаю следует не привлекать излишнего внимания на мировой арене. Стране стоит исходить из того факта, что еще долго право решающего голоса в мировой экономике останется за США и другими развитыми странами. Китай же должен преследовать цель сильного, сбалансированного и устойчивого роста в рамках мировой экономики. Такой модели поведения Китай фактически и придерживался в течение последних трех десятилетий.
Сегодня Китай — могущественная держава, занимающая первые в мире позиции по ряду торгово-экономических показателей и располагающая соответствующим влиянием на планете. Поэтому неудивительно, что решение многих мировых торгово-экономических и финансовых проблем стало зависеть от прямых договоренностей между США и Китаем, которые при этом никогда не были и вряд ли станут друзьями. Экономисты Найал Фергюсон и Мориц Скуларик ввели термин «химерика» (Chimerica) — это, по их определению, мировой экономический порядок, соединяющий экспортоориентированное развитие Китая с американской экономикой сверхпотребления, сосуществование мировой сверхдержавы с ее наиболее вероятным будущим соперником.
Характерно, что в середине мая 2015 года, спустя всего несколько дней после визита китайского лидера Си Цзиньпина в Москву, Пекин предложил США установить «отношения двух великих держав нового типа». Об этом председатель Си лично сказал во время беседы с госсекретарем США Джоном Керри.
При этом во внешней политике Китай по-прежнему придерживается характерного прагматизма. В вышедшей недавно «Белой книге», посвященной вопросам обороны, есть важное уточнение. Некоторые считают, что главные противники Пекина — это Вашингтон и Токио и он вместе с Москвой борется против них. В связи с этим Китай решил разъяснить, что он не заключает союз с Россией, не выступает против США и не пытается отомстить Японии. Именно на этих трех «не» базируется текущая стратегия страны. Надо полагать, что в Москве в курсе этих разъяснений.
Вопрос третий. Не рано ли списывать со счетов «слабеющий» Запад?
В XXI веке важнейшим признаком передовой державы стал уже не объем ВВП и даже не его подушевой показатель и тем более не накопленный военный потенциал, а способность производить инновации. Держав, обладающих такой способностью, не так много, и США здесь бесспорный лидер. Айфоны и айпэды, созданные Apple под руководством Стива Джобса, завоевали весь мир. Сегодня на слуху имя другого американского бизнесмена — Илона Маска, создавшего в числе прочего компанию SpaceX — первого успешного частного разработчика серии ракет-носителей и многоразового космического корабля Dragon, пристыкованного к МКС. SpaceX удалось значительно удешевить запуски в космос.
Выдающийся ученый-одиночка или гениальный шахматист могут родиться в любой стране, а вот революционные бизнесы и создающие их предприниматели — нет. Они появляются и существуют только в современной высокоразвитой рыночной экономике. Прагматичные китайцы исходят из того, что такой экономикой являются сегодня США, и в том числе на этом строят свои дальнейшие внешние приоритеты.
Вопрос четвертый. Как делаются реформы?
А вот к чему России стоит присмотреться, так это к китайскому отношению к реформам и к той решимости, с которой руководство страны доводило их до ощутимого результата. Экономические реформы Дэн Сяопина начались в 1978 году в обстановке разрухи после «культурной революции». А спустя 23 года, в 2001 году, когда Китай принимали в ВТО, развитые страны уже не на шутку опасались выхода на мировую торговую арену мощного соперника, поэтому навязали Пекину ряд обременений на 15 лет вперед. В течение примерно семи первых лет членства на Китай сыпались одна за другой жалобы в связи с разного рода нарушениями взятых при присоединении к ВТО обязательств.
Но Пекин не спешил обвинять ЕС и США в антикитайской линии и не требовал от ВТО «прийти на помощь» и «защитить от обидчиков». Ответом было продолжение экономического роста и торговой экспансии по всему миру. Эта политика и обеспечила Поднебесной то место экономического гиганта, которое она занимает сегодня.
С момента начала реформ в России в 1992 году по сегодняшний день также минуло 23 года. Реформы похоронены, претензии и амбиции остались, но у страны нет парадигмы развития. Итог: все та же преимущественно сырьевая экономика, сотрясаемая каждый раз колебаниями цен на мировом рынке углеводородов, и однобокая структура экспорта, в котором доля машин и оборудования даже снизилась по сравнению с советскими временами. Государство в этой экономике занимается главным образом перераспределением ресурсов, что не обеспечивает развития.
При этом для российской власти статус мировой державы и соперничество с США при любых обстоятельствах, похоже, критически важны, невзирая на ситуацию в экономике страны и цену такого соперничества. А попытки списать экономические и политические проблемы на внешних врагов, хотя и выглядят зачастую карикатурно, однако срабатывают. Китай же, как говорилось выше, опирается на прагматический подход и не стремится назначать внешние силы виновниками своих проблем. Годится ли подобный рецепт для нас? Не только годится, но и необходим.
Как и на автотрассе, поворот во внешней политике требует и расчета, и концентрации мысли, и реакции. Если этого нет или этим пренебрегают, результат в обоих случаях может быть одинаково плачевным — вылет на обочину.
