Лодовико Антинори — РБК: «Современная молодежь пьет вино по-другому»

Лодовико Антинори (Фото: Владислав Шатило / РБК)

Семья Антинори профессионально занимается производством вина с 1385 года, когда Джованни ди Пьеро Антинори стал членом гильдии виноделов Флоренции. С XVIII века вино Антинори поставляется за рубеж, а в начале XX века в одном из хозяйств семьи было произведено первое в Италии игристое вино по классическому методу.

В 1960-х годах за бизнес Marchesi Antinori Srl стал отвечать Пьеро Антинори. Его младший брат Лодовико какое-то время работал в США, где столкнулся с тем, что итальянские вина гораздо менее популярны по сравнению с французскими и даже немецкими. Изначально Антинори-младший даже хотел основать винодельню в Калифорнии, но в итоге по совету энолога Андрея Челищева принял решение создать независимое от брата производство в Италии. По словам Пьеро, они не смогли бы работать вместе: «Лодовико никогда не мог принять тот факт, что не может быть главным в нашем деле, из-за того что он на пять лет младше». В 2001 году продукция младшего Антинори была признана «Вином года» по версии ​журнала Wine Spectator, а затем он вернулся в семейный бизнес.

В интервью РБК Лодовико Антинори рассказал, почему ему нравятся русские потребители и инвесторы, о влиянии средств массовой информации на формирование отношения новых поколений к вину и о том, почему многих в Италии не устраивает политика глобализации.

— Нет, это не так. Мой старший брат унаследовал компанию, которая к тому времени уже была большой, и сделал ее еще больше. У него все получилось, потому что он человек с финансовым складом ума. Брат хотел, чтобы компанию Antinori знали во всем мире. Все принадлежащие ему компании во всех странах присутствия очень успешны: за редким исключением, они показывают хорошие результаты, особенно американский проект (Antinori принадлежит хозяйство Red Mountain в штате Вашингтон. — РБК). В отличие от него я винодел, а не бизнесмен. Я никогда не был сильно вовлечен в финансовую составляющую дела. Меня больше привлекало качество вина, его художественная часть. Еще молодым человеком я уехал в США, чтобы представлять там интересы Antinori, продвигать наши вина на этот важнейший рынок. И работая в Америке, четко осознал, насколько драматичным был статус и положение итальянских вин на международном рынке. ​

— Что значит «драматичным»?

— Основная часть вина на американский рынок поставлялась из Франции и Германии, а итальянского было мало. У потребителя не было никакого представления об итальянских винах, и отношение к нам было соответствующее. Я, например, выяснил, что многие потребители в США покупали вино Antinori не потому, что оно им нравилось, а исключительно из-за формы бутылки — в виде рыбы. В одном американском ресторане мне так и сказали: «Да, мы покупаем ваше вино, ведь из вашей бутылки можно сделать симпатичный плафон для ночника». Это было довольно унизительно. Тогда я понял, что с подобной репутацией нам не завоевать мир и надо делать что-то, чтобы исправить репутацию итальянского виноделия. Но я не знал как. Вместо успеха тогда было огромное разочарование, но это полезный опыт. Я перестал работать на Antinori и остался в США, пытаясь заняться чем-то другим: ездил во Вьетнам как военный фотограф, снимался в кино. Но большого успеха в этом не добился.

Я вернулся в виноделие благодаря случаю. Как-то в Калифорнии, будучи в гостях, я попробовал вино. Это был зинфандель — фирменное красное вино Калифорнии, его там делают везде. Однако именно у этого вкус был невероятный — элегантный, бархатистый. Я был потрясен и спросил, кто сделал это вино. Оказалось, что его создателем был Андрей Челищев, выходец из России, который осел в Калифорнии и считается отцом современного американского виноделия. Мы с ним познакомились и, несмотря на разницу в возрасте, стали друзьями. Он был невероятным человеком, очень разносторонним, с ним можно было говорить не только о вине, о чем угодно. Я хотел даже сделать с ним винодельческий проект в Калифорнии. Однако все сложилось иначе. У меня был участок в Тоскане, в районе всемирно известной сейчас деревни Болгери. Я пригласил туда Челищева и спросил его мнение. Он целый месяц провел в Тоскане, и его вердикт был таким: «Это настоящее Эльдорадо для винодела, ты должен остаться здесь и сделать великие вина, которые прославятся на весь мир». И я остался.

— В Тоскане вы создали вина Masseto и Ornellaia, ставшие символом стиля «супертоскана» (неофициальная категория тосканских вин, не признанных итальянской системой классификации. — РБК). Но через 15 лет после запуска проекта вы продали компанию Роберту Мондави (сумму сделки не называли, но, по оценке ​Wine Spectator, Антинори получил $35 млн. — РБК). Почему?

— Это трудный для меня вопрос… Можно сказать, что причиной стало стечение нескольких обстоятельств. Во-первых, успех пришел ко мне слишком быстро. Нам сопутствовала удача абсолютно во всем: чтобы мы ни делали, получалось отлично, нам везло с погодой, вообще со всем. Наше великое и одно из самых дорогих вин в мире Masseto было создано тоже довольно случайно. Его не было в планах, но я обнаружил на винограднике небольшой участок с голубой глиной, которая подходит для «мерло», и сказал: а давайте посадим здесь «мерло». Результат превзошел все ожидания, и мы стали делать Masseto из винограда «мерло», выращенного исключительно на этом участке. Все так удачно получалось, что я в какой-то момент понял, что, добившись с этим проектом невероятного успеха, больше не испытываю прежнего энтузиазма, что мне требуются какие-то новые вызовы, новый стимул в жизни. Я не задумывался над тем, что годы постепенно уходят, чувствовал себя молодым и полным сил.

Фото: Daniele La Monaca / Reuters

На это наложились другие важные события в моей жизни: в 1999 году, когда началась сделка по продаже, родилась моя единственная дочь, в том же году в автомобильной аварии разбился управляющий моей компании, с которым мы были в очень близких отношениях.

К тому же в Тоскане я постоянно ощущал зависть со стороны людей, живших по соседству. Вокруг были винодельческие хозяйства, развивавшиеся 60–70 лет, но не достигшие и толики того успеха, к какому я пришел за 15 лет работы. К тому же в Тоскане традиционно сильны коммунистические настроения. Люди говорили, что я веду бизнес в американском стиле, что я продал их традиции. Как-то ко мне подослали проверяющих из полиции, которые не нашли на винодельне никаких нарушений, кроме того, что на бутылках Ornellaia стояла маркировка места контролируемого происхождения Bolghery DOC, хотя формально я не имел права ее наносить, так как не подал соответствующего уведомления. Я просто забыл послать это уведомление, не придал этому документу особого значения. В итоге нам выписали огромный штраф: хотя все понимали, что Ornellaia великое вино, формально оно было признано контрафактом. Могли, кстати, и в тюрьму даже посадить на пару лет. Я был в шоковом состоянии: все шло так хорошо, и тут гибель управляющего, этот штраф, отношение соседей. И вот на фоне всего этого я встретился с представителем Роберта Мондави (некогда крупнейший производитель вина в Калифорнии. — РБК), который предложил мне продать компанию. Сумма по тем временам была невероятной для Италии, никто до меня не продавал винодельню такого типа по такой цене. И все равно я считаю это ошибкой.

Удачей было то, что в сделку не вошел участок, купленный мной двумя годами раньше, где я сейчас развиваю мой нынешний проект Tenuta di Biserno. Семья Мондави предлагала мне продать и его на очень выгодных условиях либо создать на нем совместную компанию. Но я подумал, что если продам и эту землю, то семья Антинори уже никогда не воссоединится. И я пришел к старшему брату, и теперь это наш совместный бизнес. Долю в нем имеет еще наш племянник Никколо — он не был в семейном бизнесе до этого, выступал как профессиональный жокей на скачках. Эта компания вновь объединила семью: у меня в ней 33%, у Пьеро — 30% и у Никколо — еще 18%, остальное — у инвесторов, не входящих в семью Антинори.

— Если бы вы продавали Ornellaia не в 1999 году, а сейчас, больше бы заработали?

— Не сомневаюсь, что больше. Бизнес растет сам по себе, и с точки зрения прибыли сегодня Masseto обеспечивает своим нынешним хозяевам рентабельность на уровне 55%. По степени маржинальности этот бизнес можно было бы сравнить с нефтедобычей. Разница в том, что запасы нефти практически неисчерпаемы, а объемы виноделов ограничены размером терруара. Но маржинальность, конечно, сейчас просто невероятная. Новые хозяева Masseto (семья Фрескобальди, выкупившая хозяйство у Мондави. — РБК) обеспечивают дополнительную прибыль, оформив Masseto и Ornellaia как фермерские хозяйства. Для фермеров предусмотрены налоговые льготы — 8% вместо 14% от выручки, которые платят корпорации. Мы тоже собираемся перерегистрировать Tenuta di Biserno как фермерское хозяйство. Может быть, это выглядит не вполне честно по отношению к реальным фермерам со стороны производителей вин стоимостью несколько сотен евро за бутылку, но если закон позволяет такое, почему бы не воспользоваться?

Лодовико Антинори

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— Я не хочу давить на нее. Ей 19 лет, она увлекается модой, живет сейчас в Лондоне. Честно говоря, она еще ребенок, недостаточно зрелая, чтобы принимать серьезные решения. Она видит себя в модном бизнесе, однако сегодня в Европе сделать карьеру в нем тяжело: слишком большая конкуренция, слишком агрессивные игроки на рынке — ей придется противостоять настоящим зубастым акулам из мира моды. Мой брат предложил ей заняться работой по продвижению Antinori, бесплатно путешествовать по миру, частично участвуя в семейном бизнесе. Конечно, мы не хотим, чтобы она делала то, чего не хочет, но будет действительно здорово, если она примет это предложение. Когда моего брата не станет, мы бы не хотели, чтобы компанией управлял кто-то вне семьи. Это желание моего брата, и я хочу того же.

— Как вы считаете, изменилось ли у современной молодежи отношение к вину?

— Современная молодежь пьет вино по-другому, нежели во времена моей молодости. Тогда бокал красного вина — это было традиционное ежедневное сопровождение еды. Сейчас молодежь уже не воспринимает вино как напиток, которым запивают еду. Им интересен вкус, они ищут бренды. Сейчас гораздо больше, чем во время моей молодости, разговоров в СМИ о вине — по телевизору, в журналах. Люди смотрят разные шоу о кулинарии, повара становятся настоящими звездами, а гастрономия и вино всегда вместе. Сейчас именно телевидение помогает продвигать хорошие итальянские вина. Но мы также заметили, что молодые сегодня часто предпочитают вину пиво или коктейли.

— Как это влияет на потребление вина в целом?

— Статистика показывает, что сегодня люди пьют вино не так часто, как в прошлом, — всего несколько раз в неделю, потому что хорошие вина стоят дорого и потребители не могут позволить себе покупать их для каждого приема пищи.

— Большинство ваших вин вы продаете за пределами Италии?

— Да, Италия для нас не основной рынок. Самым большим рынком для нас является Швейцария. Я провожу там много времени, у меня там много друзей, связей, хорошие отношения с крупными дистрибьюторами. А у швейцарцев много денег. Например, в Германии около 5% населения предпочитают покупать вино не дороже €8. В Швейцарии 25% населения покупают вино по цене выше €25 за бутылку.

— Какое место занимает Россия в структуре вашего экспорта?

— Россия — значимый рынок (эксклюзивный импортер Tenuta di Biserno — компания MBG Wine. — РБК), он динамично развивается, впрочем, пока не входит в число крупнейших. Одновременно я знаю: у наших вин есть российские поклонники. Я слышал о случае, когда россияне в Италии в одном ресторане попросили наше вино, и когда его там не оказалось, просто встали и ушли. Это говорит об отношении. Для меня это важнейшее достижение.

— ​Известно, что русские покупают в Италии не только вино, но и виноградники. Много ли за последнее время появилось виноделов из России и правда ли, что 50% виноделен в Тоскане сейчас выставлено на продажу?

— Я не знаю точной статистики, но это может быть правдой, потому что производителей вина в Тоскане много, конкуренция высокая. И если они не находят рынок сбыта, их предприятие становится убыточным и они готовы его продать. Тем более что покупатели есть, в том числе из России. Правда, россиян больше интересует недвижимость: виллы в Тоскане, с хорошим пейзажем, в тихом месте.

Фото: Daniele La Monaca / Reuters

Вот был случай: ​один мужчина из России купил виллу неподалеку от места, где живу я. Конечно, он не смог удержаться и посадил несколько акров виноградников для производства собственного вина. Когда появилось вино, он решил использовать старую виллу в качестве гостевого дома, а себе построить новый дом рядом. Проблема была в том, что статус земли не позволял никакого строительства в этом месте. И что он сделал? Пришел к мэру, описал проблему и прямо спросил, может ли он получить разрешение на строительство в обмен на финансирование чего-то необходимого для города. Мэр попросил его построить новую школу, если он действительно хочет помочь. «Сколько это будет стоить?» — спросил русский. — «€8 млн». — «Нет проблем». И он построил новую школу и получил разрешение использовать любую землю, какую хотел.

Мне нравится эта история, потому что в Италии ни у кого нет смелости делать такие вещи и нет таких финансовых возможностей. В России, если у вас есть деньги, вы можете разобраться с любыми проблемами. И когда русские люди уезжают за границу, они используют такой же подход.

— Но такие винодельни нельзя назвать бизнесом, это же хобби.

— Именно. Люди делают вино, но это не работа, а хобби, развлечение. Иностранные инвесторы покупают землю именно с таким подходом.

— Насколько я понимаю, именно в Тоскане бóльшую часть денег вкладывают немцы и итальянцы.

— Что вы думаете об инвесторах из азиатских регионов?

— Китай — потенциально самый большой рынок вина. Я работаю с группой обеспеченных китайских клиентов. Они обычно покупают десятилетнее красное вино. И даже не потому, что ценят такую выдержку. Оказалось, что у них есть особенности организма, связанные с метаболизмом: они плохо переносят молодые танины и другие микроэлементы, находящиеся в молодом вине. Длительная дубовая выдержка сглаживает танинность и делает вино приемлемым для них. Впрочем, китайский рынок сейчас не самый значимый для итальянских вин, там не слишком хорошо с ними знакомы. В Азии основные наши покупатели — Япония и Гонконг. Гонконг можно назвать настоящим центром винной торговли в Азии.

Лодовико Антинори

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— Вы не в первый раз в России и уже, наверное, слышали, что сейчас происходит так называемое возрождение российского вина. Что вы об этом думаете?

— Я пробовал немного русского вина, оно было из Крыма, название уже не помню. Оно было хорошим, честно. Вообще Крым — отличное место для виноградников. Я надеюсь, что у России будут отличные вина. Я всегда счастлив, когда развивается местное виноделие. С одной стороны, при развитии местного рынка в каждой стране мы теряем свою долю. Но с другой — таким образом только увеличивается общее потребление, что дает нам новые возможности.

​— Против России действуют экономические санкции США и Евросоюза, а значит, и Италии. Как вы относитесь к этому политическому кризису отношений и как по-вашему, возможно ли что-то изменить в ближайшее время?

— У нас в Италии недавно были выборы, и большинство голосов получили новые партии — «Движение «5 звезд» и «Лига Севера». Это важно и показательно, потому что итальянцы проголосовали за партии, которые открыто выступают против политической и финансовой глобализации, реализуемой по сценарию людей вроде Джорджа Сороса. И они не поддерживают все эти санкции, принятые в отношении России с подачи США. Эти партии выступают не за выход Италии из ЕС, но за предоставление независимости в принятии политических и экономических решений, таких как присоединение к тем же санкциям против России. Подобная модель сейчас реализуется в Венгрии.

Многие страны хотели бы восстановить нормальные отношения с Россией, поверьте. Даже Германия: Ангела Меркель может сколько угодно говорить какие-то осуждающие Россию вещи на публику. В то же время она подписывает соглашение с «Газпромом» о трубопроводе по дну Балтийского моря, помогает открыть завод Mercedes в России. У Италии с Россией множество торговых связей — это и наши продукты, и вино, и высокотехнологичные изделия; итальянская компания Eni давно работает в России. И нам не нравится, когда Америка указывает, с кем дружить и с кем вести торговлю. Мы любим русских, они приносят в Италию много денег, да и люди приятные. В Италии хотят перемен, поэтому и успех двух новых партий на выборах был закономерен. У меня есть приятель, очень известный и влиятельный адвокат на севере Италии, я ему рассказывал о своих впечатлениях от России, и он мне сказал: «Я мечтаю, чтобы в Италии на ближайшие 20 лет установился режим, как в России. Италии это просто необходимо». И я согласен, нам действительно не помешала бы рука потверже.