Антон Силуанов — РБК: «Конъюнктура меняется в пользу наших компаний»

Министр финансов Антон Силуанов   (Фото: Олег Яковлев / РБК)

«Главный вызов для нас — это снижение дефицита бюджета»

— Вы на форуме сообщили, что у Минфина есть амбициозная задача максимально сократить дефицит бюджета, снизить его менее чем до 1% ВВП. Как это сделать?

— Президент, выступая на Петербургском форуме, говорил, что надо обеспечить макроэкономическую стабильность. За этими общими фразами стоит вопрос дефицита бюджета. Большой дефицит является показателем неустойчивости бюджетной конструкции. Почему? Когда у нас были накоплены достаточно большие резервы, источником финансирования служил Резервный фонд. Вопрос для инвесторов: что будет дальше, как страна будет финансировать дефицит? Агрессивными объемными заимствованиями на внутреннем рынке или повышением налогов? А что такое большие заимствования на рынке? Это давление на рынок и повышение ставок в экономике. Тогда о снижении процентных ставок по кредитам, о снижении инфляции даже говорить не приходится. Поэтому сейчас снижение дефицита бюджета — ключевая задача. Если мы в этом году потратим больше 2 трлн руб. из резервных фондов на финансирование дефицита, то в следующем году у нас уже такой возможности не будет. Мы должны сохранить подушку безопасности, мы не можем за год потратить все наши резервы. Иначе наша финансовая и бюджетная политика будет уязвимой.

— Согласно отчетности Минфина, на 1 июня в Резервном фонде оставалось 2,5 трлн руб.

— Около того. Поэтому в следующем году нам нужно будет больше выходить на рынок. Если в этом году у нас чистый объем заимствований на внутреннем рынке составит около 300 млрд руб., то в следующем он может увеличиться до 1 трлн руб. и более. Как это повлияет на рынок? Не придется ли нам для более агрессивного участия на рынке переходить к краткосрочным заимствованиям? Не всякие банки при таких больших заимствованиях будут готовы вкладывать в 10–15-летние облигации государства. Они скажут: «С учетом нашего капитала и рисков для нас предпочтительнее короткие бумаги». Риск скатиться к ГКО — как это было некоторое время назад — является одним из ключевых рисков, поэтому мы говорим о необходимости снижения дефицита бюджета. С учетом сокращения возможностей по резервам профинансировать такой большой (хоть и 3% ВВП) дефицит бюджета за счет привлечения внутренних заимствований — это большой риск. Кроме того, заимствования все еще дорогие. Сейчас доходность по нашим облигациям составляет около 9%. Это не 0,1–0,2%, как на Западе. Говорят: «Подумаешь, большие объемы дефицитов. Давайте в России делать то же самое. Почему вы не можете помочь экономике, увеличить расходы, увеличив дефицит бюджета?» В том числе потому, что у нас долг дорогой. Если мы займем 100 руб., 9 руб. в следующем году нужно будет предусмотреть в расходах. В условиях, когда доходы снижаются, и в условиях больших заимствований мы будем вынуждены все другие расходы сокращать в пользу процентных. Соответственно, маневренность бюджета резко сокращается. Но самое главное: надо снижать дефицит бюджета как источник финансовой нестабильности. Сегодня мы слышали: «Давайте больше расходов из бюджета направим на инвестиции, увеличим дефицит — ничего страшного». Не надо так поступать, потому что инвестиции, в которых нуждается наша экономика, — это негосударственные инвестиции. А чтобы были инвестиции частного сектора, необходимые для роста, нам нужна стабильность макроэкономической ситуации. Так что Минфин в данном случае преследует общеэкономическую задачу — выступает за обеспечение экономического роста через сбалансированность бюджетной политики, стабильность бюджетных правил.

«Подушка безопасности должна остаться»

— Звучат идеи о том, что для покрытия дефицита бюджета могут использоваться средства Фонда национального благосостояния. Возникает некоторый диссонанс: все привыкли считать, что ФНБ тратится на инфраструктурные проекты, поддержку экономики и вообще эти средства — возвратные. Если они действительно будут задействованы для покрытия дефицита, не придется ли менять правила использования ФНБ?

— Средства ФНБ и Резервного фонда — ресурсы, которые создавались за счет избыточных нефтегазовых доходов. Я помню, Минфин ругали за то, что он все «складывает в кубышку». Сейчас те критики, наверное, переоценили свои высказывания. Благодаря тому что мы вкладывали нефтегазовые доходы в бумаги иностранных государств — пусть низкодоходные, но ликвидные, — мы тем самым сберегли доходы, которые получали. Во-первых, в связи с изменениями обменного курса в рублях мы получили значительно больше, чем если бы вкладывались в рублевые инструменты. Во-вторых, из рублевых инструментов надо еще выйти. Если нам понадобятся средства ФНБ, мы не сможем выйти из рублевых проектов, в которые вложили средства. Это инфраструктурные проекты, они принесут отдачу только через несколько лет, и это вложения длинные. То есть вложения в иностранные высоколиквидные активы были абсолютно правильным решением. Так поступают другие страны, которые зависят от конъюнктуры и полученные сверхдоходы направляют в такие же активы. Что касается ФНБ, до 60% его средств мы можем вкладывать в инфраструктурные проекты. Оставшаяся часть — это средства, которые могут быть использованы, как и Резервный фонд, для финансирования несбалансированности бюджета. На следующий год у нас по бюджетному плану останется около 1 трлн руб. средств Резервного фонда, и если нам потребуется дополнительно привлекать ресурсы из наших резервов, я не вижу каких-либо рисков, если мы часть средств, оставшихся от ФНБ, не задействованных для проектов, используем для финансирования дефицита бюджета. Но повторюсь, что подушка безопасности, которая будет храниться в высоколиквидных активах, должна остаться, потому что это устойчивость нашей финансовой и бюджетной системы.

— Какая часть фонда может быть использована? Есть ли потолок, который может быть установлен для использования средств ФНБ на покрытие дефицита бюджета?

— Я думаю, что нужно ориентироваться на объем от 1 трлн до 2 трлн руб. У нас должен быть запас высоколиквидных активов. В следующем году, как и в этом, мы будем говорить о получении приватизационных денег и их использовании для финансирования дефицита бюджета. Тем самым, с одной стороны, мы сокращаем долю государства и привлекаем частный бизнес к управлению нашими компаниями, с другой — получаем источники для финансирования дефицита бюджета (эти деньги идут не в доходную часть, а в источники). Поэтому общий объем остатка средств наших суверенных фондов будет зависеть в том числе от политики по приватизации, которая будет осуществляться в следующем году. Сейчас мы будем готовить предложения с учетом параметров бюджета, которые рассмотрит правительство.

«Слава богу, конъюнктура меняется в пользу стоимости наших компаний»

— В начале года озвучивались такие цифры: бюджет получит от приватизации примерно 800 млрд — 1 трлн руб. Сейчас июнь, цены меняются, конъюнктура рынка меняется, а к приватизации пока особо не приступили. Пересмотрены ли показатели в денежном выражении?

— Слава богу, конъюнктура меняется в пользу стоимости наших компаний, цены растут.

— Но она не меняется в пользу наличия покупателей.

— Это же не быстрая процедура. Отобраны специальные компании, которые занимаются подбором инвесторов и будут осуществлять продажу пакетов наших акций. Все решения, которые были приняты в начале года правительством РФ о приватизации, сохраняются. Первую продажу — 10,9-процентный пакет АЛРОСА — мы увидим уже летом. По остальным более крупным сделкам результат мы должны увидеть осенью. Министерство экономического развития докладывает, что в правительстве дела идут полным ходом.

— То есть ориентир по доходам от приватизации пока не пересматривается в сторону понижения или повышения?

— Мы определили пакет, который будет продаваться. Если он будет продан по более высокой цене, значит, мы в этом году потратим меньше резервов, сэкономим резервные средства.

— Как вы оцениваете шансы продажи пакетов всех пяти активов, которые назывались ранее («Башнефть», «Роснефть», ВТБ, АЛРОСА, «Совкомфлот»)?

— Это задача правительства, которая была поставлена перед нашими коллегами из Росимущества, Минэкономразвития. Считаю, что задача должна выполняться.

«Понятие защищенных и незащищенных статей достаточно условное»

— Вы на Петербургском форуме сказали: «Когда денег нет, не хочется их тратить». Вам возразили, что деньги есть, просто мы неэффективно их тратим. Сейчас защищенные статьи бюджета — это социальные расходы, оборона, безопасность. Получается, что под нож попадают в основном инвестиционные расходы. Нет ли планов пересмотреть перечень защищенных статей, добавить туда инвестиционные расходы?

— В прошлом Бюджетном кодексе было прописано понятие «защищенные статьи» и перечень статей, которые к ним относятся. Сейчас такого понятия нет. Мы можем лишь условно говорить, что есть защищенные расходы. В первую очередь это социальные обязательства, пенсии. Мы не можем сократить выплату пенсий и уменьшить те обязательства, которые есть у государства. И не будем этого делать, поскольку это противоречит нашему закону и нашим планам.

— Можно не индексировать эти выплаты так, как раньше...

— Вопрос индексации, как и в текущем году, относится не к сокращению действующих обязательств, а к новым решениям по индексации пенсий. Есть ряд расходов, от которых невозможно отказаться. Есть ряд позиций, по которым нужно принимать в нынешних условиях ответственные решения. Можно говорить о более точечном, более эффективном использовании бюджетных средств. Например, можно раздавать субсидии всем предприятиям, которые встали в очередь. Такой принцип, как ни странно, используется: кто первый пришел, тот и получил. А можно оценивать эффект каждого бюджетного рубля для роста экономики. Ты можешь получить субсидию, обеспечив дополнительный экономический рост. Тогда можно сократить количество субсидий, но получить больший эффект. То же касается и социальных расходов. Сейчас выдача этих расходов осуществляется по принципу категорийности граждан, льготников. Но не все эти категории граждан являются нуждающимися: у некоторых большие имущественные комплексы, большие зарплаты, есть миллионеры среди них. Тем не менее государство по-прежнему тратит деньги на всех одинаково. Правильно это или нет, справедливо или нет?

— То есть речь идет об адресном подходе?

— Об адресности, да. Без ущерба для выполнения социальной функции государства мы можем повысить эффективность, и даже людям, которые сегодня получают социальные выплаты, пособия, мы могли бы платить больше денег за счет того, что кем-то выплаты менее востребованы.

— Вы имеете в виду принцип нуждаемости, который уже активно используется в регионах?

— Конечно.

— Будут ли все-таки сокращаться инвестиционные расходы?

— Нужно повышать эффективность инвестиционных расходов. Зачастую у нас принимаются решения об инвестициях: строительстве зданий для учреждений и так далее — без оглядки на последующее содержание этих объектов. Когда посмотришь в комплексе, есть ли у нас ресурсы и на строительство, и на содержание этих объектов, по-другому воспринимается целесообразность тех или иных государственных инвестиций.