Глава «Открытия» — РБК: «Укрепление рубля могут остановить лишь санкции»
О закрытии отделений и плохих долгах
В каких отраслях больше всего проблем
Оценка реакции правительства на кризис
Как низкие ставки меняют поведение населения
Сколько клиентов отсекли от кредитов
— Как банк пережил первую и переживает вторую волну пандемии? Во сколько можно оценить потери и верно ли мнение многих аналитиков и банкиров, что негативные эффекты от коронавируса начинают проявляться только сейчас?
— Осенью мы работаем совсем иначе, чем в марте, апреле, мае. Прежде всего гораздо выше клиентская активность. Все операции — платежи, депозиты, кредитование, в том числе розничное — у нас превышают уровни февраля—марта. Конечно, в апреле—мае рынок стоял, было впечатляющее падение клиентской активности. А сейчас, хотя случаев заболевания во многих регионах больше, чем весной, клиентская активность гораздо выше.
Если в апреле у нас в головном офисе работали 10% сотрудников — остальные на удаленке, то в октябре—ноябре — треть в смену. Сеть отделений — это около 600 точек продаж по всей стране — как весной, так и сейчас работает в полную силу. Мы несколько подрезали сетку в этом году — сократили несколько десятков офисов. Это плановое движение связано прежде всего с цифровизацией всего бизнеса, а не с пандемией.
Итоговые потери никто пока не берется подсчитать, в том числе и я. Но мы уже знаем, что во втором квартале из-за сниженного клиентского потока банк потерял примерно треть планового комиссионного дохода, потому что люди не приходили в офисы, не покупали банковские продукты, не совершали конверсии (обмен валюты. — РБК). В третьем квартале доход еще не полностью, но восстановился. В четвертом, я думаю, он будет выше запланированного.
Мы создали суммарный кредитный портфель банка — сейчас он составляет порядка 1,75 трлн руб. — 20 млрд руб. дополнительных резервов. Но я не считаю это потерей, это необходимая мера. Сколько из них окажутся реальными потерями, мы узнаем только к концу первого квартала следующего года.
Михаил Задорнов родился в Москве в 1963 году. Получил диплом экономиста в Московском институте народного хозяйства им. Г.В. Плеханова. В начале 1990-х участвовал в разработке программы «500 дней» под руководством Григория Явлинского, с 1997 по 1999 год был министром финансов, несколько раз избирался в Госдуму от партии «Яблоко».
В 2005 году Задорнов возглавил банк ВТБ24, который специализировался на розничном сегменте. В 2018 году банк был присоединен к ВТБ, а Задорнов возглавил банк «Открытие», который ЦБ санировал в 2017 году, а в дальнейшем присоединил к нему Бинбанк, также взятый на оздоровление.
— Закрытие офисов, о котором вы сказали, не сыграет против вас, когда закончится пандемия? Не придется заново их открывать?
— Не придется. Исторически у нас очень большая сеть. Мы выбираем самые лучшие локации, перевозим офисы. За два с половиной года обновили примерно 120 точек продаж. В основном это новые флагманские офисы в городах. Мы достаточно инвестируем в сеть — по 3–3,5 млрд руб. в год, но одновременно с модернизацией часть неэффективных, дублирующих друг друга точек закрывается. Уверен, что тенденция по сокращению физического присутствия офисов характерна для многих стран. Она продолжится в России и после пандемии.
— Аналитики рейтинговых агентств прогнозируют, что кредиты третьей стадии, самые проблемные, вырастут в два раза от уровня 2019 года. Это правдоподобный прогноз? У «Открытия» как обстоят дела?
— Во-первых, «Открытие» значительно и в лучшую сторону отличается от других банков. У нас абсолютно свежий портфель («Открытие» передало в ходе санации основную часть проблемных кредитов в специально созданный банк непрофильных активов на базе «Траста». — РБК). Корпоративный портфель сейчас составляет примерно 1 трлн руб., портфель малого бизнеса на конец года будет насчитывать 150 млрд руб. Наше преимущество в том, что мы, как стартап, портфель сформировали в основном в 2019–2020 годах. И я постучу по дереву (стучит по столу. — РБК), но у нас нет ни одного проблемного нового заемщика в корпоративном портфеле за последние полгода. Более того, мы даже распустили резервы по целому ряду кредитов, которые были либо погашены полностью, либо мы их реструктурировали. Мы сознательно не шли в целый ряд отраслей, которые считали потенциально проблемными в нынешней стадии развития российской экономики.
— Тут же не угадаешь.
— Уже есть определенное понимание, где есть и будет прибыль в экономике, а где есть проблемы. В портфеле малого и среднего бизнеса у нас реструктурировано примерно 20%. В этой части весь рынок и мы в том числе увидим, что будет с этим портфелем, только к окончанию всех ограничительных мер. Думаю, это конец первого квартала [2021 года] или апрель. Вот тогда, по нашим подсчетам, пройдет основная волна уже не самого вируса, а ограничений, с ним связанных, и предприятия смогут нормально работать, банки и так работу не прекращали. Тогда мы и увидим реальные потери.
Я еще весной говорил, что не надо преувеличивать возможный удар по банковской системе. И сейчас не стал бы его преувеличивать. Безусловно, есть проблемы в отдельных секторах, но малый и средний бизнес — гибкий и живучий. Его и налогами пытаются давить, и государство его зажимает, и локдаун объявляют... Но поскольку он удовлетворяет базовые потребности людей и предприятий, он все равно выживет. И мы стараемся ему всячески помогать. Сейчас, к сожалению, бизнес и всех нас накрыла новая волна вируса, и мы идем для многих клиентов на повторную реструктуризацию. Потому что видим обороты по их счетам и понимаем, что ситуация неопределенности сохраняется.
Кстати говоря, резко выросли остатки на счетах, в том числе у малого и среднего бизнеса (МСБ). У многих, если мы возьмем в целом по сегменту, я не говорю про все сферы, растут запасы. То есть в этой ситуации неопределенности МСБ не может вкладывать средства и развивать бизнес, поскольку нет понимания спроса.
— В корпоративном портфеле у вас нет крупных реструктуризаций?
— У нас есть две-три реструктуризации, но они идут с понятной финансовой моделью и даже позволяют нам высвободить часть резервов. Это достаточно сложные случаи, унаследованные нами из прошлого. Корпоративный портфель живет очень неплохо. И повторю еще раз: я бы не преувеличивал проблемы банковского сектора. Безусловно, потери будут. Они сосредоточены исключительно в тех отраслях, которые практически не работают: авиационная отрасль, лизинг транспортных средств, гостиничный сектор, индустрия развлечений. Крупных клиентов в этих отраслях у нас не так много.
— Вы сказали, что понимали, какие отрасли столкнутся с проблемами. Проблемы в каких отраслях для вас стали сюрпризом?
— Когда в 2018 году мы лишь начали строить свой корпоративный бизнес в «Открытии», поскольку для «Открытия» [после санации] он строился заново, сразу выбрали для себя сначала десять, потом 12 отраслей, в успешность которых верим. Верим, что они будут быстро расти и будут прибыльными. А с некоторыми отраслями мы в принципе решили не работать.
Все, что связано с туризмом, ресторанным бизнесом, индустрией развлечений, вся HoReCa, конечно, стало сюрпризом. Никто не ожидал до пандемии, что в этих быстрорастущих отраслях будут серьезные проблемы. Или, например, фитнес-индустрия, которая активно развивалась до пандемии. У «Открытия» много таких партнеров в регионах, и мы видим, что они испытали тяжелый удар.
— Вы, по сути, отказались от кредитования этих отраслей?
— Не совсем так. Избирательно мы клиентов этих отраслей кредитовали. Пандемия рано или поздно закончится, люди будут вновь отдыхать, путешествовать, ходить в рестораны и кафе. Российский рынок до сих пор испытывает нехватку сервисных услуг, он все равно будет активно развиваться.
Когда мы говорим об отраслях, которые, скажем так, бесперспективны, я могу привести в пример конкретную область с огромными инвестициями. Это нефтепереработка, которая в силу налогового маневра стала просто неинтересной для инвестирования в целом не только банкам, но и собственникам. И еще есть целый ряд отраслей, которые на данном этапе имеют большие избыточные мощности — производство труб и так далее, не буду перечислять все.
А есть отрасли, например жилищное строительство вместе с ипотекой, переработка сельхозпродукции, которые в этой ситуации просто обречены на рост. И там есть добавочная стоимость, в создании которой банки — и мы тоже — хотят поучаствовать и получить свою толику бенефита.
— В прошлом году вы сказали, что повышение НДС с 18 до 20% — это ошибка. Сейчас были ли допущены какие-то ошибки при реакции власти на кризис, связанный с распространением коронавируса? Какие? Можно ли ими считать повышение налоговой нагрузки?
— Поскольку правительство было только сформировано (кабинет формировался в январе 2020 года. — РБК) и предпринимало действия в ситуации действительно чрезвычайной, я думаю, какого-то 100-процентного результата, идеальной схемы ожидать было сложно. Тем не менее снижение ВВП в России будет в пределах 5% совершенно точно — против 8–10% в европейских странах. И где-то в полтора раза в сравнении с Россией хуже ситуация в США. Если взять даже центральноевропейские страны, которые ближе к нам по уровню развития, везде падение ВВП более серьезное.
Думаю, что экстренные меры были с точки зрения объема затрат и результата достаточно эффективными. В отличие от многих экономистов я считаю, что Россия не могла заниматься прямой раздачей денег, как предприятиям, так и людям, в силу уровня жизни и места нашей финансовой системы в мировой экономике. Мы не обладаем резервной валютой и не можем идти на такие же меры. И хотя [в России] эта поддержка была достаточно скромной, она оказалась весьма эффективной. Правительство все же пошло на прямую раздачу денег — это увеличение вдвое пособия по безработице, прямые выплаты семьям с детьми: правда, тоже по несколько нерациональной схеме, когда эти выплаты получали и люди со скромными доходами, и очень обеспеченные семьи.
— А кто должен получать помощь?
— Безусловно, любая социальная помощь должна оказываться прежде всего нуждающимся. «Многодетные миллионеры» также получают по несколько десятков тысяч в виде разовых выплат, хотя, признаем честно, совсем не нуждаются в поддержке государства.
Я думаю, что прямой вклад мер правительства в сохранение ВВП составляет где-то полтора-два процентных пункта с точки зрения замедления падения. Конечно, что-то было сделано не на 100% эффективно. Но если сравнить экономическую политику российского правительства и целого ряда других стран, мы очень неплохо выглядим на их фоне.
— Повышение налоговой нагрузки не скажется потом негативно? Может, эти меры стоит приостановить после окончания острой фазы пандемии?
— Знаете, что в этой ситуации негативного… После президентских выборов 2018 года было четко сказано, что на следующий политический цикл налоги не повышаются. Когда НДС был повышен, также сказали: «Больше мы ничего делать не будем». Эти шаги верны с точки зрения социальной справедливости, но они подрывают доверие общества к заявлениям правительства о том, что налоговая система останется неизменной. Речь [идет] не только про прогрессивную шкалу — это и дополнительное налогообложение добывающих отраслей, и изменение схемы НДПИ (налог на добычу полезных ископаемых. — РБК). Для многих это четкий сигнал: ты не можешь надолго и устойчиво планировать свой бизнес, поскольку изменения будут достаточно серьезными.
Я думаю, что возвращение России к прогрессивной шкале налогообложения неизбежно. Но это нужно делать лишь тогда, когда мы, налогоплательщики, будем четко понимать, на что государство, и лучше все-таки не на федеральном уровне, а на муниципальном и региональном, собирается потратить наши деньги. В какой форме? Пока ощущение, что государство как не самый эффективный расходователь денег в жизни каждого из нас присутствует. Мы видим массу примеров, это подтверждающих. И поэтому сейчас, несмотря на всю кризисную ситуацию, в моем понимании не было серьезной потребности поднимать налоги.
— Ждать ли нам еще одного скачка рубля до конца года? И как рубль поведет себя в следующем году?
— Уверен, до конца года рубль будет только укрепляться. И то, что мы видим сегодня, не пределы его укрепления. Фундаментально при цене на нефть $40–50 и дефиците бюджета 3,5–4% все определяется только движением по счету капитала. Сейчас ситуация объясняется исключительно притоком капитала на российский рынок. За последний месяц мы видим большой приток иностранных инвесторов на рынок ОФЗ, на рынок облигаций и акций в России. Мы видим рост российского фондового рынка и укрепление рубля, то есть иностранцы вернулись к carry trade (заработку на разнице ставок в экономиках. — РБК) из-за серьезного долларового дохода.
Укрепление рубля может остановить только одно — санкционные риски, о которых так много сейчас говорят. Но правила американской политической жизни, которых история с Дональдом Трампом вовсе не отменяет, говорят о том, что по-настоящему конгресс начнет работать только в мае-июне. Первые серьезные решения в виде законов появятся к этому времени. Поэтому в ближайшие месяцы на тему санкций США будет много спекуляций, но вряд ли какая-то последовательная, сформированная и воплощенная в законах линия.
— У вас есть ожидания насчет этих серьезных решений? Или рынок уже заложил настолько апокалиптический сценарий, что...
— Нет, рынок не заложил катастрофический сценарий. Если бы он был, то отток капитала продолжался бы. А отток капитала из России в этом году будет достаточно умеренным. А по-настоящему, думаю, никто не знает. Сейчас есть только как бы контуры политики администрации США. И Россия в них, к счастью, занимает далеко не первое место.
— Какие варианты могут привести к реальному стрессу в банковском секторе? Например, санкции против строительства «Северного потока», наверное, нет, а отключение от системы SWIFT?
— Думаю, что история с санкциями против «Северного потока» сейчас уже завершилась. Уже принят оборонный бюджет в США.
Абсолютно не верю в какие-то прямые действия демократической администрации США против финансовых институтов. Поскольку всю эту историю прошли еще при администрации Барака Обамы. И все пределы возможных санкций именно против системных финансовых институтов применительно к России пройдены. Вообще мне хочется верить (может быть, это чрезмерно оптимистично), что каких-то новых серьезных санкций без новых поводов не будет. И для российской экономики есть все шансы нормально восстанавливаться и начиная со второго квартала воспользоваться отложенным спросом.
— Насколько долго экономика может жить при мягкой денежно-кредитной политике, когда уровень ключевой ставки практически совпадает с уровнем инфляции? Может ли ЦБ когда-нибудь вернуться к повышению ставки?
— Я думаю, что повышение ставки ЦБ мы долго не увидим, оно означало бы перелом тренда на снижение и дало бы негативный сигнал всем экономическим агентам. Поэтому ЦБ может держать паузу с точки зрения дальнейшего снижения ставки — уверен, она еще может снизиться — и не один, а пару раз. Вот здесь ЦБ будет, наверное, ждать прохождения каких-то событий политического риска.
Сейчас инфляция выросла, но к середине следующего года, думаю, она заметно снизится. И здесь как раз ЦБ не будет давать сигналы к повышению ставки. Не исключаю, что нам предстоит, может быть, два-три года жизни при довольно низких для России ставках. И это новая реальность, которая изменит поведение не только инвесторов, но и населения, и банков.
Мы уже видим последствия этого изменения. Например, в почти полной остановке прироста средств населения на счетах в банках и массовом переводе средств на фондовый рынок — в акции и облигации. Я могу привести пример двух десятков стран, сопоставимых с нами по уровню жизни, когда после дезинфляционного шока — резкого снижения инфляции — начался переток на фондовый рынок. Это естественно и закономерно.
Во-вторых, меняется подход к окупаемости, в том числе инвестиций, поскольку при таком уровне инфляции сроки окупаемости, например, проектов в обрабатывающей промышленности, машиностроении становятся вполне доступными. То, что мы наблюдаем на рынке ипотеки, тоже видят все. Это только первые проявления жизни при достаточно низких ставках, но мы увидим еще не одно такое серьезное изменение ситуации. И это скорее плюс. Пандемия лишь отодвигает осознание этих изменений, но они очень стремительны.
— С учетом перетока средств населения, в том числе с депозитов, на фондовый рынок могут ли банки начать поднимать ставки по вкладам, чтобы часть людей вернуть?
— Нет. Мы не можем это делать, поскольку тогда будем работать себе в убыток. К сожалению, низкая инфляция — это в том числе низкие ставки по вкладам. К этому придется привыкать и нам, как уже давно привыкли европейцы или американцы.
Но население себя ведет очень рационально. Если вернемся в начало 2019 года, то было 30 трлн руб. сбережений населения в банках. Из них только 7 трлн руб. на накопительных и текущих счетах. Сейчас средства населения чуть подросли — до 32 трлн руб. на конец октября, но на срочных вкладах осталось уже 22 трлн руб. и 10 трлн руб. — это текущие счета. То есть в основном валюта и значительная часть рублей уже не на срочных вкладах, а на текущих. К концу года где-то 6,5–7 трлн руб. будет в различных инвестиционных продуктах на брокерских счетах, в ПИФах, еще 1 трлн руб. перейдет в страховые продукты. И бум на рынке недвижимости связан не только с ипотекой, но и с тем, что люди, видя, что недвижимость растет от месяца к месяцу, значительную часть своих инвестиций направили на покупку жилья с инвестиционной целью.
— Удалось ли вам выполнить ваши KPI на 2020 год? Что-то не получилось из-за пандемии — и что именно? Как-то меняли показатели на 2021 год в связи с экономической ситуацией?
— У нас еще практически целый месяц для выполнения KPI, и как всегда, декабрь для банков — месяц ударный. Мы не дотянули объемы кредитного портфеля до тех параметров, которые закладывали и в стратегии, и в планах на 2020 год. Произошло это в силу того, что во втором и третьем кварталах на рынке была совсем не та ситуация, которую мы ожидали. Мы догоняем остальных игроков. У нас рост кредитного портфеля в прошлом году был 50%, в этом году будет больше 30, может, 35%. Но это все равно медленнее, чем мы хотели расти в 2020 году. Может, и хорошо, что мы не нарастили кредитный портфель, который стал бы в этой ситуации частично проблемным.
С точки зрения прибыли за три года, думаю, если банк нормально пройдет декабрь, мы даже превысим ориентиры не отдельного 2020 года, а всех трех лет нашей стратегии, 2018–2020 годов.
В запуске продуктов мы реализовали практически все свои ориентиры. Кое-что не сделали из-за технологических доработок. Но мы сейчас проработали стратегию на следующие три года (она еще не утверждена набсоветом), и то, что мы не доделали, завершим в 2021 году.
— Какая часть доходов банка приходится на ипотеку? И как вы оцениваете льготную программу? Не может ли она привести, как опасаются, к созданию пузыря на рынке, разогнав цены на недвижимость?
— Наш ипотечный портфель к концу года будет около 270 млрд руб. Более того, «Открытие» — один из крупнейших кредиторов-застройщиков на рынке. При таком портфеле примерно одну седьмую процентного дохода мы зарабатываем именно на ипотеке. Плюс хороший бизнес с застройщиками. Что греха таить, это сейчас формирующийся, вполне себе маржинальный для банков бизнес.
Боюсь ли я какого-то бума на рынке? Честно — нет. Поскольку если мы сейчас выдаем кредит, а стоимость жилья растет, соотношение кредита к стоимости самой квартиры с каждым месяцем становится все меньше. Даже если человек не заплатит, мы заберем этот залог. Но ипотечные заемщики традиционно очень аккуратно платят по кредитам. У нас просрочка не превышает 0,5% от всего портфеля. Мы не видим какого-то драматичного ее роста в ипотечном портфеле. По стране она в целом больше.
Я понимаю, чего еще боится Центральный банк. Он боится, что субсидия на удешевление ставки будет съедена стоимостью квадратного метра. То есть что все эти меры господдержки фактически уйдут в конечном счете в пользу застройщиков. Правда, те, кто взял ипотеку в этом году, все равно выиграли, потому что цены еще не так [сильно] выросли. Дальше может быть с этим проблема.
— Когда закончится льготная программа, может ли возникнуть стресс на рынке?
— Он неизбежно возникнет. Средняя ставка по ипотеке поднимется. Разумеется, это будет в моменте для рынка некоторый стресс. Но я бы его не переоценивал, поскольку это не первая и не последняя госпрограмма поддержки ипотеки.
— Еще до пандемии ЦБ беспокоил сегмент розничного кредитования, и он стимулировал замедление роста выдач, в том числе за счет расчета предельной долговой нагрузки клиентов. Сейчас рост замедлился. Это произошло благодаря мерам ЦБ или благодаря внешнему стрессу из-за пандемии? И насколько долго продлится эта ситуация?
— Рост необеспеченных кредитов населению замедлился: год-полтора назад он доходил до 18–20%, даже до 23%. Сейчас это порядка 8–9%.
— Оставшиеся — хорошие заемщики?
— Я хочу сказать, что все равно рост этого портфеля продолжается. Потребительские кредиты остановились как раз в первые два месяца пандемии, потому что банки резко, и мы в том числе, зажали требования к заемщикам. Мы, например, отрезали примерно 30% входящего потока по тем или иным критериям. Но посмотрев на ситуацию и поняв реальное положение дел с доходами граждан, мы уже в июне ослабили эти ограничения. И сейчас по сравнению с периодом до пандемии, наверное, 15–17% потока отсекаем дополнительными требованиями.
Раньше говорили: почему при сокращении доходов населения есть спрос на кредиты? Это как раз естественно. Это способ поддержания жизненного стандарта: допустим, человек квартиру купил, затем ее надо отремонтировать. И даже если ты ее ремонтируешь, хочется в отпуск съездить или что-то ребенку к школе купить.
Я-то считаю, что ЦБ надо требования к резервированию потребительских кредитов постепенно ослаблять. Потому что когда темп роста спроса на кредит наличными в пределах 10%, то ограничивать его странно. Тем более когда люди за границу не очень-то ездят.
— Этой осенью «Открытие» и «Траст» подали сразу несколько исков к бывшим владельцам санированных Рост банка и Бинбанка. Общая сумма требований — рекордная для нашей банковской системы, около 700 млрд руб. Закончилось ли на этом оформление претензий к бывшим собственникам этих банков?
— В основном да. Это касается не только владельцев и менеджеров Бинбанка. Сейчас «Траст» подал иск уже на Кипре и арестовал активы братьев Ананьевых, [бывших] владельцев другого банка, который пережил санацию, — Промсвязьбанка. Точно такие же имущественные иски в России и в США поданы против Вадима Беляева как мажоритарного экс-владельца «Открытия» и владельца «Открытие Холдинга». С точки зрения исков по процедуре банкротства это все. Есть отдельные сделки, которые мы по результатам финансового расследования оспариваем в судах. И там уже добиваемся либо разворота сделок, либо возврата имущества.
Отдельные судебные процессы будут идти, причем не только в российской юрисдикции. Мы ищем места реальных финансовых интересов бывших акционеров — это и Европа, и Соединенные Штаты. И предъявляем там иски — не чтобы просто отчитаться, нас интересует реальный возврат активов. Там, где есть деньги, мы стараемся заморозить эти активы и через судебные решения их вернуть в страну.
«Открытие» и принадлежащий ему банк непрофильных активов «Траст» ведут споры с бывшими собственниками активов, которые отошли к ним после санации. Среди основных претензий банков — требования к бывшему акционеру «Открытия» Вадиму Беляеву, бывшему совладельцу Бинбанка Микаилу Шишханову, экс-бенефициарам Промсвязьбанка Алексею и Дмитрию Ананьевым, основателю O1 Group Борису Минцу, бывшему владельцу «Росгосстраха» Данилу Хачатурову.
— Осенью же банк заключил соглашение с группой «Сафмар» и ее владельцем Михаилом Гуцериевым. Можете назвать сумму соглашения?
— Назовем все суммы тогда, когда будут соответствующие судебные решения. Мы договорились об определенном порядке урегулирования претензий, которые именно по закону о банкротстве предъявил к бывшим акционерам Бинбанка Центральный банк. Эти договоренности должны быть зафиксированы российским судом.
— Есть ли у вас понимание, сможете ли вы найти активы Вадима Беляева за рубежом и какие?
— Безусловно. Судебные процедуры в Англии, США настолько дороги, что их имеет смысл вести, только если уверен, что получишь реальный актив. И я отмечу, что у «Траста» есть уже успешный опыт не просто ареста, а возврата активов предыдущих собственников самого банка «Траст» — Юрова, Беляева, Фетисова. Я думаю, в начале [2021] года будет оглашено решение Лондонского суда по делу против бывших владельцев О1 Бориса Минца и его сыновей.
Иногда нас спрашивают, почему это делается лишь сейчас? Потому что, чтобы получить всю доказательную базу, провести предварительные переговоры и реально добиваться возврата активов в суде, требовалась длительная непростая работа. Мы ее проводили последовательно по каждому из банков, по каждому из бывших собственников и совладельцев.
— Обычно такие процессы сопровождаются возбуждением уголовных дел или подачей заявлений.
— Не всегда. Мы, напротив, стремимся минимизировать эту составляющую. Но порой приходится и по этому пути идти, когда есть явные признаки нарушения закона.
— В случае Беляева обращались ли «Траст» или «Открытие» в правоохранительные органы с заявлениями о возбуждении дела?
— Нет. Не было такого.
— Иск к Данилу Хачатурову по сравнению, например, с исками к «Открытие Холдингу» содержит меньше конкретных формулировок. Есть ли у вас факты в подтверждение ваших подозрений?
— Мы абсолютно уверены во всем. Я сейчас не могу раскрывать это публично, но под нашим иском лежит существующая доказательная база со всеми схемами фактического вывода Данилом Хачатуровым денег с баланса «Росгосстраха». И как только суд начнет в Калифорнии, в месте жизненных интересов Данила Хачатурова, рассматривать иск по существу, все увидят основу этого иска.
— А сам факт, что дело, по сути, не касается американской юрисдикции и просто рассматривается там из-за местонахождения Хачатурова, может стать препятствием для рассмотрения судом?
— Не из-за местонахождения. Это именно, подчеркну, место жизненных интересов. Хачатуров приобрел там недвижимость за $35 млн, это доказано в суде. Он имеет там активы, и мы понимаем какие.
Мы продолжаем целый ряд исков и в России. Их ведет «Росгосстрах» против, например, компании «Капитал Лайф» за неправомерное использование товарных знаков. Есть вывод активов летом 2017 года из «Росгосстраха» — это российская сторона судебных процессов. Но нам как в России, так и в США нужен возврат именно денег, а не только общественное порицание бывших собственников, которые не просто довели компанию до банкротства, но еще и перед самой этой процедурой вывели с баланса деньги. Если это место жизненных интересов Хачатурова (Калифорния. — РБК), то там мы и можем получить возврат средств.
— ФАС решила оспорить сделку по покупке «дочкой» «Открытие Холдинга», компанией «Открытие Промышленные инвестиции», алмазодобытчика «АГД-Даймондс». Правильно ли разворачивать такие крупные проекты, приобретенные на кредитные средства, спустя три года?
— Основной мотив ФАС в том, что, подавая заявление на покупку, владельцы «ОпИн» и «Открытие Холдинга» скрыли реальный состав граждан России и нерезидентов в своих акционерах — больше половины акционеров фактически обладали иностранным гражданством. Они просто дезинформировали правительственную комиссию по иностранным инвестициям.
Есть и второе обстоятельство, которое, как правило, та сторона замалчивает. Если говорить по-простому, то помимо кредита ВТБ на покупку АГД было выделено еще $450 млн самим «Открытие Холдингом», который де-факто стал банкротом через некоторое время. Это та же самая схема, когда на покупку актива, а мы уверены, что цена приобретения была завышена в разы, фактически выделяет деньги предприятие-банкрот, а потом оно банкротится. Кто возместил эти $450 млн? Государство при санации всей группы. Ключевой вопрос в том, должно ли государство закрывать потери, которые были сознательно понесены владельцами «Открытия Холдинга» в рамках этой сделки. Именно с этим связан иск ФАС.
— Банк «Открытие» по-прежнему готовится к продаже. Какие у вас планы на реализацию непрофильных активов? В первую очередь интересует оставшийся у вас пакет банка ВТБ. Будет ли с ним реализована такая же схема, как с большей частью пакета? Почему их вообще решили разделить?
— Я не стал бы сейчас комментировать ситуацию с акциями ВТБ или какими-то другими активами до самих сделок, поскольку это рыночный торгуемый актив и что-то говорить нужно только тогда, когда фактически сделки произошли. Пока есть только предварительное решение.
Если мы возвращаемся к приватизации самого «Открытия» как банка и группы, то подтверждаем ориентир — середина 2022 года — на продажу первого пакета. Каким он будет, 20 или 25%, подскажут инвестиционные консультанты.
— Вместе с пакетом акций ВТБ еще какие-то компании будут выкуплены «Трастом»?
— Вполне возможно. Они практически все торгуемые — давайте подождем самого факта сделок. Но вы правы в том, что часть активов, которые пока находятся на балансе «Открытия», могут перейти в ближайшее время на «Траст».
— Связаны ли сложности с приватизацией еще и с тем, что банк владеет пенсионным фондом, страховой компанией? Инвесторы, может быть, хотели бы купить банк, но не всегда хотят купить НПФ и страховщика вместе с ним.
— Никаких сложностей не вижу. Мы с самого начала говорили, что за три года фактически реально создаем бизнес, потому что сказать, что на балансе «Открытия» или Бинбанка был бизнес, который приносит прибыль и привлекателен для инвесторов, невозможно. Если по итогам 2019–2020 годов у нас отдача на капитал в группе будет на уровне среднероссийских значений для банковского сектора, мы сможем показать этот результат. Он очень привлекателен для инвесторов. Инвестбанки помогут организовать на рынке продажу этих активов. Но отмечу, что и НПФ, и «Росгосстрах» также прибыльны.
Тематический проект о российской винодельческой культуре, вине и спиртных напитках
