Скандал в союзе: как налоговый маневр рассорил Москву и Минск

В начале декабря заместитель министра финансов Белоруссии Андрей Белковец, комментируя перспективы членства республики в Евразийском союзе (ЕАЭС), заявил, что Минск может вернуться «к вопросу о целесообразности нахождения Белоруссии в таком союзе». Впоследствии прозвучали и достаточно жесткие высказывания белорусского лидера Александра Лукашенко: «Я понимаю эти намеки: получите нефть, но давайте разрушайте страну и вступайте в состав России».

Это далеко не первый пример обострения отношений между Москвой и Минском за последние годы. И вопрос о членстве в ЕАЭС возник не случайно. Чтобы разобраться в происходящем, надо понять, какие претензии могут возникать у стран — участниц союза по отношению друг к другу.

Евразийские барьеры

Участие той или иной страны в некотором интеграционном объединении, грубо говоря, может быть обусловлено одним из двух основных мотивов:

• созидательный: поскольку наличие барьеров в торгово-экономическом взаимодействии стран порождает неэффективность использования и воспроизводства ресурсов, то взаимное снижение таких барьеров высвобождает, а фактически создает новые ресурсы, которые тем или иным образом распределяются между участниками интеграционного объединения, увеличивая тем самым конкурентоспособность этого объединения в целом и его членов по отдельности;
• перераспределительный: один или несколько участников объединения, заинтересованные по ряду собственных причин (в том числе, возможно, неэкономических) в его расширении и сохранении, привлекают новых членов и удерживают старых за счет передачи части своих ресурсов партнерам по соглашению. В этом случае остальные участники заинтересованы в интеграции по причине перераспределения ресурсов в их пользу.

Проблема в том, что созидание внутри Евразийского союза, то есть снятие нетарифных барьеров для перемещения товаров, услуг и капитала, происходит очень медленно. Страны неохотно идут на уступки и стремятся сохранить инструменты торгового протекционизма, к которым можно отнести следующие: различия в санитарных и фитосанитарных требованиях, техническом регулировании; непризнание разрешительных документов для ведения бизнеса; негармонизированные налоговое и торговое законодательства; неунифицированные подходы и процедуры контроля и надзора; различия в национальном регулировании государственных и муниципальных закупок и т.п.

Избавление от пошлин

А вот перераспределение ресурсов представлено внутри ЕАЭС очень широко, главным образом из-за применения специфического инструмента торговой политики — экспортных пошлин на энергоресурсы.

У экспортной пошлины, являющейся наряду с налогом на добычу полезных ископаемых (НДПИ) способом изъятия государством ресурсной ренты у добывающих компаний, есть особая функция: неявное субсидирование отечественной промышленности, использующей энергоресурсы. Ситуация эквивалентна продаже ресурса внутри страны по мировой цене и выдаче субсидии потребителям ресурса в объеме разницы стоимости всей проданной в России нефти в мировых и отечественных ценах. Согласно нашим расчетам, ежегодный размер внутреннего субсидирования можно оценить на уровне 1,5–2 п.п. ВВП. Длительное применение такого механизма субсидирования одновременно с меньшими в относительном выражении экспортными пошлинами на нефтепродукты приводит к печальным последствиям. Не имея существенных стимулов для модернизации, отечественная нефтепереработка создает отрицательную добавленную стоимость в мировых ценах: с точки зрения технологического процесса выгоднее экспортировать всю направляемую в российскую нефтепереработку нефть — на вырученные средства можно приобрести большее количество нефтепродуктов, а прямые потери составляют десятки миллиардов долларов в год.

Именно это и побудило российские власти пойти на налоговый маневр — с 2019 по 2024 год планируется снижение экспортной пошлины до нуля.

Субсидии для союзника

Однако неявно субсидируется не только российская промышленность. Страны ЕАЭС торгуют друг с другом беспошлинно. Продавая нефть по цене ниже мировой на величину действующей экспортной пошлины, экспортер фактически совершает трансферт в сторону покупателя, равный величине неуплаченных экспортных пошлин со всего объема поставок. Для газа и нефтепродуктов как таковых мировых цен не существует, но освобождение поставщиков от экспортной пошлины также снижает цену поставок на величину этой пошлины.

Именно в торговле с Белоруссией значимость таких трансфертов очень высока. Согласно нашим расчетам, российский нефтегазовый трансферт Белоруссии в форме скрытых нефтегазовых субсидий в 2012–2017 годах составил не менее $30 млрд, то есть примерно 8% белорусского ВВП за этот период. Оценка трансферта в 2018 году — около $4,3 млрд, это 7,9–8 п.п. ВВП республики. Для сравнения: если бы Россия получала трансферт извне на уровне 8 п.п. ВВП, то по состоянию на 2017 год он составил бы ежегодно примерно $122 млрд, или около 8 трлн руб. по текущему курсу, — как раз столько дополнительных средств нужно, по оценкам, на реализацию нового майского указа в течение нескольких лет.

Таким образом, для Белоруссии российские трансферты были и остаются важнейшим источником ресурсов для поддержания развития и функционирования текущей экономической модели. Белоруссию вполне можно считать зависимой от природной ренты экономикой, подверженной проблеме «ресурсного проклятия», только в качестве источника ресурсов выступают не природные богатства, а скрытое субсидирование, возникающее от беспошлинной торговли с Россией энергоресурсами. Именно поэтому белорусские власти так обеспокоены изменениями в налоговом законодательстве России, ведь после завершения налогового маневра в 2024 году экономика страны недосчитается миллиардов долларов скрытых энергетических субсидий.

Варианты компенсации

У Москвы есть несколько способов смягчить последствия налогового маневра для Минска:

1) по мере снижения экспортных пошлин Белоруссии из российского бюджета выплачивается ежегодная компенсация, неявные энергетические субсидии постепенно трансформируются в открытые государственные дотации;

2) Белоруссии, как напрямую, так и через межгосударственные банковские структуры, выдаются кредиты, которые частично покрывают текущие потребности экономики, а частично идут на модернизацию производств и рост секторов, не зависящих напрямую от российских энергоресурсов;

3) внутри ЕАЭС активизируется работа по снижению нетарифных барьеров, белорусские производители получают дополнительный доступ на российский рынок (впрочем, равно как и российские на белорусский), тем самым обеспечивая себе возможность для роста выпуска и экспортного дохода.

Дальнейшие действия Москвы во многом определят результаты встречи двух президентов, которая должна состояться еще до конца 2018 года — разногласия союзников вышли уже на политический уровень. По-видимому, в том или ином виде будут задействованы все три механизма компенсации. Однако чем больший акцент будет сделан на самом сложном — снижении нетарифных барьеров (что, конечно, потребует согласия и других участников ЕАЭС), тем более созидательной станет интеграция в союзе, что скажется и на дальнейшем развитии этого интеграционного объединения в целом и на отношениях России и Белоруссии в частности.