Бизнес в Северной Корее: на что рассчитывают предприниматели?
«Хватит кормить Пхеньян»
В феврале 2016 года президент Южной Кореи Пак Кын Хе заявила о том, что Сеул в одностороннем порядке прекращает работу Кэсонской индустриальной зоны — приграничного промышленного комплекса, на котором более 50 тыс. северокорейских рабочих трудились на предприятиях 120 южнокорейских фирм.
С момента своего основания в 2002 году Кэсонская зона была флагманом межкорейского экономического сотрудничества, и закрытие зоны означает фактически полное прекращение этого сотрудничества, которое началось в 1990-е годы и достигло пика в 2002–2007 годы, когда в Сеуле у власти находилась левонационалистическая администрация Но Му Хена.
Формально решение о закрытии зоны было ответом на ядерные испытания и запуск прототипа межконтинентальной баллистической ракеты, которые Пхеньян провел, соответственно, в январе и феврале 2016 года. Впрочем, надо помнить, что и ядерные испытания, и запуски ракет случались в КНДР и ранее, так что решение о закрытии зоны, как можно предполагать, было вызвано в основном иными причинами. Свою роль тут сыграла антипатия, которую находящиеся у власти в Сеуле правые испытывают по отношению к почти любым формам сотрудничества с Северной Кореей, но более важными были, наверное, предвыборные соображения. Кэсонская зона, субсидируемая из южнокорейского бюджета, вызывает у избирателей немалое раздражение: в последние годы настроения в стиле «хватит кормить Пхеньян» очень популярны среди широкой публики, поэтому власть, скорее всего, и решила продемонстрировать принципиальность накануне парламентских выборов.
Надежда на предпринимателей
Для 50 тыс. северокорейских рабочих, которые трудились в Кэсоне, закрытие зоны стало ударом. Хотя правозащитники консервативного толка часто говорили о Кэсонской зоне как о «каторжном лагере», подобные утверждения заведомо лицемерны. Зарплаты в Кэсоне действительно малы по меркам развитого мира: средняя зарплата там была $150 в месяц, причем более половины этой суммы изымалось в доход государства. Тем не менее $50–70 — это по меркам Северной Кореи очень неплохо, так что рабочие зоны имели все основания считать, что им крайне повезло. Теперь их везение закончилось.
Правда, осталась надежда. По Кэсону упорно ходят слухи, что в ближайшее время опустевшие предприятия будут переданы северокорейским частным предпринимателям, которые попытаются наладить там производство, используя брошенное южнокорейское оборудование.
Хотя само словосочетание «северокорейский предприниматель» может показаться странным, в действительности частный бизнес существует (и даже процветает) в стране чучхе уже около двух десятилетий. Были времена, когда КНДР являла собой почти чистый образец тотально-государственной экономики, но времена эти остались в прошлом. В ходе кризиса и голода 1996–1999 годов государство потеряло и возможность, и желание бороться с частной экономикой, которая стала потихоньку расти.
Поначалу северокорейские предприниматели занимались мелким бизнесом: они торговали на рынках, основывали кустарные мастерские для производства ширпотреба, вели контрабандную торговлю с Китаем. С течением времени в Северной Корее стали появляться и достаточно крупные частные предприятия. В некоторых случаях частные инвесторы стали брать на откуп госпредприятия, которые прекратили работать в годы кризиса, в середине и конце 1990-х.
Северокорейские ларьки
При этом отношение властей к происходящему оставалось крайне противоречивым. С одной стороны, уже к 2000 году частный бизнес стал важным элементом экономики. Именно он сыграл большую роль в том, что кризис был в конце концов преодолен, и примерно с 2002–2003 годов экономика КНДР вновь стала расти, хотя и не слишком быстро. С другой стороны, руководство страны при Ким Чен Ире воспринимало частный бизнес как нечто принципиально неправильное или в лучшем случае как временное явление, с которым приходится мириться в условиях кризиса. При Ким Чен Ире время от времени проводились кампании против частного бизнеса, которые, впрочем, оканчивались ничем.
С приходом власти Ким Чен Ына в декабре 2011 года ситуация изменилась. При всей своей вспыльчивости и эксцентричности новый северокорейский правитель относится к частному бизнесу весьма позитивно, так что после 2012 года северокорейские власти на местах получили недвусмысленное указание по возможности более не вмешиваться в дела частных предпринимателей и торговцев.
Однако это не отменяет того обстоятельства, что с формальной точки зрения частный бизнес остается полностью незаконным. При том что сейчас в Северной Корее в частных руках находятся почти весь общепит и розничная торговля, значительная часть междугородних автомобильных перевозок, а также ряд мелких и средних предприятий пищевой и легкой промышленности, упоминать об этом в официальной печати (а другой в стране нет) категорически запрещается.
Мелкие мастерские и ларьки обходятся без формальностей, а частные предприятия покрупнее, например рестораны, формально зарегистрированы как государственная собственность. При этом значительная часть того, что на этих предприятиях происходит, с формальной точки зрения является наглым нарушением законодательства и расхищением социалистической собственности, так что не только процветание, но и выживание предпринимателей зависит от доброй воли местного чиновничества, которую можно купить, и текущей позиции высшего руководства, которая не продается.
Тем не менее именно закрытие Кэсонской зоны вызвало у предпринимателей немалые надежды. В результате принятых Сеулом мер более сотни предприятий с первоклассным по северокорейским меркам оборудованием и хорошо подготовленным персоналом оказались бесхозными, и сейчас северокорейский бизнес активно работает над тем, чтобы получить доступ к внезапно появившимся возможностям. Разумеется, действовать цеховики будут, как всегда, под формальной крышей государственных учреждений. Нет сомнений в том, что если ему это удастся, то «закрытая» зона продолжит работу — возможно, с меньшей эффективностью, чем раньше, но, пожалуй, с большей пользой для большинства северокорейцев.
