Цена Алеппо: ждут ли Россию новые санкции?
Немногим более года назад, выступая в Нью-Йорке на Генеральной ассамблее ООН, российский президент произнес свое послание «граду и миру», смысл которого сводился к простому тезису: Россия, как и США, является великой державой и потому, как и США, может делать то, что считает нужным, не обращая внимания ни на кого, не советуясь ни с кем. Собственно говоря, и до этого, в 2008-м в Грузии и в 2014-м на Украине, Россия предпочла использовать язык силы, а не дипломатии, чтобы защитить свои мнимые или реальные интересы. Поэтому с точки зрения Кремля ничего нового год назад не случилось и это была лишь публичная политическая декларация. Однако в отличие и от Грузии и от Украины на этот раз было решено использовать военную силу в том регионе, который никогда не провозглашался сферой российских интересов. Кроме того, применение российских вооруженных сил произошло там, где западная коалиция во главе с США пыталась «наказать плохого парня» — сирийского президента Асада с использованием своих вооруженных сил. Таким образом, российские военные оказались в ситуации потенциального столкновения с силами НАТО.
Успешное наступление
Надо отдать должное Кремлю, российская позиция была в этот раз более четко артикулирована и сводилась к следующим пунктам: 1) Сирия должна оставаться единым государством, 2) все разговоры о замене действующего президента должны решаться в ходе мирного диалога, а прекращение гражданской войны является обязательной предпосылкой такого диалога, 3) вытеснение боевиков «Исламского государства» (запрещенная в России организация. — РБК) с территории Сирии соответствует интересам России и Запада. В противоположность этому цель Запада была гораздо менее понятной и прочной: любыми средствами убрать президента Асада, при том что сегодня редкий западный политик не признает, что операции по устранению иракского президента Саддама Хусейна и лидера Ливии Муаммара Каддафи были явными ошибками, которые привели к дестабилизации ситуации в регионе.
Применение российских вооруженных сил резко изменило ситуацию в Сирии и заметно усилило позиции правительства Асада, которое до того последовательно теряло контроль над страной. Переход военной инициативы к силам президента Асада и явное нежелание западных стран идти на прямое использование своих вооруженных сил для проведения наземной операции в Сирии подорвали боевой дух оппозиции, которая поняла, что в таких условиях одержать военную победу практически невозможно. Предложенный Россией подход к разделению оппозиции на умеренную, с которой можно и нужно вести переговоры, и непримиримую, радикально-исламскую, окончательно разрушил единство оппозиции и позволил запустить переговорный процесс.
Провал перемирия
Переговоры не были ни простыми ни легкими, они постоянно прерывались то тут, то там вспыхивающими боевыми столкновениями и дипломатическим демаршами. Тем не менее к сентябрю этого года, казалось, переговоры привели к очевидному успеху, по крайней мере все стороны согласились на перемирие. Впереди даже замаячили мирные переговоры о будущем устройстве Сирии, но 17 сентября американская авиация нанесла воздушный удар, в результате которого погибли несколько десятков солдат правительственной армии. Хотя американские военные и политики немедленно признали свою ошибку, эта ситуация была воспринята Кремлем как преднамеренное нарушение перемирия, а согласно нью-йоркской доктрине Путина, «что положено Юпитеру, то положено и России», 19 сентября был нанесен удар по гуманитарному конвою ООН. Российские военные и дипломаты, как обычно, говорят, что «знать не знаем и ведать не ведаем», хотя достаточно быстро на стол стало выкладываться все больше доказательств, что это был именно удар российской авиации.
Этот момент, похоже, стал переломным в ситуации вокруг Сирии и в попытках Запада наладить диалог с Россией. В такой ситуации Россия и лично Владимир Путин уже оказались после военной авантюры в Донбассе, в которой активно участвовали российские военные «отпускники» с оружием и амуницией, «купленными в военторге». Если бы Украина была более последовательной и решительной в проведении внутренних реформ, то, несомненно, ее поддержка Западом в рамках минского процесса была бы более ощутимой, а давление на Россию нарастало бы со временем. Но явное отсутствие реформаторских усилий Киева привело к тому, что Запад решил довольствоваться малым в полном соответствии с русской поговоркой «худой мир лучше доброй ссоры»: замораживание конфликта в Донбассе сегодня оказывается выгодно всем, и никакого желания обострять отношения с Россией у Запада давно не прослеживается. Более того, активное на протяжении последнего года подключение США к попыткам политического диалога вокруг минского процесса говорило о том, что в Белом доме возобладала вера в то, что с российским президентом можно договориться. Однако, похоже, уничтожение гуманитарного конвоя ООН и последующее поведение российских политиков и чиновников окончательно перечеркнули эту надежду.
Многие эксперты сегодня говорят, что нынешнее противостояние России и Запада нельзя называть холодной войной, поскольку между сторонами нет ярко выраженных идеологических разногласий. Мне же кажется, что они есть и, в частности, одним из важных элементов таких разногласий является отношение к человеческой жизни: российская позиция «лес рубят — щепки летят (и щепки считать не надо)» явно не находит ни отклика, ни поддержки на Западе, для которого важность задачи сохранения жизней, что своих военных, что жителей сирийских городов, перевешивает важность краткосрочных военных успехов.
Именно этими двумя факторами — потерей доверия к российскому лидеру, веры в то, что он может быть адекватным партнером в урегулировании международных кризисных ситуаций, — можно объяснить прозвучавшие из Берлина и Парижа заявления о возможности введения санкций против России. Насколько это реально и нужно ли этого опасаться?
Возможные сценарии
Начну с того, что заявления Меркель и Олланда в значительной мере являются реакцией на давление общественного мнения. Однако к словам западных политиков нужно относиться более серьезно, чем к словам российских политиков. Сказанное западными лидерами не забывается ни их однопартийцами, ни тем более оппозицией или СМИ, которые при первой возможности будут вытаскивать на поверхность невыполненные обещания и требовать отчета о том, почему они не выполнены.
Далее: нужно знать, что на Западе, и в Европе, и в США, в политических элитах преобладает мнение, что именно введение жестких санкций в августе—сентябре 2014 года остановило российскую агрессию в Донбассе и подтолкнуло Россию к подписанию «Минска-1». Совершенно не важно, что на самом деле это может быть и не так: представление есть реальность (perception is reality), и западные политики не готовы признать, что их давление на Россию не принесло никаких результатов. А раз санкции сработали в украинском конфликте, то почему они не сработают в случае конфликта сирийского, ну по крайней мере не заставят российских военных резко снизить интенсивность бомбовых ударов?
Следующий момент, который нельзя упускать из виду, — в середине декабря Европейскому союзу предстоит принять решение о продлении санкций против России, и лидеры Франции и Германии понимают, что обсуждение может быть не очень легким. В таком случае даже гомеопатические новые санкции, принятые против России, могут резко изменить ход дискуссии и снизить давление тех европейских политиков, которые выступают за отмену санкций.
Вот этот сценарий гомеопатических санкций (персональные санкции против десятка российских военных и политиков плюс внесение десятка оборонных предприятий в санкционные списки) мне представляется весьма вероятным, если Россия своими действиями в Сирии даст повод для их введения. С одной стороны, очевидно, что на сверхсильные санкции (запрет российским банкам иметь коррсчета в евро и долларах, ограничения на покупку российской нефти и нефтепродуктов, не говоря уже о газе) Запад идти явно не готов — никто сегодня не ставит задачу нанести серьезный удар по российской экономике. Если против России будут вводиться новые санкции, то они неизбежно будут носить предупредительный характер, показывающий «красную черту», за которую российским политикам будет опасно выходить.
С другой стороны, опыт применения Западом санкций против России показал, что сила санкций (и реальная, и представляемая) синергетически возрастает, если страны Запада выступают единым фронтом. И здесь не надо забывать, что всего через четыре недели в Америке пройдут президентские выборы, в результате которых внешнюю политику этой страны будет формировать другой человек. В такой ситуации крайне маловероятно, что президент Обама захочет вводить сильнодействующие санкции против России, чтобы передать своему преемнику в наследство резко обостренные отношения с Москвой. А вот выступить единым фронтом с Европой, введя минимальные санкции и продемонстрировав таким образом внешнеполитическое «трансатлантическое единство», он вполне может.
Подчеркну, что вопрос о введении новых санкций против России еще далеко не решен: для Запада гораздо важнее добиться от нее более вменяемого поведения и продолжения политического диалога вокруг урегулирования ситуации в Сирии, нежели вывести отношения России и Запада на более высокий уровень противостояния и неприятия. Если российскому президенту удастся в очередной раз продемонстрировать свои качества дзюдоиста, способного не наращивать давление на соперника, понимая невозможность быстрой победы, а отдать ему инициативу, удержав ранее добытое преимущество, то желание Запада накалить отношения с Россией может ослабнуть.
До тех пор пока Россия снова не пойдет на обострение — ведь именно в этом, похоже, состоит смысл российской внешней политики в последние годы.
