Гендиректор «МегаФона» — РБК: «Настало время платить по счетам»

Генеральный директор компании «МегаФон» Иван Таврин (Фото: Екатерина Кузьмина / РБК)

«Нет такого game changer, как в прошлый кризис»

— Считается, что вас позвали в «МегаФон» как специалиста по инвестиционным сделкам: под вашим руководством в ноябре 2012-го компания вышла на биржу. Сегодняшнему «МегаФону» нужен «инвестиционщик»? Какие задачи ставят акционеры?

— Цели в общем не поменялись. Во-первых, это сохранение и увеличение акционерной стоимости, потому что любой частный бизнес работает на владельцев. Во-вторых, в такие сложные времена, как сегодня, компания, без сомнения, должна быть дисциплинирована во всех аспектах своей деятельности и шагах на рынке.

— За последний год капитализация «МегаФона» упала примерно вдвое…

— В рублях — нет: если говорить о стоимости наших акций на Московской бирже, то она даже немного выросла, хотя, конечно, понятно, что там объем торгов меньше. А стоимость в валюте на Лондонской бирже зависит не только от того, как работает наш бизнес, а от курса национальной валюты. Практически 100% нашей выручки — в рублях, подавляющий объем затрат — тоже в рублях, как и большая часть наших заимствований. Если раньше 300 млрд руб. выручки означало примерно $10 млрд, то сегодня — лишь $5 млрд. Если раньше OIBDA в 130 млрд руб. пересчитывалась более чем в $4 млрд, то сегодня это вдвое меньше. По мультипликаторам наша биржевая стоимость коррелирует с рынком.

— Что вы имели в виду под дисциплиной?

— Прежде всего — дисциплина в бизнес-процессах и решениях. Например: что собой представлял раньше рынок привлечения новых абонентов? Мы и наши конкуренты платили дилерам за любые sim-карты — проданные, непроданные. Существовали специальные аппараты, которые делали так называемые «звонилки» по этим картам — определяли долю активных абонентов. В этом нужна была дисциплина, и мы ее привнесли. Сейчас мы не платим за привлечение абонентов ни одному из дилеров — ни национальным, например «Евросети», ни локальным. Платим только долю от тех денег, которые абонент у нас «наговорит». При этом клиент должен находиться в нашей сети не менее шести месяцев. Ни один дилер не заинтересован в том, чтобы просто привлекать абонента, который не будет разговаривать — он с него просто ничего не получит. И так во всем.

— Когда началась девальвация рубля и экономические проблемы в России, вы не пожалели о том, что компания в свое время отказалась от международной экспансии? Валютная выручка могла бы вас сейчас поддержать.

— Нет, я ни на секунду не жалею об этом. На каких рынках «МегаФон» мог бы проводить экспансию? Вряд ли «МегаФон» пошел бы на рынок Великобритании, США, Германии. Там есть крупные игроки, и для того, чтобы там развиваться, нужен принципиально другой капитал. Мы бы пошли, скорее всего, на Украину, в Казахстан, Азербайджан, другие соседние страны. Валюты этих стран тоже подвержены большим колебаниям, а многие из этих стран не назовешь политически стабильными. Для нас правильно быть исключительно российской компанией, фокусироваться на работе в России. Многие из рынков этих стран по объему сопоставимы с рынком одного Санкт-Петербурга или Центрального округа. Лучше я и наш менеджмент побольше поездим по стране и поработаем с нашими филиалами, нежели будем распыляться.

— После присоединения Крыма против некоторых российских компаний были введены санкции. Был ли у «МегаФона» план на случай введения санкций против основного акционера Алишера Усманова?

— Я не могу об этом рассуждать даже гипотетически, потому что я совершенно точно знаю, что наш акционер не занимается политикой, поэтому я не представляю, о чем тут можно говорить с точки зрения санкций.

Когда стало понятно, что санкций будет несколько волн, мы решили, что наша задача — сделать все для того, чтобы компания работала стабильно в любых условиях. Именно поэтому, кстати, хорошо, что мы работаем только в России, а не на других рынках. Хорошо и то, что у нас небольшой валютный долг — за оборудование, которое мы покупаем у китайских и европейских коллег, крупнейшие поставщики — Huawei и Nokia. Большая часть этого долга — долгосрочная, к тому же существенная его часть захеджирована. Наконец, эта задолженность комфортна по своим условиям. А те наличные, которые мы держали, для диверсификации рисков мы частично перевели в гонконгские доллары. Насколько я знаю, какие-то компании последовали нашему примеру. Это были, с одной стороны, простые, с другой — достаточно эффективные меры на случай потенциальных проблем. Доллары мы стали покупать только сейчас из-за снижения стоимости евро за последние полгода.

Да, мы были обязаны подстраховаться, но всерьез возможность того, что против компании или отрасли, а также нашего менеджмента, совета директоров, акционеров могут быть введены санкции, мы никогда не рассматривали.

— Насколько основной акционер участвует в деятельности компании?

— В операционном руководстве он точно не участвует. В стратегическом — да, конечно, через совет директоров, где есть его представители. Если акционеры решат, что нам стоит идти в новый бизнес, например, больше внимания уделить фиксированному интернету или выйти в другую страну — это их решение. Значит, они дадут нам задание, и мы будем искать бизнес в новом сегменте. Думаю, сейчас акционерам важно сохранить стабильность бизнеса, удерживать позиции. Нам нужно сохранять и выручку, и денежный поток, и платить дивиденды. И главное — не поддаваться излишним эмоциям. Могу прямо сказать: в начале года основной акционер озвучил этот вектор движения именно так.

— А какие могут быть эмоции?

—Ты можешь лишнее порезать, а можешь, наоборот, потратить больше. Существует такое мнение, например, что в кризис ты должен бороться за долю рынка. И ты можешь так за ней погнаться, что потеряешь все — и маржу, и прибыль, а долю рынка так и не получить. Поэтому холодный расчет и спокойствие — это то, чему нас акционер всегда учит.

— В годы прошлого кризиса вы из третьего оператора на российском рынке стали вторым — и по выручке, и по абонентской базе. Но МТС потеснить сложно — по итогам 2014 года они укрепили свое лидерство.

— В прошлый кризис «МегаФон» принял правильное стратегическое бизнес-решение, на которое тогда совершенно точно повлияли акционеры. Тогда менеджмент предложил инвестировать в новую технологию беспроводной передачи данных, которая принципиально меняла рынок, — 3G. Оба конкурента по разным причинам в тот момент этого не делали, и «МегаФон» выиграл.

Сегодня не существует технологий, которые принципиально поменяли бы рынок, нет такого game changer, как в прошлый кризис — сложно менять правила игры. Конечно, важна скорость, можете ли вы смотреть видео или нет, быстрее или медленнее. Но это принципиально не меняет услугу. Поэтому я не думаю, что сейчас есть какое-то направление, куда мы бы «побежали» массированно инвестировать.

Кроме того, нужно помнить, что «МегаФон» в те годы не платил дивидендов вообще, и акционеры многие годы реинвестировали свои дивиденды в рыночные позиции компании. И, в конце концов, настало время платить по счетам.

— В конце марта операторы перессорились из-за статистики по рынку передачи данных. «МегаФон» объявил, что именно ему «принадлежит» больше половины мобильного интернет-трафика в Москве и области, но МТС и «ВымпелКом» с этим не согласны — каждый считает себя лидером по числу пользователей мобильного интернета… Это так сложно подсчитать?

— Во-первых, никто ни с кем не ссорился. Во-вторых, лидерство в передаче данных мы подтвердили уже седьмой год подряд. Хотя здесь я отдельно хочу сказать: я дум​аю, что время, когда каждый оператор отдельно показывает выручку от голосовых услуг, передачи данных и проданных устройств, уходит в прошлое. Очень трудно выделять эти статьи в нашей отчетности или отчетности конкурентов. Приведу простой пример. Вы приходите в магазин, где написано «Купите простой смартфон за 300 руб. и получите 700 руб. на счет этого телефона». Но на самом деле невозможно купить этот телефон за 300 руб., даже на оптовом рынке Китая. Это значит, что оператор для того, чтобы вы потребляли данные и стали нашим клиентом, перекладывает стоимость телефона в стоимость услуги. Как это смотреть в отчетности — как стоимость телефона или стоимость услуги? И в таких крупных компаниях это становится настолько запутанным, что, мне кажется, важнее смотреть, какая у нас динамика выручки. Выделять ее по сегментам — это сложное и во многом неблагодарное дело.

У нас нет цели быть первым, третьим или пятым, или первым на недосягаемом расстоянии. Наша цель — хорошо работать для наших абонентов и иметь бизнес, который интересен акционерам компании. Но по поводу того, что только МТС укрепляет позиции, я не соглашусь: если говорить о 2014 годе, то общая выручка «МегаФона» росла быстрее, чем у других операторов «большой тройки» — на 5,9%. По итогам года мы также удержали лидерство по доле рынка от мобильной передачи данных — она составила 39,2%. Маржинальность российского сегмента в 2014 году у нас наивысшая в отрасли — 44,5%. И мы очень ответственно смотрим на рационально потраченный CAPEX — тратим 17,9% от выручки. Все это в результате выражается в свободном денежном потоке, который у нас самый высокий в отрасли — 82 млрд руб. Вот это то, ради чего я здесь работаю.

— На пресс-конференции после выхода годовой отчетности вы сказали, что в 2015 году будете держаться в рамках трехлетней программы капзатрат в 165–180 млрд руб. В 2013-м компания потратила 47 млрд руб., в 2014-м — 56,5 млрд. Получается, чтобы удержаться в рамках программы, вам надо инвестировать минимум 60 млрд?

— В 2012-2013 годах мы стали принципиально по-другому относиться к рационализации капзатрат. Мы не просто строим связь, чтобы она была везде, а строим так, чтобы понимать, какова окупаемость каждого элемента нашей сети. Каждую неделю все эти проекты рассматривает инвестиционный комитет, они ранжируются исходя из окупаемости и стратегии. Изменение этой системы заняло время. Поэтому, конечно, в первый год расходы программы стали ниже. Рекорда в 2015-м мы точно не поставим.

— МТС, например, обещает даже в рублях снижать капзатраты в 2015-м, потому что развитие сети 4G обгоняет распространение поддерживающих ее устройств.

— Я хотел бы, чтобы весь российский рынок тратил меньше. Считаю, что у нас отличное качество сетей, мы развиваемся, но могли бы в этот момент все вместе немножко притормозить. Но для этого нужен консенсус всего рынка.

— Он возможен?

— У каждого своя политика, стратегия. Есть оператор Tele2, который только заходит на московский рынок. Как мы можем рассчитывать на то, что они будут тратить меньше? Для этого нужно некое общее понимание одних целей.

Я очень уважаю наши технические службы, но по опыту, например, в телевизионном бизнесе знаю, что каждый технический директор любого телевизионного канала был бы счастлив, если бы на его участке стояла Останкинская телебашня. Потому что это техника, она обеспечивает работу. Так же и сотовые операторы традиционно были подвержены очень большому влиянию не только технических специалистов, но и технического лобби в хорошем смысле этого слова. Но я думаю, что нам нужно идти скорее от интересов абонентов и бизнеса.

— Собирается ли «МегаФон» выходить в Крым?

— Мы на любое развитие смотрим как на бизнес. У нас там традиционно частот не было, региона мы не знаем. Наши абоненты получают там услуги по внутрироссийским ценам — это мы обеспечили. Что касается развертывания сети, покажет время, экономика региона, ситуация с частотами и многие другие аспекты.

— То есть это невыгодно экономически?

— Я вам рассказывал о том, как мы подходим к нашим инвестициям сейчас — мы реально считаем каждый рубль.

«Месячный счет за связь — цена обеда в McDonald’s»

— В прошлом году, как следует из отчетности, вы довольно сильно сократили расходы на рекламу. В первом квартале был рост, обусловленный Олимпиадой, а дальше — от квартала к кварталу — снижение, и в целом по году — минус 25%. В этом году сокращение рекламных затрат будет продолжаться?

— Конечно, я не расскажу о снижении или повышении наших рекламных затрат.

— Почему?

— Затраты операторов, к сожалению, являются некой производной конкурентной борьбы. Я бы не хотел соревноваться капзатратами, и я понимаю, что могу делать CAPEX эффективнее, но мы не можем его делать в два раза меньше, чем наши конкуренты. Просто потому, что тогда будет изменение в качестве сети. То же самое касается и рекламы. Я хотел бы тратить меньше, но должен ориентироваться не только на то, что тратим мы, а на то, что тратит рынок.

— Существует теория, что доля рекламных затрат должна соответствовать рыночной доле компании.

— Не уверен, что в этом есть прямая зависимость. Точнее, я даже считаю, что ее нет. В одно я верю точно — массированная реклама больше, чем делают конкуренты, не изменит долю рынка. У нас есть лояльные абоненты, также как у любого из наших конкурентов, и излишние затраты на размещение не способны сильно изменить положение на рынке.

Кто-то правильно говорил, что сейчас российские сотовые операторы отличаются только цветом. А так не должно быть. Конечно, мы в целом предоставляем примерно одну и ту же услугу примерно за одни и те же деньги. В зависимости от региона, филиала или какой-то конкретной тарифной опции что-то у нас может быть дешевле, что-то дороже, но в целом примерно одинаково. Поэтому маркетинговые посылы — это одна из вещей, которой мы можем отличаться. В конце марта мы представили новое позиционирование, чтобы отличаться на эмоциональном уровне: хотим показать, что мобильная связь помогает клиентам «МегаФона» не просто общаться, а быть рядом с близкими людьми, по-настоящему разделять с ними чувства и радостные моменты жизни.

— В 2014 году «МегаФон» был спонсором и партнером Олимпийских игр в Сочи. 10 млрд руб. — большая сумма, окупились вложения?

— С точки зрения денег, конечно, окупаемость займет значительно больше времени. Но если посмотреть, сколько мы вложили дополнительных сил и энергии в бренд — без сомнения, Сочи был очень успешным проектом для компании. Не было ни одного коммерческого спонсора, который приблизился бы к такому количеству упоминаний вокруг игр, как «МегаФон», включая международных. К нам обратились организаторы Игр 2018 года из Кореи, будут перенимать наш опыт в строительстве инфраструктуры и активации спонсорства.

— Может ли «МегаФон» стать спонсором чемпионата мира по футболу в 2018 году?

— Хорошего понемногу. Вы же не едите два десерта после каждого ужина. Мы этого пока делать не планируем.

— На рекламном рынке все ждут выхода в Москву оператора Tele2…

— Для рекламных компаний это новый клиент, который будет тратить больше денег, и всем хочется с ним работать. Это я понимаю. Но зная, как устроен Tele2, я думаю, что они будут очень рачительно и умело тратить деньги. В том числе и на рекламу. Они молодцы, они умеют управлять бизнесом, и это вызывает уважение.

Что касается конкуренции, у нас выход Tele2 в Москву особых эмоций не вызывает — мы работаем рядом с Tele2 и с мобильными «дочками» «Ростелекома» по всей стране и ничего нового или особенно сложного для себя не ждем. Мы знаем, что они выходят в Москву, видим, что строят сеть.

— Есть понимание, когда они начнут работать в столице?

— Думаю, это как раз зависит от того, насколько будет готова их сеть. Бренд у них есть, продукт есть. Что касается сети, я не верю, что она может быть полностью готова в этом году. Но она и не обязательно должна быть готова — оператор может выйти и потом увеличивать свое покрытие.

— Вы как-то готовитесь?

— А что мы должны делать?

— Возможно, они будут предлагать низкие цены, пытаться отнять у кого-то долю рынка.

— Журналисты уже столько написали о будущей конкуренции операторов на московском рынке, как будто «большая тройка» — это рынок, который живет в вакууме от всего, что происходит вокруг. Вы не представляете, какая между нами уже есть конкуренция — тарифы, акции, каналы продаж. Сейчас в России за относительно небольшие деньги можно получить отличное качество услуг, сегодня в мире по балансу цена-качество Россия — рынок номер один. Придет четвертый игрок — будем и с ним конкурировать, как и сейчас конкурируем по всей стране, так что для нас ничего не изменится.

— Но цены они будут снижать?

— Все, что я знаю и вижу из своего опыта общения с Tele2, — они очень разумная компания. Конечно, можно уронить цены. Но сегодня средний месячный счет за связь — цена обеда в McDonald’s, в районе 300 руб. или $5. Да, за три года работы в мобильной индустрии я слышал от знакомых, друзей или просто абонентов о том, что кого-то не устраивает, например, цена в роуминге. Я согласен, что цены в роуминге бывают высоки, но мы же платим за интерконнект и за роуминговые платежи в валюте — мы не можем объяснить AT&T или Orange, что у нас теперь евро стоит не 40 руб., а 70, им это все равно. Но ни разу за эти три года я не слышал ни от кого, что у нас в России дорогой мобильный интернет или дорогая голосовая связь. И в целом, с учетом общей инфляции, должен, наоборот, произойти какой-то небольшой рост этих цен — разумный, не на какие-то десятки процентов.

— Операторы это могут себе позволить?

— Цена, как известно, — баланс спроса и предложения: иногда мы понимаем, что где-то спрос превышает предложение, и мы можем поднять цену, а в каких-то местах, наоборот, снизить ее. В нашей линейке по всей стране — сотни тарифов. Мы не можем просто сказать: «Мы поднимаем цены на 5%». Это невозможно. В каких-то местах мы поднимаем цены в роуминге, но если вы подключаете в роуминге специальные пакеты, эти цены для вас, наоборот, снижаются. Мы понимаем, как стимулировать потребление так, чтобы и абонентам, и нам это было выгодно.

— Расскажите, что происходит с оператором мобильного интернета Yota, дочерней компанией «МегаФона». Такое впечатление, что это секретный проект — результаты не публикуются, абонентская база неизвестна.

— Мы совершенно точно понимаем, что Yota — это нишевый игрок. У нас нет задачи, чтобы этот оператор стал полноценным конкурентом МТС, «МегаФону» или «ВымпелКому». Но Yota отличается от телекома в классическом понимании: по сути, это оператор, которого ты настраиваешь под себя как абонента. Он ориентирован на очень активную прослойку клиентов, которые пользуются большим количеством услуг, больше тратят, и, исходя из этого, могут какие-то вещи выбирать для себя индивидуально — скорость, уровень потребления и так далее. «МегаФон» же — массовый оператор, у нас 70 млн абонентов, и мы не можем быть точечными по определению. Для нас эта сегментация стала очень своевременна.

— Много денег вложено в Yota?

— После покупки «МегаФоном» в октябре 2013 — ни рубля, это прибыльный бизнес.

Наши инвестиции были сделаны не только в бренд Yota — вместе с этой компанией было куплено много частот. У нас есть план, как мы эти инвестиции будем окупать, который мы принимали еще в момент, когда покупали компанию. В целом все идет в соответствии с этим планом, хотя, конечно, изменившаяся ситуация на рынке вносит свои коррективы.

— Вы пытаетесь развивать финансовые услуги — объявили о совместном проекте с QIWI. Вы в этом видите точку роста?

— Я точно знаю, что финансовые услуги — это сегмент, где любой телеком-оператор в ближайшее время будет видеть потенциал для развития. Поэтому оставаться в стороне нам не хотелось бы. С другой стороны, делать финансовые услуги в прямом смысле слова, давать кредиты или обслуживать клиентов со своего баланса мы тоже не торопились бы. Ведь у этих кредитов есть невозврат. Важно: мы знаем о своих клиентах намного больше, чем любой банк. Мы знаем все об их поведении, о платежеспособности. Если клиент 10 лет не меняет свой номер мобильного телефона, исправно платит по нашим счетам — для этого не нужно знать его ФИО, делиться с кем-то его персональными данными: такие вещи говорят о поведении клиента значительно больше, чем его паспортные данные. Эта информация для любого банка и для любого, кто будет выдавать кредит этому клиенту, очень важна. Это скоринг, который мы точно можем либо использовать в бизнесе, либо продавать.

— При обсуждении вашего проекта — кошелька с QIWI — высказывалось намерение сделать его общим, чтобы им могли пользоваться абоненты любых операторов. Насколько это реально?

— Я давно уже перестал думать о том, что мы можем договориться о кросс-индустриальных проектах. Надо самим сделать то, во что ты веришь, и если другим нравится, они придут и предложат присоединиться.

— Пару лет назад вы говорили, что строительство дата-центров в России — это перспективный бизнес. Вы занимаетесь этим?

— Я считаю, что это перспективный бизнес, но мы им сейчас, по сути, не занимаемся. У нас есть два проекта «на бумаге», есть даже земля в Москве и Петербурге, которая была куплена «МегаФоном» под строительство дата-центров до того, как я сюда пришел. Но даже с собственной землей мы пока ничего не начали строить.

— По идее, после принятия закона о хранении персональных данных граждан России внутри страны этот бизнес должен пережить всплеск, а у вас уже был бы задел?

— Все равно это не является нашей ключевой компетенцией. У нас есть дата-центр в Самаре, мощности которого мы сдаем в аренду другим. Но, допустим, дата-центр стоит 0,5–1 млрд руб., значит, мы должны посмотреть, где эти деньги лучше окупятся — в дата-центре или в базовых станциях, например в Дагестане или в Санкт-Петербурге, где хорошая выручка и постоянный рост потребления. Или в Ростовской области, в Краснодарском крае. Думаю, что окупаемость хороших точек и качество связи для компании важнее.

— Сейчас доходы от голосовой связи падают, доходы от передачи данных растут, и, соответственно, растет популярность мессенджеров, у вас есть свой — «МультиФон». Собираетесь дальше развивать этот проект?

— Конечно, «голос» падает во всем мире, и Россия не будет исключением. Конечно, мы хотим, чтобы абонент не тратил меньше. А будет он тратить в «голосе» или мобильном интернете — это для нас не так важно. Нам важно, чтобы абонент тратил больше с нами и начинал пользоваться дополнительными услугами у нас. Но я не думаю и не верю, что сервис «МультиФон» будет настолько же востребован, как WhatsApp, Telegram, Viber или любой другой конкурент. В них же самое главное, что ты заходишь в книжку, и все твои контакты автоматически синхронизируются, а «МультиФон» — это мессенджер исключительно для наших абонентов. Для чего нам нужен «МультиФон»? Для того, чтобы абоненты, которые хотят экономить, имели такую возможность у своего оператора.

— Есть ли у вас понимание, каким будет «МегаФон» через 10 лет? В какую сторону развивается этот бизнес?

— Одно очевидно — превалировать через 5–10 лет будет мобильный интернет, и голос будет идти через него. Будет время очень высоких скоростей, телефон будет центром информационных потоков всего, что связано с человеческими желаниями, привычками или потребностями. Он будет использоваться для мобильного банкинга, для многих проектов в медицине — по телефону люди будут замерять свое давление, пульс, связываться автоматически с дата-центрами своих врачей или госпиталей, где будут им говорить: «Ребята, вам нужно сделать ту или иную дополнительную проверку». Примерно 60–70% пользователей крупнейшей социальной сети в России «ВКонтакте» уже заходят в нее не с компьютеров, а с телефона. Люди будут больше играть на телефоне, смотреть видео. Мобильный интернет точно станет центром всего. Если говорить о компании, то, без сомнений, она будет занимать лидирующие позиции.

Фото: Екатерина Кузьмина / РБК

«Покажи 10 премьер, и у тебя EBITDA не будет»

— USM Holdings Ltd, головная компания для большинства активов Алишера Усманова и его партнеров, объявила в августе прошлого года, что вы получите 3% этой компании за хорошую работу. Мы пробовали подсчитать стоимость такого пакета, получалось больше $500 млн по старому курсу…

— Во-первых, акции не были все-таки переданы исключительно за хорошую работу, а с ними прошла сделка, за них были заплачены активы и деньги, чтобы все были в одной лодке, чтобы те, кто управляет бизнесом, были его акционерами, и те, кто влияет на ежедневные решения, понимали, что влияют на ежедневные решения не только для мажоритария, но в том числе для себя самого. Это нормальная бизнес-практика, которую Алишер Бурханович [Усманов] принимает и поощряет. Кроме того, он принял это решение задолго до событий прошлой весны — это было раскрыто в проспекте эмиссии, которую «МегаФон» сдавал в 2012 году в Лондонскую комиссию по ценным бумагам. Он еще тогда говорил, что это его план, просто этот план реализовался именно в прошлом году. Всему свое время.

— Вы сами не планируете поменять место работы, заняться чем-то новым? Вы не раз говорили, что вам было непривычно начинать работать наемным менеджером.

— Ко всему привыкаешь. Конечно, ко многому я привык, уже больше трех лет прошло. «МегаФон» — очень интересная компания, отличный опыт, а телеком — вообще очень сильная индустрия. Нет никакой другой темы, о которой я бы сейчас думал.

— У вас же есть личные проекты. Раскрывалась информация, что вы являетесь совладельцем видеосервиса Pladform, к примеру…

— Я действительно инвестировал и инвестирую в какие-то бизнесы. Но у меня нет ни одного бизнеса, где я имею контрольную долю.

— А как же ваша компания «Медиа-1», владеющая половиной медиахолдинга ЮТВ, в который входят 51% телеканала Disney Russia и 100% «Ю»?

— «Медиа-1» — это бизнес, где у меня есть контроль, но по сути это сейчас квазифинансовая инвестиция, совместная с USM Holdings. Радиобизнес, часть «Медиа-1» — это очень традиционная для меня история, она уже давно структурирована — хороший операционный бизнес, который стабильно растет.

Но если брать инвестиции, которые я делал уже после того, как пришел в «МегаФон», у меня ни в одной из компаний нет контроля, нет участия в каком-либо органе управления. На все эти проекты совокупно уходит 1–2% моего времени. Эти инвестиции можно пересчитать по пальцам одной руки, по сути это небольшие финансовые инвестиции. Наверное, Pladform в этом смысле хороший пример. А какие-то из этих инвестиций, может быть, и не стоило делать.

— В каком секторе инвестируете?

— В основном в том, который знаю.

— В прошлом году ваше имя часто упоминалось в связи с «ВКонтакте»: правда ли, что вы вели переговоры с Павлом Дуровым о том, чтобы купить его долю, еще до IPO Mail.Ru Group, но в последний момент сделка провалилась?

— Я вел с Дуровым переговоры о покупке его доли гораздо раньше, чем я ее в итоге купил, не меньше чем за год до этого. Об опционе на выкуп его доли мы договорились в 2011–2012 годах.

— Почему вы не воспользовались правом купить HeadHunter.ru в обмен на свою долю «ВКонтакте»?

— Мудрые и близкие мне люди подсказали. И, несмотря на то, что тогда я не был согласен с их аргументами, в итоге они оказались правы. Но при этом HeadHunter — хороший бизнес. У него есть определенные сложности: в кризис бизнес быстро проседает, но потом быстро восстанавливается. Кто знает, может, когда-нибудь я его все же куплю или инвестирую в него.

— Удовлетворены ли вы тем, как развивается ЮТВ?

— Как можно быть удовлетворенным развитием компании, работающей на рынке, который падает на 20% с лишним в год? Конечно, я не удовлетворен. Удовлетворен ли я качеством актива и качеством работы команды? Конечно, удовлетворен. Телеканал «Ю» — это единственный из нишевых каналов с 2–3% аудитории в своей нише. Единственный канал, который работает с маржой, до этого года — около 40%. Это один из немногих каналов на рынке, который стабильно генерировал денежный поток, всегда обслуживал свои кредиты.

— Оправдало ли надежды партнерство с Disney?

— Для меня — да. И для всех оправдало. The Walt Disney, купив долю в телеканале, получил присутствие на рынке, которое принципиально больше, чем просто доля в бизнесе.

— Сейчас он готов списать в убытки эти $300 млн инвестиций. И не только из-за поправок к закону «О СМИ», запрещающих иностранным акционерам владеть больше 20% в капитале российской медиакомпании…

— Знаете, сколько инвестиций мы можем списывать в моменте? Актив может стоить больше или меньше, но это совсем не значит, что стратегически ты в него не веришь, не удовлетворен или не хочешь им владеть. Судя по динамике отношений и нашим переговорам с Disney, у меня нет и толики сомнений в том, что они удовлетворены тем, что провели эту сделку.

— Разве их устраивает падение доли аудитории канала Disney Russia?

— В 2014 году она уже выросла. Но я вам объясню причины падения. Оно произошло, потому что ставили много повторов, где-то, возможно, поставили в сетку не очень удачные форматы. Плюс ко всему, изначально канал был новым, а после люди к нему привыкли, и интерес к каналу снизился. Тут все зависит от того, какой контент ты показываешь, какова конкурентная среда.

— Это была ошибка команды, что они предусмотрели маленький процент премьер на канале Disney Russia, и пришлось ставить повторы?

— Что такое «предусмотрели маленький процент премьер»? Вы знаете, сколько стоит премьера? Премьера того, что делает Disney, для маленького канала с долей 2–3% в своей нише может стоить 10% всей годовой EBITDA и больше! Покажи 10 премьер, и у тебя EBITDA не будет. Вопрос, ради чего ты все это делаешь — чтобы показывать премьеры или ради того, чтобы канал зарабатывал деньги? Это разные вещи.

— Есть шансы продать ЮТВ?

— Есть шансы продать все.