Владимир Чистюхин — РБК: «Взгляд из 90-х на бизнес все еще не преодолен»
Содержание:
- О последствиях санкций на Мосбиржу
- О причинах падения рынка
- О привлечении иностранных инвесторов
- Есть ли на самом деле бум IPO
- О стимулах для розничных инвесторов и дивидендах
- О споре вокруг переезда Yandex и изъятии акций у инвесторов
— С одной стороны, за последние два с половиной года российский рынок приспособился к новым реалиям, с другой — многие рыночные механизмы стали работать по-другому. Как вы оцениваете его состояние?
— Текущее состояние российского фондового, да и финансового рынка в целом, можно назвать достаточно устойчивым, несмотря на все вызовы и шоки, которые продолжаются с начала 2022 года. Тогда ожидания некоторых экспертов были крайне пессимистичными. Казалось, то, что происходило с торгами, со стоимостью ценных бумаг, заморозкой активов, может привести в принципе к разрушению стабильной работы фондового рынка. Но этого не произошло.
С одной стороны, нам с помощью своих решений удалось стабилизировать фондовый рынок. С другой — сами участники через различные рыночные механизмы решали вопросы, связанные с продолжением торговли финансовыми инструментами.
На сегодняшний день мы видим, что рынок нормально работает. Облигационный рынок восстановился достаточно давно и показывает объемы, которые превышают показатели до 2022 года. Рынок акций испытал больший шок, большую просадку, но в последние два года он активно восстанавливается.
Одновременно с этим мы видим, как поменялась структура участников торгов. На смену якорным институциональным иностранным инвесторам в первую очередь из недружественных стран — а их доля до 2022 года была порядка 50% — пришел розничный инвестор. Сейчас его доля на рынке акций колеблется где-то от 70 до 80%.
В этом смысле мы сталкиваемся с новым вызовом. Иностранные инвесторы были своего рода щитом для защиты прав миноритарных акционеров. Как правило, это были профессиональные инвесторы, обладающие специальными компетенциями, а иногда и штатами специальных сотрудников, которые помогали им оценивать риски инвестирования и прогнозировать потенциальную доходность, что в целом способствовало формированию справедливой цены на ценные бумаги российских эмитентов. Иностранные инвесторы предъявляли высокие требования и к оценке инструментов, и к защите своих прав, к корпоративным практикам. Они задавали стандарт для всего рынка, на который и эмитенты, и профессиональные посредники должны были равняться.
После того как они ушли, эта «ниша» освободилась. С моей точки зрения, ее должны занять российские институциональные инвесторы, а также регулятор. И это особенно важно, потому что розничный инвестор принимает более эмоциональные решения, его права нужно защищать сильнее.
Чем известен Владимир Чистюхин
Владимир Чистюхин родился в Москве 20 января 1973 года. Учился в Московском государственном университете, в 1995 году получил диплом по специальности «правоведение».
В Центробанке он работает на протяжении всей своей карьеры. Чистюхин пришел туда в 1995 году на должность ведущего экономиста управления валютного регулирования, к 1999 году стал начальником управления анализа валютных операций, затем был заместителем директоров в различных департаментах ЦБ (валютного регулирования, банковского регулирования и надзора). В 2011 году Чистюхин возглавил департамент финансовой стабильности, в 2013-м стал первым замруководителя службы по финансовым рынкам, а в феврале 2014-го — заместителем председателя ЦБ Эльвиры Набиуллиной.
В 2022 году получил пост первого замглавы ЦБ после того, как Банк России покинули два первых зампреда — Сергей Швецов и Дмитрий Скобелкин, а их обязанности были перераспределены. Чистюхин, до этого курировавший страхование, НПФ и МФО, стал ответственным за работу большинства департаментов, ранее подведомственных Швецову, в том числе стратегического развития финансового рынка.
В ЦБ Чистюхин также отвечает за развитие международного сотрудничества, в том числе в сфере организации международных расчетов, за участие ЦБ в работе МВФ и Всемирного банка. Кроме того, он координирует и контролирует работу представительства Банка России в Китае.
«Идет смещение на внебиржевой рынок»
— Новым шоком стали санкции на Мосбиржу в начале лета. Все ли их последствия уже отыграны или возможны новые негативные явления в будущем?
Интервью с Владимиром Чистюхиным состоялось до нового раунда санкций США, под которые попали Газпромбанк, банк «Дом.РФ», ряд других средних банков, депозитарии и регистраторы, а также руководители ЦБ, в том числе сам Чистюхин.
— Очевидно, что наложение санкций на крупнейшую российскую инфраструктуру на финансовом рынке — это крайне негативное событие. Но мы были готовы к этому. Совместно с Московской биржей мы заранее разработали детальный план. Он позволил, не теряя времени, принять все необходимые решения как со стороны регулятора, так и со стороны биржи и тем самым обеспечить непрерывность функционирования — настолько, насколько это возможно, — всех сегментов финансового рынка.
Да, была остановка торгов по ряду валют. Но все иные сегменты работали качественно, и по большому счету участники рынка не заметили здесь какой-то волатильности, связанной с перерывами торгов. Этот план также позволил минимизировать издержки участников рынка, связанные с наложением санкций.
— Есть ли оценки ущерба, которые принесли именно санкции на Мосбиржу?
— Да, они есть. Но издержки были намного меньше ожидаемых. И это позволило не переносить эти убытки на конечных инвесторов, остановившись на клиринговых членах Московской биржи.
— То есть клиринг потерпел убытки?
— Очевидно.
Если возвращаться к вопросу о последствиях санкций. Что такое Московская биржа? Это качественные организованные торги, инфраструктура, которая позволяет формировать единую ликвидность и за счет этого решать вопросы справедливого ценообразования, в частности определять валютный курс.
Московская биржа не потеряла этот функционал. Хотя, конечно, роль внебиржевого рынка выросла, и сегодня при решении вопросов о ценообразовании нам в большей степени приходится учитывать данные внебиржевых сделок. Как вы видите, при определении курса отдельных валют мы именно так и поступаем, потому что на Московской бирже торги валютами недружественных стран обеспечить невозможно.
— Какое сейчас соотношение внебиржевого и биржевого рынков?
— По разным сегментам разное. По валютным торгам примерно 35 на 65. Сейчас в определенной степени идет смещение на внебиржевой рынок.
— После того как ввели санкции на Мосбиржу, с поста ушел ее генеральный директор Юрий Денисов. ЦБ является главным акционером биржи. Оценивали ли вы это кадровое решение? Известны ли его причины? Связана ли отставка с тем, как площадка прошла турбулентность, образовавшуюся сразу после введения санкций?
— Это было личное решение Юрия Олеговича. Никаких претензий к нему у нас нет. Наоборот, мы считаем, что он очень качественно работал на протяжении тех пяти лет, когда был руководителем Мосбиржи.
— ЦБ как акционер, со своей стороны, может предложить кандидата на эту должность, и биржа наверняка подбирает кого-то на это место. Есть уже какой-то круг претендентов, рассматриваемых на пост главы Мосбиржи?
— Московская биржа начала консультации по этому вопросу. Когда круг кандидатов будет определен, мы примем взаимовыгодное решение и для акционеров, и для регулятора.
«Розничный инвестор видит свою прибыль здесь и сейчас»
— Вы говорили об успешном развитии фондового рынка, о том, что он отыгрывал потери 2022 года. Но с мая мы видим, что рынок сильно снижается, хотя еще недавно казалось, что максимум 2021 года может быть побит. Как вы считаете, эти исторические максимумы в какой-либо перспективе достижимы? Что кроме ужесточения денежно-кредитной политики (ДКП) сейчас влияет на фондовый рынок так негативно?
— С экономической точки зрения есть обратная зависимость между значением фондовых индексов и процентных ставок, и она сработала.
На снижение индекса влияет переток средств части инвесторов в более доходные инструменты, в том числе депозиты. В этом случае, возможно, речь идет о более коротком горизонте для инвестирования, но розничный инвестор видит свою прибыль здесь и сейчас. Мы примерно оцениваем, что во втором квартале из акций в долговые инструменты и депозиты перешло где-то 10% всего оттока, в третьем квартале — 16%.
Определенное влияние оказывает история с дивидендным гэпом: когда бумаги перед выплатой дивидендов стоят несколько больше, чем бумаги после выплаты дивидендов. Не думаю, что это очень большие значения, но тем не менее они тоже играют роль.
Мне кажется, инвесторы стали более консервативно оценивать развитие бизнеса части компаний. Помимо санкционных проблем, проблем с логистикой и сменой партнеров учитываются эффект повышения ключевой ставки и уровень закредитованности компаний.
Еще один важный фактор, оказывающий влияние на рынок, — закрытие информации со стороны некоторых компаний. Это не лучшим образом влияет на отношение инвесторов к эмитентам.
Все это влияет на поведение инвесторов, которые, возможно, хотят пережить этот сложный период в менее рискованных инструментах, а потом уже, увидев, как ситуация разворачивается, — вернуться к долевым инструментам.
— Есть ли риски дефолтов по флоатерам — облигациям с переменным купоном? Такие бумаги есть и у первоклассных, и не очень первоклассных заемщиков.
— Я воздержался бы от конкретных оценок того, у кого здесь возникают риски. Но вы принципиально правы. Те, у кого сформирована кредитная задолженность на основе переменных ставок, находятся в более сложной ситуации, потому что их долговая нагрузка возрастает.
Мы внимательно следим за ситуацией, чтобы учитывать все эти факторы при принятии решений, в том числе по денежно-кредитной политике.
В целом качество корпоративного кредитного портфеля пока не ухудшается. Доля плохих корпоративных кредитов практически неизменна и составляла 4% на 1 октября этого года.
«Одних внутренних инвесторов может не хватить»
— Обсуждается привлечение на российский рынок иностранных инвесторов. Минфин объявил, что хочет привлечь от них 1 трлн руб. до 2030 года. Насколько реализуемы эти планы в условиях санкций? Какие меры нужны?
— Очевидно, что для амбициозных целей трансформации развития российской экономики возможностей одних внутренних инвесторов может не хватить. И в этом смысле, конечно, мы полностью поддерживаем приход — или возвращение — на российский финансовый рынок иностранных инвесторов. В текущих условиях, наверное, более реалистично говорить об инвесторах из дружественных стран, многие из которых и не уходили с российского рынка, но как минимум приостановили наращивание инвестиций.
Мы создаем условия, которые позволяют им, не открывая каких-либо структур в Российской Федерации, оперировать на российском фондовом рынке. Этим уже могут воспользоваться профессиональные участники: брокеры и банки.
Также мы пошли на изменение правил, которые дают возможность российским организациям заключить договоры с иностранными банками, чтобы те проводили идентификацию потенциальных инвесторов, которые хотели бы работать на российском рынке.
Идут дискуссии о том, чтобы создать позитивные стимулы, в том числе для инвесторов из недружественных стран, которые приходят сюда с новыми инвестициями. То есть не замораживать эти средства на счетах типа С и давать им возможность выводить полученную прибыль от таких новых инвестиций без каких-либо ограничений. Такая тема прорабатывается. И мы думаем, что здесь возможен положительный результат.
Мы развиваем новые инструменты финансового рынка, такие как партнерское финансирование. Достаточно активно взаимодействуем с рядом стран по этому направлению. Для них важно видеть на российском финансовом рынке привычные им инструменты для инвестиций. Я надеюсь, что это также может привлечь на рынок новых инвесторов.
— На счетах типа С в том числе заблокированы и активы дружественных инвесторов. Какая-то дискуссия вокруг возможной разморозки этих активов продолжается? Или есть риск, что там очень много активов, которые могут быть быстро распроданы?
Вопросы о разморозке периодически возникают. Но тут следует разграничивать активы, о которых идет речь. Ценные бумаги дружественных нерезидентов учитываются на обычных счетах депо, а не на счетах депо типа С. Счета депо С открываются только дружественным депозитариям, потому что мы не знаем, кто является их клиентом. Денежные же средства зачисляются дружественным нерезидентам по общему правилу — на обычные банковские счета. Но бывают исключения.
Дело в том, что некоторые дружественные нерезиденты стали использовать обходные схемы. Они покупают российские ценные бумаги у недружественных инвесторов, минуя требования нашего законодательства, чтобы затем продать их на нашем рынке. И такие схемы получили значимое распространение. В этом случае выплаты по ценным бумагам зачисляются на счет С. И режим таких счетов на сегодняшний день не позволяет вывести оттуда средства.
— Стоит ли российским компаниям по-прежнему пытаться соблюдать принципы ESG (экология, социальная политика и корпоративное управление)? С учетом изменения ситуации с направлениями экспорта и того, что масштабных бюджетных стимулов для продвижения зеленой повестки ожидать в нынешних условиях не стоит. Эта тема актуальна сейчас?
— В 2020–2022 годах эта тема поймала «суперхайп», но это не поменяло ее сущностное направление и очень серьезную проблематику, заложенную в аббревиатуру ESG. Просто тогда она стала еще и модной. Сейчас мода на нее несколько угасла, но актуальность осталась.
Наши торговые партнеры — например страны БРИКС, в том числе Китай, Индия, Объединенные Арабские Эмираты — очень активно продвигают повестку ESG. И если мы не хотим в будущем платить дополнительные взносы, то есть фактически уменьшать стоимость своей продукции в связи с тем, что не реализуем принципы устойчивого развития, не снижаем выбросы, то, конечно, нам нужно продолжать двигаться в этом направлении. И мы это делаем. Даже в последние несколько лет, несмотря на то что были куда более «горящие» проблемы.
На сегодняшний день мы очень близко подошли к тому, чтобы распространить стимулирующее банковское регулирование на проекты устойчивого развития. Для них, как вы знаете, есть своя подробная таксономия. Она охватывает проекты в образовании, здравоохранении, проекты по поддержке занятости, уязвимых слоев населения, по защите окружающей среды, снижению климатических рисков. Все это важно для развития человеческого капитала и конкурентоспособности нашей экономики.
Со следующего года для проектов устойчивого развития мы планируем выделить отдельный сублимит риска из общего лимита по стимулирующему регулированию. Это не должно мешать кредитованию проектов технологического суверенитета, которые важнее.
Я думаю, что это будет первым шагом, когда мы от создания инструментов и инфраструктуры перейдем фактически к стимулам осуществлять какие-то финансовые операции, связанные с повесткой устойчивого развития.
— Подразумевает ли это налоговые льготы?
— Пока мы говорим о том инструментарии, который есть у Центрального банка. Это нормативы и уровень банковских резервов.
Но вы правы в том, что стимулы для более активного внедрения повестки устойчивого развития, наверное, должны распространяться и через механизмы, которые находятся в руках правительства: бюджетные и налоговые.
«Я бы поспорил с термином «бум IPO»
— Очень много компаний заявляли о планах выйти на биржу, но сейчас бум IPO (первичных публичных размещений) несколько схлынул. Можно ли говорить о том, что у нас не будут уже так активно выходить эмитенты на биржу?
— В целом я бы поспорил с термином «бум». Если же говорить о текущей ситуации, то в этом году на рынке публичных размещений активность явно присутствовала. В общей сложности состоялось 19 публичных выпусков, из которых 15 — IPO и четыре — SPO. Не самый большой объем, порядка 110 млрд руб.
В основном на рынок приходят средние и малые компании, которые уже доказали свою состоятельность, потому что инвесторы не готовы покупать нечто неопределенное. Приходят те, кто понимает, что неоправданно брать кредиты под такие высокие ставки, но готовы поделиться частью своего капитала, частью собственности, открыть двери для других инвесторов и развивать бизнес за счет этого. Мне кажется, это очень правильная стратегия.
Я слышу, что и крупные компании задумываются о том, чтобы привлекать финансирование именно через выход на рынок капитала. Бюджет испытывает большие ограничения и не готов предоставлять значимые ресурсы под инвестиции широким сегментам экономики. Банковские кредиты крайне дороги. И возникает вопрос: если компания не хочет останавливать инвестиционную деятельность, куда ей еще идти? Выход один, если не хватает внутренних источников, — идти на рынок капитала.
Да, конечно, есть много сопутствующих вопросов. Это и вопрос того, сколько денег можно привлечь в пределах одного выпуска. Раньше все говорили про 10–15 млрд, сейчас уже упоминаются 20 млрд и 30 млрд руб. Второй момент связан с тем, что большая часть компаний не готовы полноценно раскрывать о себе информацию, что в принципе нужно инвесторам для принятия правильных инвестиционных решений. И вот тут, я считаю, очень важна роль и правительства, и Центрального банка, которые должны эту проблему решать. И, защищая компании от санкционного риска, не давать им возможность закрываться еще сильнее, чтобы это не наносило еще больший ущерб инвесторам.
Третий момент, мне кажется, кроется в менталитете. Это исторически российская особенность — нежелание делиться собственностью. Когда в 1980–1990-х годах рыночные механизмы только начали зарождаться, не всегда было безопасно раскрывать информацию о себе и вступать в партнерство. Этот взгляд на бизнес не преодолен до сих пор. Хотя практика показывает, что наличие инвесторов даже в рамках портфельных инвестиций в 10–15% не дестабилизирует мажоритарного акционера и позволяет ему принципиально проводить ту политику, которую он хочет.
— Ранее у Банка России в ходе IPO возникали вопросы к организаторам сделок — о прозрачности аллокации (распределения бумаг при IPO), двойных комиссиях, конфликтах интересов. Как сейчас обстоит ситуация? После предупреждения ЦБ что-то поменялось в лучшую сторону?
— К сожалению, эту болезнь роста мы не преодолели, и по большому счету вы перечислили основную проблематику. Это и непрозрачность аллокации, и неопределенность так называемых локапов, то есть обязательств не продавать бумаги в течение какого-то периода времени. Эмитенты делают заявления об этом, но за ними не стоит никакой ответственности. Обязательства не исполняются без каких-либо последствий для нарушителя.
Кроме этого, многие компании выходят на IPO без привлечения внешнего оценщика, и эта информация не раскрывается публично, как не раскрываются и оценки, сделанные внутренними андеррайтерами. Встает вопрос о роли и месте андеррайтера, того, кто организует выпуск. Насколько здесь есть конфликт интересов, насколько они сами могут участвовать в приобретении бумаг? Весь этот круг вопросов пока не решен.
Да, мы дали рекомендации, но практика показала, что пока это не возымело четкого воздействия на участников рынка, в первую очередь на эмитентов и андеррайтеров. Сейчас по всей этой проблематике мы готовим консультативный доклад, в нем будем предлагать регуляторные решения.
Наша задача — максимально полно использовать ресурс внутреннего инвестора — и розничного, и, что не менее важно, институционального. Институционалы должны поверить в то, что эти инвестиции сработают. За ними потянется розничный инвестор. Для этого нужно создать необходимый уровень доверия. Сам по себе на рынке он не сформируется. Верить в то, что рынок самообразуется, было бы наивно. Может быть, самообразуется, но пройдут, наверное, десятки лет. Поэтому нам нужна более четкая и жесткая регуляторика, которая установит сбалансированные правила игры при эмиссии.
— В какие сроки или при каких условиях может быть введена такая регуляторика?
— До конца этого года мы планируем выпустить консультативный доклад, еще около трех месяцев будут проходить его обсуждение и сбор замечаний. По итогам будут сформированы конкретные предложения либо по изменению законодательства, либо по внесению поправок в нормативные акты Банка России.
Скоропалительные решения в этом вопросе недопустимы. Этот процесс должен быть качественным и выверенным. Например, в свое время обсуждалась инициатива финансовой ответственности андеррайтеров за оценку, которая делается при выпуске бумаг. Андеррайтеры на это сказали, что в таком случае перестанут заниматься этим видом деятельности, потому что это не их ответственность. И таких вопросов очень много. Нужно быть очень аккуратными.
— Мосбиржа заинтересована в том, чтобы на рынок выходили крупные компании с опытом работы с документацией, отчетностью, даже если она публично не раскрывается. У них есть предложение о льготах по free-float (доли акций в свободном обращении) для таких компаний, так как слишком большие объемы рынок не переварит. В ЦБ изучали это предложение?
— Проблемы есть. Free-float важен для качественного ценообразования, для глубины рынка. Мы хотим все-таки вернуться с льготного 1 до 5% для компаний второго уровня листинга. Нам кажется, что послабление, которое было дано в 2023 году, отработало себя, и можно возвращаться к предыдущим значениям.
Также мы начали обсуждать с правительством налоговые и бюджетные стимулы. Мы исходим из того, что во free-float должно находиться не менее 15% от объема [акций]. Пока это только наше предложение, но уверен, что ниже нынешних 10% для первого уровня листинга мы вряд ли опустимся.
Но если предположить, что на рынок действительно будет выходить крупная компания, а максимальный размер одного IPO на сегодняшнем рынке, как мы говорили, это 30 млрд руб., то в этой части, может быть, имеет смысл подумать о том, чтобы в ряде случаев для крупных или очень крупных компаний перейти от процентов по free-float к абсолютным значениям. Но это нужно дополнительно обсуждать.
— Минфин выступал с предложением запустить процесс частичной приватизации 30 госкомпаний к 2030 году, в том числе через выход на биржу. Речь тоже идет о крупных игроках, если такое решение будет принято. Как вы вообще оцениваете такой прогноз? Сколько в России готовых к публичному размещению компаний с госучастием?
— Этот вопрос, конечно, в первую очередь к Министерству финансов и правительству. Но я считаю, что можно многих подготовить к выходу на рынок капитала, но это не работа нескольких месяцев, на это может уйти два-три года. Необходимо сформировать правильное корпуправление и дивидендную политику, а также, возможно, обнародовать бизнес-модели, чтобы инвесторы потенциально понимали, куда компания целится, каких результатов она хочет достичь, как она хочет максимизировать свой акционерный капитал.
Мы проводили экспресс-оценку потенциальных эмитентов: в первую очередь смотрели экономические показатели, которые были бы интересны инвесторам. В итоге мы насчитали более 500 компаний, часть из них — порядка 30 — с госучастием.
Коллеги из Минфина высказывались более аккуратно — они говорили о десяти госкомпаниях, которые можно выводить на рынок капитала. Это вполне возможный разумный результат. Но, конечно, многое будет зависеть от конкретных условий, объема, от риск-аппетита, которое государство готово на себя взять.
— Глава ЦБ Эльвира Набиуллина отмечала, что можно и нужно выводить на IPO бизнесы, которые наши инвесторы купили у иностранцев. Но на данный момент ни одного такого размещения не состоялось. Эта мера отложена или все-таки требуется срок на подготовку сделок и такие размещения еще будут?
— Это было реализовано в рамках решения правкомиссии (подкомиссия правительственной комиссии по контролю за осуществлением иностранных инвестиций в Российской Федерации. — РБК), которое предполагает, что при приобретении у нерезидентов публичных акционерных компаний может быть рассмотрен вопрос о том, чтобы в течение трех лет выводить определенную долю таких компаний обратно на рынок.
Насколько мне известно, небольшое количество публичных акционерных обществ проходило через эту процедуру, у каких-то из них такое условие есть. Просто еще не наступило время.
«Если инвесторы не имеют информации об инструментах, они не будут в них вкладываться»
— Мы обсудили уже различные стимулы для эмитентов. А нужны ли инвесторам дополнительные стимулы или они должны самостоятельно и осознанно приходить на биржу? Насколько вы верите в то, что цель привлечения длинных денег будет реализована через новые инструменты — ПДС (программа долгосрочных сбережений) и ИИС-3 (индивидуальный инвестиционный счет, комбинирующий льготы двух предыдущих типов ИИС)?
— Если говорить о стимулировании выхода участников рынка капитала, начать надо с поручения президента, который поставил крайне амбициозные цели — достичь капитализацию фондового рынка в размере 66% от ВВП к 2030 году. Это заставляет нас предпринимать максимальные усилия по всем направлениям.
Первое — стимулирование инвесторов. Мне кажется, что с этой точки зрения сделано очень многое. Те стимулы, которые есть в рамках ИИС-3, ПДС и долевого страхования жизни, уже значимы. К тому же, по данным трех крупнейших НПФ, программа долгосрочных сбережений уже показала приличную доходность — 15,8% годовых.
Более того, если нам удастся провести дополнительную тонкую настройку, то инвесторы получат еще больше стимулов. В частности, не все вопросы решены с паевыми инвестиционными фондами. Нам кажется, что этот инструмент можно также подвести под это стимулирование.
Вторая часть — эмитенты. Здесь мы предлагаем распространить субсидирование процентных ставок по кредитам на субсидирование финансирования в виде осуществления эмиссий. То есть дать возможность тем, кто делает публичную эмиссию, точно так же получать возмещения из бюджета, как это делается сейчас по программам льготного кредитования. Наверное, можно рассмотреть и более серьезные вещи, а именно: льготы по налогу на прибыль тем компаниям, которые, как мы говорили, значимо выходят на рынок капитала и, возможно, имеют высокий уровень free-float.
Третий элемент связан с корпоративным управлением и с информационной открытостью. Мы можем создавать какие угодно финансовые стимулы, но если инвесторы, в первую очередь институциональные, наиболее подготовленные, не имеют информации об инвестиционных инструментах, они не будут в них вкладываться. Что мы и видим сегодня, по большому счету.
И, конечно, помимо самой информационной открытости компания должна демонстрировать максимальное уважение и защиту миноритарных акционеров. В случае, когда размываются доли миноритарных акционеров, когда их не приглашают на собрания, когда под разными предлогами пытаются избежать обязанности по выкупу бумаг и так далее, — все это наносит значимый урон доверию на фондовом рынке. И вот здесь, я думаю, задача регулятора и правительства — максимально способствовать открытости, высокому качеству корпоративного управления и противодействовать недобросовестным практикам.
— Вы уже выступали с критикой компаний, которые имеют не очень хорошую дисциплину относительно проведения дивидендной политики, отступают от ранее озвученных параметров и не объясняют эти решения инвесторам. И в «Основных направлениях развития финансового рынка» на ближайшие три года указано, что необходимо ввести ответственность за такие практики.
— Значимая часть публичных акционерных обществ либо не имеет дивидендных политик, по крайней мере публичных, либо отступает от них без объяснения причин. И таким образом вносит хаос в инвестиционное видение действующих и потенциальных инвесторов. Мы проводим постоянный мониторинг и видим, что в 2024 году ситуация с выплатой дивидендов изменилась не очень сильно, суперсерьезных положительных сдвигов нет.
Мы понимаем, что в текущих условиях многие компании вынуждены принимать решение о том, чтобы направлять прибыль на инвестиции, то есть капитализировать ее. Это понятная история, но она никак не объясняется инвесторам, акционерам, и поэтому они не разделяют таких решений компаний, не понимают их ценности, теряют доверие.
Чтобы стабилизировать ситуацию, мы решили вместе с Министерством экономического развития попробовать довести до логического завершения уже разработанный законопроект, который бы фиксировал обязанности публичных обществ. Во-первых, утверждать и раскрывать дивидендную политику. Второе — ориентироваться на нее при принятии решений о выплате дивидендов. И третье — объяснять акционерам причины, если компания отклоняется от утвержденной дивидендной политики.
«У Yandex были и не совсем добросовестные инвесторы»
— В 2023 году начался процесс редомициляции, переезда компаний в Россию. Как Банк России в целом оценивает этот процесс? Насколько успешно он проходит, какие есть риски и проблемы?
— Механизм редомициляции очень многое дал тем российским собственникам, которые изначально строили бизнес через зарубежные компании. Когда началось санкционное давление, он позволил гибко подойти к защите интересов российских собственников, которые хотели перенести компанию из зарубежной юрисдикции в Россию, при этом сохранив какие-то особенности корпоративного управления, акционерных соглашений, которые не поддерживались российским законодательством. То есть им фактически удалось в режиме санкций восстановить контроль над компанией, завести ее в российский периметр и одновременно с этим сохранить те особенности, которые были в иностранных юрисдикциях. На сегодняшний день статус международной компании у нас имеют 52 организации.
На практике было две базовые проблемы при проведении редомициляции. Проблема самого переезда. Ряд иностранных законодательств не допускает смены юрисдикции для компании. Например, Нидерланды. В этом случае пришлось придумывать специальный механизм под названием «инкорпорация».
Вторая проблематика заключалась в том, что органы управления ряда зарубежных компаний не хотели принимать решение о переводе в Россию. Потому что в некоторых странах — это и страны ЕС, и США — установлена уголовная ответственность за несоблюдение санкционного режима, а принятие решения о переводе рассматривалось именно как такой шаг, что, с нашей точки зрения, конечно же, нонсенс. Приходилось проводить большую работу для того, чтобы находить аргументы по принятию этих решений.
— В числе переезжающих есть кейс «Яндекса», где часть миноритариев недовольны условиями обмена зарубежных акций на российские, который зависел от срока перевода бумаг в российские депозитарии. По этому поводу был подан коллективный судебный иск. Как ЦБ оценивает ситуацию?
В случае с «Яндексом» был применен как раз механизм инкорпорации. Иностранная компания создала российскую «дочку», которая была продана новым владельцам. Все вопросы выкупа и обмена акций иностранной компании могли решаться исключительно соглашением между зарубежным Yandex и российским МКПАО «Яндекс». Это и было сделано.
Те акционеры Yandex, которые попадали под условия такого соглашения, смогли подать оферту. Но не все инвесторы были довольны: в частности, первоначальные сроки для подачи оферты были слишком сжаты. Мы рекомендовали продлить эти сроки, что позволило инвесторам собрать необходимые подтверждающие документы и принять участие в обмене и выкупе ценных бумаг.
Да, не все смогли воспользоваться предложением. Условия сделки имели ограничения по датам приобретения бумаг. Но были и не совсем добросовестные инвесторы, которые в нарушение российского законодательства приобретали бумаги иностранного Yandex без получения решения правкомиссии, чтобы затем взамен получить новые бумаги. Честно скажу, что мы не знаем, как защищать этих акционеров, и не факт, что правильно это делать.
— История с изъятием прокуратурой у миноритариев Соликамского магниевого завода акций, купленных на бирже. На ваш взгляд, требуются ли для предотвращения в будущем подобных проблемных историй какие-то законодательные решения?
— Кейс очень сложный. С одной стороны, государство имеет право возвращать под свой контроль те объекты, которые ушли из его владения незаконным путем.
Но есть вторая часть — в отношении кого это право должно быть реализовано? С моей точки зрения, в отношении тех лиц, которые непосредственно участвовали в этих незаконных противоправных действиях.
Вместе с тем мы знаем, что у Соликамского магниевого завода есть свыше 2 тыс. миноритарных инвесторов, которые владеют в общей сложности около 10% акций. И часть этих миноритарных инвесторов приобретали акции на организованных торгах совершенно добросовестно, предполагая, что они проводят сделку с бумагой, которая не находится под какими-то ограничениями, запретами, спорами и так далее. В отношении этой части инвесторов законодательство прямо говорит о том, что обратное изъятие невозможно.
Конечно, именно суды выстроят правоприменительную практику. Но мы считаем, что права таких миноритарных акционеров точно должны быть защищены. Не должны страдать те, кто добросовестно приобрел бумаги, не нарушая никаких правил. Конечно, хотелось бы, чтобы не только через это судебное решение, но в целом судебная практика по таким случаям исходила ровно из тех принципов, о которых я сказал.