Невозможный процент: как ускорить экономический рост в России
Экономический совет при президенте начинает обсуждать планы выхода из рецессии. Основная цель — добиться роста ВВП на 4–5% в год, например через снижение реальных зарплат и увеличение инвестиций компаний. Причем это лишь один из возможных вариантов — скажем, пресс-секретарь президента не согласился с такими предложениями: российские зарплаты и так уже упали ниже средних по Китаю.
Может ли Россия расти на 4% в год? Есть два традиционных подхода. Первый — пессимистический: трудно расти в условиях «ловушки среднего дохода», когда у страны уже приличный ВВП на душу населения; плюс «голландская болезнь» — большая зависимость от сырьевых отраслей, не слишком снизившаяся даже к началу 2016 года; плюс проблемы с госрегулированием и коррупцией.
Второй подход: да, потенциал роста огромен. Например, немецкие исследователи недавно оценили влияние санкций на ВВП России. По их мнению, максимальная оценка — снижение ВВП на 11% относительно «потенциала». Это означает, что если бы санкций не было, то российская экономика росла бы более чем на 5,5% в 2014–2015 годах. В перспективы России верят и члены Столыпинского клуба, считающие возможным рост на 5–10% в год. Такая оценка кажется оптимистичной. И что же можно считать «базовым сценарием», быстрый рост или стагнацию в стиле предсказаний Минфина?
Мировой опыт
Данные, доступные на сайте Мирового банка, позволяют понять «стандартное» и «выдающееся» поведение экономик мира. Возьмем страны мира, по которым доступны данные за 1960 год. К чему они пришли к 2014 году? Оказывается, что связь между начальным уровнем ВВП на душу населения и дальнейшим ростом отсутствует: корреляция почти нулевая.
К историям долгосрочного успеха можно отнести примеры стран, которые в этот период росли быстрее чем на 5% в год? Это изначально бедные страны: Южная Корея, Ботсвана, Китай и Сингапур.
Эти примеры показывают, что, с одной стороны, долго и быстро расти вроде бы можно. Вот только все четыре страны находились значительно ниже медианы ВВП по паритету покупательной способности (ППС) на душу населения в начале своего путешествия. Россия в 2014 году располагалась примерно в верхней четверти стран по ВВП (ППС) на душу населения, а с такого старта, как мы видим, мало кому удавалось бурно расти.
Да и голландская болезнь несколько преувеличена. Само по себе наше богатство природными ресурсами — огромный плюс, но нужно искать новые идеи для столь необходимой диверсификации экспорта, а также укреплять институты, ту же таможню или суды.
Почему нет роста?
Отметим, что говорить о замедлении российской экономики можно уже с 2012 года — если смотреть на квартальные темпы роста, это замедление вполне очевидно. Нынешний кризис является структурным не только из-за вероятно среднесрочного снижения цен на сырьевые товары, но и из-за внутренних проблем российской экономики. Да, цены на нефть, упавшие во второй половине 2014 года и дальше, существенно поменяли картину макроэкономических показателей и повлияли на переход к «новой нормальности» более низкого выпуска, но и до этого мы наблюдали ухудшение роста. Как и во многих других странах с относительно высоким ВВП на душу населения!
Ответов на вопрос «а куда делся рост?» может быть много — например, можно подумать про фирмы с госучастием. Если взять промежуток времени с 2012 по 2014 год, то мы увидим (например, в этой презентации) снижение физического объема инвестиций на 15,6%. При этом остальные фирмы были почти постоянны в своих вложениях. Падение инвестиций автоматически снижает ВВП в год подсчета, но, что хуже, еще и влияет на дальнейшее неувеличение роста. С учетом значительного ухудшения доступа к заемным средствам, скорее, с середины 2014 года это означает, что фирмы сами решили, что «эти расходы не нужны».
А можно подумать про факторы, которые влияют на желание фирм инвестировать (презентация Андрея Яковлева из ВШЭ). Фирмы сообщают об ухудшении делового климата в 2012–2014 годах, несмотря на подъем России в рейтинге Doing Business. Увы, рейтинг использует небольшое количество индикаторов, а исследование проводится только в Москве и Санкт-Петербурге. Несмотря на то что эти два города генерируют примерно 26% ВВП страны, они не дают полной картины. В профайле рейтинга Россия считается «территорией с высокими доходами», что, вероятно, не очень точно. Но даже этот рейтинг подсказывает, что еще нужно было бы сделать: мы сильно отстаем в работе таможни и в скорости оформления разрешений на строительство. Снижение барьеров могло бы уменьшить риски бизнеса, в том числе связанные с коррупцией.
Вот как раз риски — очень сильный фактор, влияющий на принятие бизнес-решений. Исследование 2013 года показало, что даже довольно примитивно измеренная неопределенность — через волатильность финансовых рынков — позволяет предсказывать дальнейшее поведение ВВП. Рост изменчивости сигнализирует больше рисков, и значит, усложнение бизнес-решений. В российских реалиях Яковлев показывает, что более высокая оценка непредсказуемости поведения региональной власти приводит к снижению инвестиций.
Что можно сделать?
При расчете ВВП по использованию учитывают четыре компоненты: частное потребление, инвестиции, госрасходы и чистый экспорт. Из-за сильного и продолжающегося снижения реальных доходов надежд на потребление как на сильный драйвер роста немного. Чистый экспорт в деньгах, скорее всего, будет расти, но он продолжает быть связан с крайне волатильными сырьевыми рынками и не может запустить рост, если цены вдруг не вернутся на уровень выше $100 за баррель; базовый сценарий Минфина, ЦБ и Минэкономразвития этого не предполагает. Госрасходы приходится сокращать из-за снижения доходов бюджета. Остаются инвестиции — с учетом роста рублевой прибыли в целом в российской экономике на 50% в 2015 году.
Но ждать роста инвестиций, увы, можно долго. Да, процедуры, измеряемые в рейтинге Doing Business, постепенно улучшаются. Вероятно, и прозрачность госзакупок несколько растет. Может быть, и часть предложений Столыпинского клуба (особенно связанных с облегчением работы малого и среднего бизнеса) станет законодательной нормой. Но это ничего не гарантирует в условиях правовой неопределенности. Даже крупный бизнес испытывает сложности с уголовным преследованием, а хорошей статистики про МСБ вовсе нет — зато есть масштабные внеплановые проверки.
Надежды на улучшение есть: по предложению президента Владимира Путина создан механизм встречи бизнеса и силовиков на площадке администрации президента; ЦБ снижает инфляцию всеми способами, что повышает предсказуемость макроэкономической ситуации; бизнес-омбудсмен Борис Титов продолжает доносить до власти жалобы бизнеса, включая МСБ.
Однако нужен очень четкий и простой план снижения проверок, реального облегчения регулирования бизнеса и — как это ни сложно для бюджета — отказ от повышения налогов, а лучше — замораживание новых сборов. Даже восстановление инвестиционной льготы по налогу на прибыль, хотя и может привести к уходу от налогов, является хорошей идеей, но едва ли выполнимой: Минфин будет против. Здесь опять нужно сказать, что коллеги из Столыпинского клуба проделали важную работу: идеи о максимальном облегчении работы бизнеса важны как никогда. Рост ВВП возможен, только если конкретные компании согласятся инвестировать в свое развитие.
