Прорыв в никуда: как конкурентоспособность России растет только на бумаге

Подъем с переворотом

Вот и на нашу неспокойную улицу пришел праздник. 29 сентября стало известно, что Россия неожиданно для себя самой совершила рывок на восемь позиций в ежегодном рейтинге Всемирного экономического форума глобальной конкурентоспособности стран. Мы ворвались на 45-е место, обогнав при этом остров Маврикий и даже Филиппины, чуть-чуть не дотянули до братского Казахстана. Неужели экономика РФ оттолкнулась от дна? 

Общее благостное впечатление, правда, несколько подпортил опубликованный днем позже очередной доклад Всемирного банка, из которого кроме прочего явствует, что по итогам нынешнего года уровень бедности в России (доля населения с доходами ниже прожиточного минимума) на фоне обесценения реальных доходов вырастет до 14,2% с 11,2% годом ранее.

Если изучить методику ВЭФа, то поводов для оптимизма поубавится. Самый весомый прирост в положении России случился в результате изменения методики оценки одного из 113 показателей рейтинга — странового ВВП по паритету покупательной способности. 

Странно было бы полагать, что статистическая и методическая подвижность одного из параметров расчета может всерьез явиться поводом для переоценки (особенно в лучшую сторону) состояния здоровья экономики, не говоря уже о том, что сам по себе ВВП по паритету покупательной способности (и даже его реальная, а не статистическая динамика) в экспертно-аналитических кругах считается самым невразумительным из базовых макроэкономических показателей и мало что объясняющим в общем состоянии и особенностях суверенной экономики.

Остальные же показатели рейтинга ВЭФ либо заметно ухудшились (как образование и здравоохранение — что и понятно), либо с незначительными отклонениями остались на прежних уровнях. Некоторые же (такие принципиальные, скажем, как качество и развитие институтов)  — болтаются неприлично низко: на границе первой и второй сотни из 140 позиций списка.

Анклавы конкуренции

Разумеется, никаких позитивных изменений по части суверенной конкурентоспособности за минувший нервозный годовой цикл не произошло. И не могло произойти. Стало окончательно ясно, что модель перераспределения ресурсно-сырьевой ренты, на которой полтора десятилетия строилась российская экономика, себя исчерпала, а новой модели как не было, так и нет. Суетливое затыкание образовавшихся в хозяйстве пробоин закончилось для России потерей всех до единого драйверов экономического роста и втягиванием в полосу устойчивой рецессии. А развернувшийся во второй половине 2014 года глубокий кризис с обвальной девальвацией национальной валюты, дефицитом ликвидности и финансовых ресурсов, изоляцией от внешних рынков и падением платежеспособного спроса имеет не вполне экономическую природу, и поэтому главными его особенностями являются неопределенность и непредсказуемость.

Беда в том, что во всех этих обстоятельствах неуклонно сужается поле для реальной экономической конкуренции и падает мотивация для работы над ростом собственной конкурентоспособности. Еще до всех нынешних потрясений и страстей экономические власти официально признавались, что государство контролирует более половины экономики России.

Сегодня доля государства увеличилась еще на пару десятков процентов. В предельно монополизированной экономике реальной товарной, технологической, сервисной и прочей конкуренции практически не остается места — редкие анклавы в арьергарде, узкие сегменты, в которых пытается выжить зажатый регулированием и коррупцией малый и средний бизнес.

Драйверы роста

Совершенно ясно, что создание условий для конкуренции в реальных секторах экономики — сегодня единственный из возможных и вожделенных драйверов хоть какого-нибудь движения и роста. Суверенные особенности экономического уклада породили два вида конкуренции: кроме собственно конкуренции идей, товаров и услуг существует и пышно цветет совсем другая конкуренция — за доступ к безразмерным государственным и квазигосударственным ресурсам.

Под избитой мантрой  «создание условий для реальной рыночной конкуренции» следует понимать всего два системных обстоятельства. Во-первых, ограничение участия государства в экономике, а именно и в первую очередь: демонополизация, дерегулирование, отказ от принципов и практики фискального давления и надзорного зажима, ограничение безразмерных аппетитов естественных монополий и т.д.

И во-вторых, приемлемое (даже не высокое) качество институтов, гарантирующих соблюдение гражданских прав экономических субъектов и в первую голову права неприкосновенности частной собственности, способных справедливо и законно разрешать возникающие споры, органически присвоенные всякой конкурентной среде, и контролировать соблюдение установленных и общепринятых правил игры.

Для такого обустройства экономических реалий властям придется немного отвлечься от геополитического и геостратегического оздоровления человечества и мировой архитектуры, а также от сведения социально нагруженного бюджета любой ценой, в том числе путем поддержки низких и удобных значений девальвированной национальной валюты. Иначе нам останется только издалека наблюдать за чужой поступательной динамикой, новациями в глобальной конкуренции и время от времени довольствоваться случайными статистическими флуктуациями мировых рейтингов конкурентоспособности.