Первый зампред ВТБ — РБК: «Период заморозки рынка уже прошел»

Первый зампред ВТБ Юрий Соловьев (Фото: Олег Яковлев / РБК)

Санкции и жизнь

— Вы неожиданно написали колонку о проблемах с расчетами с Китаем. То есть вы верили, что с Китаем можно работать, а потом внезапно оказалось, что не все так просто?

— Мы и сейчас верим, что в Китае можно работать, привлекать финансирование, однако на данном этапе возникли некоторые трудности, часть из которых предвиденные, часть — нет. Об этом и колонка, просто не все прочитали ее внимательно, большинство ориентировались на заголовки газет. Я писал о том, что с китайцами есть взаимодействие, но Китай, к сожалению, тоже двигается в фарватере санкций. Мы ожидали более динамичного развития отношений с ними и пока не достигаем тех объемов операций, на которые мы рассчитывали.

— Но какие-то деньги от них можно получить?

— Наша группа работает с ними по нескольким направлениям. Во-первых, мы размещаем локальные облигации, помогаем китайским компаниям привлекать капитал. Уже приняли участие в пяти сделках, сейчас работаем еще над двумя. Мы работаем как транзакционный банк, в котором целый ряд корпораций держит счета, используемые в расчетах с китайскими поставщиками и покупателями. У нас большие объемы этого бизнеса, и именно он частично пострадал от санкций, поскольку долларовые транзакции (именно доллар был основной валютой расчетов) подпали под дополнительные проверки контрагентами. Количество операций возросло, банкам пришлось нанять больше людей для заполнения лишней документации, ведь каждый платеж должен быть объяснен. В Китае есть одна особенность: у них работает внутренний долларовый клиринг, то есть теоретически между контрагентами возможны расчеты в долларах, если все участники держат счета в китайском банке. Но когда эти платежи выходят за пределы страны, возникают сложности. Этот бизнес претерпел изменения, из-за того что некоторые субъекты этой торговли подпали под ограничение. Еще один наш бизнес на местном рынке — торговля наличной валютой. Мы активно его развиваем в Шанхае, на Дальнем Востоке и в Москве.

— А пара рубль—юань вообще пользуется спросом?

— Она не очень популярна, но торгуема. Мы также принимаем депозиты в юанях.

— А депозиты в долларах от китайцев? Видели, как Сбербанк спылесосил вклады в Европе?

— Наша команда запустила этот бизнес пять лет назад, называется «ВТБ Direct», работает во Франции и Германии. Мы намного больше, чем другие российские игроки, предлагающие подобный продукт, но достижения в этой сфере не рекламируем.

— То есть вы тоже это делаете?

— Не «тоже». Мы начали предлагать подобные услуги первыми из российских банков в Европе.

— Этот источник валюты сейчас не приобрел особой важности?

— Нет, привлеченная валюта распределяется западными офисами в штатном режиме. У западных «дочек» есть лимит концентрации на материнский банк, поэтому они не могут перечислять нам сверх разрешенных объемов. Кроме того, эти «дочки» небольшие и размеры средств в рамках целой группы не являются сильно значимыми.

— Пылесос не работает?

— Баланс наших дочерних банков в Европе без учета Кипра составляет более €10 млрд, и он должен поддерживаться. Средства, вкладываемые через VTB Direct, представляют собой дешевые пассивы, и наши «дочки» на них опираются в бизнесе. В рамках же всей группы ВТБ этот показатель составляет примерно 7,5 трлн руб. И вклады в Европе — это лишь несколько процентов от общей суммы. Поэтому вы сами себе можете ответить на вопрос, насколько эти деньги важны для группы в целом. Наверное, не сильно важны, а вот для европейского бизнеса — жизненно необходимы. И мы уже много лет занимаемся этим продуктом.

— Так депозиты от граждан Китая вы принимаете?

— Нет, у наших банков в Китае нет розничной лицензии.

— А где все-таки вы берете валюту в условиях санкций?

— В наших банках могут размещать валютные депозиты на срок до 28 дней, и коротких депозитов у нас очень много. Ни мы, ни наши клиенты не нарушаем санкционный режим. После девальвации экспортеры начали держать большие долларовые остатки на счетах. Счет текущих операций будет с большим профицитом, который позволит сбалансировать, а может, и перевесить отток капитала и дефицит капитального счета. С одной стороны, падение курса рубля в конце прошлого года поддержало экспорт, с другой — целый ряд импортозамещающих индустрий стал конкурентоспособен.

— А с точки зрения привлечения капитала западные рынки открыты для некоторых компаний?

— Рынки открыты, но инвесторы просят большую премию к размещению. Некоторое время назад она была просто сумасшедшая. Сейчас старший долг, который был размещен некоторое время назад, торгуется либо по номиналу, либо выше. Сомнительные с кредитной точки зрения эмитенты торгуются с дисконтом.

— Это не имеет отношения к макроэкономической ситуации и санкциям.

— Лидеры российской экономики уже сейчас могут выходить на рынок, что мы и наблюдаем. Премия за риск на мировых рынках снижается, несмотря на по-прежнему негативное влияние низкого суверенного рейтинга. На локальном рынке только что прошла большая волна размещений рублевых облигаций, и она продолжится. Пенсионные деньги пришли на рынок, а за спросом появляется облигационное предложение. За последние полгода многие компании выкупили свой долг.

— Было дешево.

— Да. Сейчас мы приходим к равновесию, и я думаю, что произойдет еще один рывок цен вверх и доходностей вниз, который мы увидим в ближайшее время при условии отсутствия внешних шоков. Это создаст благоприятную возможность для компаний, которые не находятся под санкциями, выйти на рынок капитала. Сейчас мы работаем над целым рядом сделок по размещению евробондов на миллиарды долларов. Рынок увидит эти сделки в ближайшее время.

— А вам санкции не мешают заниматься этими вещами?

— Нет, инвестиционно-банковской деятельности санкции не коснулись. Это в том числе подтверждается целым рядом наших сделок. Мы помогали Греции, Сербии, Болгарии, мы — активный игрок в сфере торговых операций, и с нами с удовольствием работают. Ни формальных, ни неформальных ограничений нет. Есть другой фактор — если говорить про рублевый долг, то в период высоких ставок качественные эмитенты на рынок не выходили, только в случае тяжелой необходимости. Из-за девальвации рубля и роста процентных ставок произошла заморозка рынка. Но этот период уже прошел, и сейчас мы видим интерес со стороны инвесторов, в том числе китайских, к рублевым ценным бумагам.

— Мне казалось, что на то, чтобы убедить китайца купить рублевую ценную бумагу, нужно лет 100.

— Примерно столько мы с ними и разговариваем. С китайскими и арабскими инвесторами мы устанавливаем сотрудничество уже десять лет. Для нашей действительности это как для китайской сто лет. Кроме иностранных инвесторов мы рассчитываем, что рост спроса будет подстегнут снижением Центробанком процентных ставок. Огромное влияние на рынок оказывают пенсионные фонды, которые на Западе, а теперь уже у нас, являются важным классом инвесторов. ЦБ ужесточает регулирование, выталкивая пенсионные фонды в более качественные активы, в том числе в рублевые долговые бумаги, что помогает развивать как внутренний, так и внешний рынки.

— Когда вы ожидаете оживления?

— Оно происходит сейчас.

— Продление санкций не влияет?

— Продление санкций — это подтверждение статус-кво. Его могут нарушить внешние шоки, например падение цен на углеводороды, усиление геополитической напряженности и повышение ставки ФРС, что все ждут.

Рубль и евро

— Что будет с рублем, если ФРС повысит ставку?

— Само повышение ставки для валюты будет не очень значимым фактором. Рынок начнет двигать не само первое повышение, а тот фактор, какое количество раз они будут ее повышать. Внешним шоком, несомненно, станет выход Греции из зоны евро, если это произойдет. Предсказать, как именно это событие может повлиять на рынки и финансовую систему, сейчас невозможно — никто через подобное еще не проходил. Но совершенно точно, что инвесторы начнут уходить от риска, что окажет влияние на все инструменты.

— А что будет с евро, если Греция выйдет из еврозоны?

— Сначала все будут разбираться в происходящем: выход страны из состава ЕС влечет за собой появление национальной валюты у Греции, изменение источника финансирования банков, выход банков из системы ЕС и т.д. Целый ряд инвесторов потеряют возможность держать греческие бумаги. Европейские страховые компании и другие инвесторы, которые держат греческие бумаги, окажутся под ударом.

— Мне кажется, будет не так. Как Греция объявит о выходе, все кинутся продавать (или покупать), а потом будут разбираться.

— К тому моменту все, кто мог, уже совершили желаемые действия купли-продажи. Большинству же просто некому продавать. Например, крупная страховая компания, которая держит на несколько миллиардов евро греческий долг, уже сейчас не может ничего сделать с этими бумагами. В случае выхода Греции из ЕС ситуация для этой страховой компании не изменится — продать она их никому не сможет. У нее начнутся длительные переговоры с Грецией о способах погашения бумаг.

— Так что делать с евро?

— Окончательно поведение любой валюты определяется макроэкономическими индикаторами. Если экономика Европы сейчас покажет рост, будут проводиться соответствующие реформы, то валюта начнет расти. Обратите внимание, что евро так и не достиг паритета с долларом, хотя все этого ждали. Выход Греции из состава ЕС, конечно, станет негативным фактором для евро. Однако по мере того, как эта ситуация будет стабилизироваться, инвесторы начнут искать, кто будет следующий.

— Португалия?

— Допустим. Начнется давление на нее, ценные бумаги начнут падать, те банки, которые потеряли на вложениях в Грецию, сократят объемы инвестиций в Португалию. И так по нарастающей. Для слабых экономик это будет ударом. Хотя, по моему мнению, мировая финансовая система с Grexit, конечно, справится.

— [Глава ВТБ Андрей] Костин говорил, что ВТБ интересуется греческими активами. Какими именно?

— Если Греция выйдет из зоны евро, то у страны появится много интересных индустриальных возможностей для внешних инвесторов. Взаимодействие этой страны как экономического субъекта с другими странами поменяется. Греция не будет больше выдавать шенгенские визы, а после девальвации валюты произойдет всплеск туризма из России и других стран. Экономические субъекты, которые окажутся отрезаны от европейского интеграционного процесса, станут очень привлекательны для российских инвесторов. В Греции продолжится приватизация.

— А вы на что конкретно смотрите?

— Это преждевременно, мы ждем, произойдет выход или нет.

Первый зампред ВТБ Юрий Соловьев

(Фото: Олег Яковлев / РБК)

Убытки и кредиты

— Ок, давайте теперь про банк. Вы получили убыток в первом квартале, который мог бы быть больше, если бы не разовая операция переоценки ценных бумаг и валюты.

— Операции с ценными бумагами мы осуществляем каждый день, это не разовая операция. Хотя у нас было несколько неудачных периодов.

— Это не ваш основной бизнес.

— Почему? Торговля бумагами и валютой является одним и​з наших основных бизнесов.

— Разве не кредитование?

— Основными бизнес-линиями любого глобального банка является ретейл и корпоративно-инвестиционный блок. Глобальные рынки представляют собой важнейший банковский бизнес, который начинается с точек продаж на улице, где вы можете обменять сто долларов, и заканчивается хеджированием на миллиарды долларов. Валютно-процентный бизнес и торговля ценными бумагами — очень прибыльная деятельность для глобальных банков. По возврату на капитал, наверное, одна из самых прибыльных. Однако по объему, вы правы, основной деятельностью является кредитование. А инвестиционно-банковские услуги, такие как M&A, консультирование, выпуск ценных бумаг, приносят всего лишь до 20% доходов глобальным банкам. Это в основном комиссионный, то есть очень качественный, безрисковый доход.

— Но им приносит доход комиссионный бизнес, а не переоценка.

— И переоценка тоже. Глобальные банки всегда говорят, что доход приносят комиссии, но есть целый ряд инструментов, которые торгуются без комиссии. В таких случаях банк зарабатывает не на комиссионных доходах, а на спрэдах (ценовая разница между покупкой и продажей). И прибыль, полученная от таких операций, уже относится к статье валютных доходов, а не комиссионных.

— Многие наши корпорации, кстати, потеряли приличные деньги на свопах, которые им продавали вы и Сбербанк, о чем написано в отчетностях этих корпораций.

— Наши клиенты не несли большие потери. Большие потери были у тех, кто покупал барьерные опционы, мы в таких транзакциях не участвовали. Назовите мне хотя бы одну подобную сделку, в которой, по вашей информации, мы участвовали.

— «Транснефть»? «Роснефть»? «Мечел»?

— Мы не участвовали в этих сделках. Если говорить про «Мечел», то компания не справилась с обычным свопом. Еще раз повторю, мне неизвестно о тех наших клиентах, которые потеряли бы деньги на барьерных опционах.

— Вы признаете, что вы продавали такие инструменты, но не признаете, что клиенты потеряли на них деньги?

— Конечно, если наш клиент не обладает приемлемым уровнем ликвидности и пониманием сложных продуктов, то мы не предлагаем ему производные инструменты, такие как барьерный опцион. Мы очень тщательно анализируем возможности наших клиентов. Искусство банкира состоит в том, чтобы определить потенциал клиента прежде, чем предложить ему тот или иной инструмент.

В случае с валютными производными продуктами мы не предлагаем компании брать на себя валютный риск, если у нее полностью рублевая выручка и нет дохода в другой валюте. Мы называем это «неправильной стороной» для клиента и таких сделок избегаем. Например, не предлагаем их предприятиям оборонной промышленности.

— Облигации «Роснефти», для которых вы были организатором, были выпущены накануне повышения ставки ЦБ. У вас был инсайд?

— Нет, никакого инсайда не было. К моменту повышения ставки ЦБ мы уже работали над этой сделкой три или четыре месяца, и для нас было абсолютным сюрпризом повышение ставки. Более того, эта сделка не оказала влияния на курс рубля, никакой манипуляции на валютном рынке, хотя многие считали, что именно из-за нее упал рубль. Но дело в том, что ликвидность на валютный рынок не попала.

— Хорошо, давайте поговорим про Банк Москвы. Почему его розница присоединяется к ВТБ, а не к розничному ВТБ24?

— К 2018 году ВТБ должен стать универсальным банком с единой технологической платформой, как многие глобальные игроки. Сейчас Банк Москвы работает на своей платформе, и для того чтобы интеграция прошла мягко, мы первым этапом, может быть, переведем розницу Банка Москвы в ВТБ. В будущем к нам присоединится ВТБ24. Но это еще не до конца решенный вопрос. Руководство группы над ним работает.

— Почему так сильно растут акции ВТБ?

— Потому что мы хороший банк.

— Рассказывают, что вы договорились с одним из банков, который покупает акции, закладывает в РЕПО — и всем хорошо. Например, менеджменту, у которого KPI привязан к цене акции.

— У нас сейчас нет KPI, привязанного исключительно к цене акции. Действительно, по коэффициентам акции ВТБ сейчас выглядят дороже ряда других банков, но это отражает потенциал нашего развития. Для некоторых инвесторов это является и отражением нашей фундаментальной стоимости.

— Сговор отрицаете?

— Отрицаю. Он не имеет фундаментального смысла. Никто не может гарантировать, что цена акций всегда будет расти, акции ведь могут и упасть. И в этом случае покупатель должен взять на себя риск.

— Этот риск можно продать обратно вам.

— Мы должны будем отразить это в отчетности, кроме того, выкуп акций отрицательно сказывается на нашем капитале. И при такой схеме сам смысл существования акций исчезнет.

— Вы можете дать покупателю кредит или еще каким-либо образом предоставить ликвидность.

— Ликвидность не снимает рыночный риск.

— Хорошо. Как с «Мечелом» дела?

— «Мечел» погасил все просроченные обязательства, существовавшие на момент заключения предварительных договоров о реструктуризации задолженности. С одной стороны, это решение проблем между ВТБ и «Мечелом», но, с другой стороны, это не является решением всех проблем «Мечела». В какой-то момент заемщик начал вести себя не очень добросовестно, перестав обслуживать долги перед нами. После ряда юридических процедур мы договорились, что «Мечел» до 1 июля включительно выплатит нам накопившуюся с прошлого года задолженность по процентам, предоставит дополнительные гарантии и залоги по кредитам. Если это происходит, мы переносим амортизацию основных платежей на три—пять лет вперед, сохранив прежний график выплат процентных платежей. Таким образом, восстанавливается статус-кво, где есть качественный заемщик и дружественный банк. Подписание финальных договоров выполнения отлагательных условий и окончательные расчеты с компанией мы планируем завершить до конца июля.

— Газпромбанк готов пойти навстречу?

— Газпромбанк согласен, что сейчас необходимо снять накопившиеся проблемы, которые тормозят решение более глобальных вопросов и стратегическое развитие компании. «Мечел» — компания с большой фундаментальной стоимостью, но сложная юридически. Так, ее акции торгуются в Америке, то есть фактически она является американской компанией с активами в России. Российские чиновники спрашивали у нас, когда мы вели речь о гарантиях, почему российское правительство должно оказывать помощь американской компании.

— Шахтеры-то наши.

— Но компания американская.

— «Трансаэро» не обращалось к вам за кредитом?

— Мы находимся в постоянном диалоге с компанией. Недавно мы предоставили «Трансаэро» кредит на погашение рублевого выпуска, государство должно выдать гарантию на 1,5 млрд руб., за которой мы обратились. Компания уникальная, но финансовое состояние у нее сейчас сложное. Мы с этим разбираемся.

Подрядчики и банкротства

— Вы сказали на Петербургском форуме, что государство угробило подрядчиков. Что вы имели в виду?

— Сегодня почти все крупнейшие подрядчики в инфраструктурном строительстве, за исключением нескольких компаний, испытывают жесточайшую ситуацию с ликвидностью, и большая часть из них находится в процессе банкротства. По сути, их не стало как класса. Происходит это в том числе из-за законодательных особенностей. Тендерная процедура сейчас устроена как? Объявляется конкурс, банк-участник выдает гарантию, в которой прописаны сроки и бюджет проекта. После этого добросовестный подрядчик приступает к строительству, например, моста. Когда он построил уже 7/10 моста, оказывается, что смета не сходится, требуется проведение незапланированных допработ и бюджет строительства превышен.

Это может возникнуть по многим причинам, в том числе и по вине заказчика, например из-за несвоевременной выдачи разрешений на строительство, подведения инфраструктуры, предварительного освобождения площадки для начала работ. Или из-за того, что при проектировании объекта в свое время не были учтены какие-то особенности, которые вскрываются уже непосредственно в процессе строительства.

Соответственно, подрядчик по объективным и независящим от него причинам не может выполнить свои обязательства в полном объеме и в срок. В этом случае заказчик обращается в банк и просит использовать гарантию. Банк вынужден платить полную сумму до ввода объекта в строй, но при этом сам остается без залога (по закону тендеры таковы, что банк не может владеть правами на недостроенный объект), а почти готовый мост переходит к заказчику, который не платит подрядчику. Из-за этого большинство игроков индустрии испытывают серьезные сложности с оборотными средствами, многие стали банкротами. Как следствие, сектор не развивается, а банки потеряли всяческий риск-аппетит к таким сделкам.

Необходимо вносить изменения в законодательство, внедрять новые методы снижения рисков строительства, учитывающие интересы всех сторон, включая заказчиков, подрядчиков и банки.

— Как же Тимченко с Ротенбергом удалось избежать этой участи? [Геннадию Тимченко принадлежит компания «Стройтрансгаз», Аркадию Ротенбергу — «Стройгазмонтаж».]

— Во-первых, у этих компаний был очень хороший финансовый менеджмент. Например, «Мостотрест» всегда конец года заканчивал с нулевым или положительным нетто-долгом, в то время как остальные подрядчики имели задолженность.

— Только ли финансовый гений — причина их удивительной устойчивости?

— Во-вторых, эти компании выполняли свои конкурсные обязательства в срок и в рамках бюджета. Но в индустрии сейчас сложилась такая ситуация, что игроков практически не осталось. Буквально несколько компаний в хорошем финансовом состоянии не смогут удовлетворить строительные потребности России.